Изгнание. Книга 1

Основной технический экипаж включает тридцать-сорок человек: очень большая команда! Обслуживающий пассажиров персонал в это число не входит: предположительно, среди слуг могут быть не только люди. Также на дирижаблях находится немалое количество охранников-контролеров для обеспечения порядка: силы государственной безопасности сюда допуска не имеют, но компания гарантирует спокойное путешествие всем своим клиентам. Поэтому, думаю, охраны здесь не меньше, чем обслуги.

Перед тем, как подняться на борт, я с восторгом еще раз обозрела сигарообразный корпус дирижабля. Внизу, примыкая к каркасу воздушного судна, в передней части крепилась огромная длинная гондола, в которой, собственно, и размещались управленческие системы, — или рубка управления, — служебные помещения и каюты повышенной комфортности для нас, богатеньких пассажиров.

Каюты распределялись по сторонам света: мне достался билет на восточной стороне, — хороша она или нет, узнаю впоследствии. Всего кают, думаю, было около тридцати или сорока. Мне пришлось взять билет на двоих, чтобы избежать нежелательного соседства с какой-нибудь незнакомкой из числа искательниц приключений за чужой счет.

Кассир, принимая от меня 'живые' деньги, которые я заранее сняла в автомате, заранее пояснила, что на 'Феличе' меня будет поджидать не только комфорт, но и некоторые неудобства: стоячий душ вместо удобной ванны, например. Это связано с особенностями этого вида воздушного передвижения: компания стремилась максимально облегчить вес всех систем судна, поэтому приносит свои извинения.

В наши дни дирижабли также являются элитной формой передвижения: билет в другую часть света стоит так дорого, что дешевле слетать на Муну! Впрочем, безопасность полетов современных дирижаблей полностью гарантирована предприятиями-изготовителями: в старину много дирижаблей погибло от разных досадных неожиданностей, и несколько столетий этот вид транспорта буквально хранился в исторической камере хранения.

Почему так дорого стоит проезд в наши дни? Не только потому, что неспешная воздушная поездка способствует полной релаксации и получению массы новых впечатлений: медленно лететь над Земом можно и на обычной мангане, и на маневренном манге, — или спидоптере.

Совсем иными факторами объясняются высокие цены билетов на полет в дирижабле: так как на Земе давно официально запрещены азартные игры, то их столетие назад перенесли в воздух. И теперь именно на дирижаблях размещается сеть воздушных казино, в которых просаживают свои кровные деньги бездельники-элитарии.

Впрочем, в казино играет не только знать, но и удачливые ординарии: инженеры-изобретатели, удачливые промышленники и просто отчаянные прожигатели жизни, готовые за миг счастья потерять все, что имеют. Здесь же крутятся и наиболее симпатичные скорты, сумевшие скопить денег на полет, в надежде подцепить достойного кавалера, но чаще всего их ожидания рассыпаются карточным домиком: те, кого влечет рулетка, не слишком интересуются женщинами. Никогда не понимала людей, играющих в азартные игры.

Осторожно добралась до своей каюты на восточной стороне, кинула вещи в нишу и они немедля скрылись из глаз в потайной кладовке; нажала на кнопку формирования кровати и она мигом возникла словно из ниоткуда: большая, царственная, с удивительным фиолетово-пурпурным пологом над нею. Брыкнулась на достаточно широкую кровать, болтая ногами в воздухе.

Кровать отозвалась легким старинным скрипом и облекла меня нежно и трепетно: я словно утонула в ее пушистой мягкости, имитирующей пуховую перину средних веков. Прежде вечно спала на твердых ложах с упругими полутвердыми подголовьями, 'полезными для здоровья'. Всю жизнь мечтала покататься на дирижабле, но мать полагала пустой тратой времени такое неспешное путешествие. Но все-таки я полечу на дирижабле: именно здесь, на воздушном судне экстра-класса, никто никогда не станет меня искать, — здесь никому ни до кого нет дела!

Через наклонное окно-иллюминатор моей каюты, — точно как в средневековых галеонах или фрегатах, — был виден отличный обзор: редкие перистые облака, а сквозь разрывы в них виднелась проплывавшая медленно далекая земля, с высоты казавшаяся такой игрушечной и странной. Глядя в окошко, я почувствовала себя совсем молодой, юной и вполне счастливой, позабыла на миг обо всех своих грядущих проблемах, — отвлеклась.

В дверь постучали тихо, неуверенно. Я замерла. Стук раздался снова: такой же робкий, но он повторился снова и снова: некто настойчиво желал войти в мою каюту. Зачем? Ведь я одна лечу здесь! Ошиблись номером? Распахнула дверь так резко, что тот, кто стоял за дверью, едва не упал прямо на меня, внутрь каюты, удержавшись лишь чудом.

Удивилась несказанно: за дверью оказалась девушка, с тонкими изысканными чертами лица, с огромными темными глазами трепетной лани, — их кончики приподнимались к вискам точно так, как и должно быть на изображениях древней страны Та-Кемет, — или Египта. Черноволосая, стройная, изумительно красивая, тонкокостная, она до невозможности походила на знакомое всем с детства изображение египетской царицы Нефертити, — и полуодета! Вернее, она была своеобразно одета, но ее наряд напоминал древнеегипетский в малейших деталях! Чудеса, да и только!

На смуглокожей девице, то ли загорелой, то ли такой смуглой от рождения, была короткая, четко облегающая все контуры тела тончайшая полупрозрачная туника из белой ткани, — отличной имитации виссона. Ни одного украшения, кроме широкого металлизированного воротника из дорогой ткани на шее, имитирующего ожерелье. Сквозь тунику отчетливо виднелись коричневые упрямые соски, бросающие вызов окружающим. Я хмыкнула: неужели слишком открытая одежда не смущает девушку, скромное лицо которой отнюдь не кажется вульгарным?

Перевела взгляд вниз, на ноги девушки, — вздрогнула: та оказалась босой! Кто в наши дни босиком путешествует на дирижабле? Конечно, битых стекол, — бича недавних веков, здесь не валяется, но полы — ледяные, как можно проявлять такую безответственность и оригинальничанье? Дикарка!

— Ты почему босая? — задала вопрос. Мне бы следовало спросить незнакомку, что ей нужно от меня, или дать ей самой высказаться: ведь не просто так она ко мне постучалась. Но я спросила о самом важном, по моему мнению. Причем вопрос задала в категорической форме, с ударением.

— Мои сандалии ужасно натерли мне пятки, — девушка ответила робко, чуть ли не заикаясь, чуть развернулась, показав мне страшные кровавые мозоли сзади на пятках. Я поморщилась и продолжала допрашивать неизвестную:

— Что, другие нельзя было купить? На такое дорогое платье денег хватило, а на новую пару обуви — нет? Твое платьишко стоит немало!

— Простите, госпожа, но мое платье — это моя униформа, — хрупкая красавица улыбнулась мне просто и безыскусно. Она словно извинялась. — Мне нельзя ходить в другой обуви, кроме той, какая полагается, но босиком — можно: это совпадает с моим образом девушки Позднего Царства. Я — ваша горничная!

В самом деле, я и забыла: на дирижабле, как и в дорогой гостинице, есть свой обслуживающий персонал. Однако, горничная — не восточная рабыня, чтобы бегать босиком по коридорам! Что за начальство тут у них? Позор!

— Зайди немедленно! — жестко ухватила за руку девушку, которой, пожалуй, лет было побольше, чем мне самой, года двадцать два — двадцать три на вид, но робка — до чрезвычайности: зажалась в комок от моего прикосновения, словно я ее бить собираюсь. Я выудила из своего куцего саквояжа сандалии-трансформеры, перекинула ремешки по-другому, удлинила завязки, — получилось вполне по-египетски. Хотя скорее по-гречески. Зато — из мягкой дышащей субстанции.

— Надевай, быстро! Не спорить, делать, как я сказала! — резко выдохнула, всовывая сандалии в руки покрасневшей девицы. Та, не споря, приняла из моих рук подарок, немедленно надела, улыбнулась неуверенно.

— Спасибо, добрая госпожа! Ваша обувь совершенно невесома на ноге! Просто чудо! Дай бог вам здоровья и удачи во всех ваших делах!

Не понравилось мне такое уничижение со стороны молодой, красивой девушки. И что это за профессия для женщины: горничная? С этой работой вполне мог бы справиться робот, а не такая сказочная красавица! С нее бы картины писать: натурализм в живописи вновь в моде...

— Как тебя зовут, дорогая? И прекрати смущаться, пожалуйста! Я тебя кусать и бить не собираюсь! Или пассажиры разные попадаются?

— Разные... — эхом откликнулась живая копия Нефертити. — Мое имя — Лиэз БР-13, добрая госпожа. Всегда к вашим услугам. Я убираю в каютах восточной стороны: их меньше, чем на трех прочих сторонах, но они — самые дорогие! Мне доверена ответственная работа, потому что я — очень, очень старательна! Причем по собственной воле: я счастлива, что могу приносить пользу людям каждый день! Повелите сделать влажную уборку сейчас, перед началом рейса, чтобы более не тревожить вас сегодня, или потом? Позвольте показать вам, как вызвать появление прочих личных удобств в каюте: нажмите на эту зеленую кнопку, — и появится углубление для душа. Здесь есть устройство с циркулирующим массажем, контрастный душ, душ с радоном, с минерализованной водой... вот здесь, — кнопка прочих удобств...

Она щебетала все увереннее, — чувствовалось, что объяснение внутреннего устройства кают ей приходится повторять постоянно, — но я, напротив, почти утратила дар речи, услышав полное имя своей горничной: она оказалась биороботом, однако, я, впервые в жизни, этого не ощутила! Что случилось: моя сенсорная сфера дала сбой, и я приняла робота за живого человека? Может, так действует пребывание на значительной высоте? Или... у нее отключены датчики управления — чипы компьютерные? Но, в таком случае, как управляется этот биоробот?

Напрягая всю свою психоэмоциональную чувствительность, я прикрыла глаза, стараясь увидеть вторым зрением незримые инородные вибрации, исходящие от биоробота, но так и не ощутила присутствия мертвящих чипов в каюте. Только от внешнего коннекта на руке Лиэз, — имитации серебряного браслета, — исходила слабая пульсация. Коннект, как у нормального человека! И все! Как такое возможно? Как она справляется с работой?

— Я не чувствую, что ты — биоробот! — не стала притворяться: девица казалась мне простой и искренней, и она так напоминала человека! Настоящего!

— Госпожа — сенс? Вы прошли обучение в школе креационистов и научились слышать пустоту? Ой, как интересно! — она хихикнула глупо, по-детски, как ребенок лет семи-восьми, высказывая, однако, некоторые познания, отнюдь не свойственные неграмотным клонам. Такое поведение было нехарактерно как для взрослой девушки, так и для робота с автоматизированными поведенческими реакциями. Девушка вела себя, как юная школьница! — Вы совершенно правы: у меня извлечены все чипы! Это — эксперимент нашей компании: чипы очень помогали на начальном этапе работы, но, поскольку я очень давно работаю в обслуге дирижабля, — больше восьми лет, — их сочли возможным извлечь. И теперь я во всем подобна обычному человеку: начальство связывается со мной через эту штуку в самом крайнем случае, а свои непосредственные обязанности я выполняю без всяких напоминаний со стороны. Когда захожу в номер для выполнения спецзадания, то попросту отключаю коннект: мне разрешили. Я ответила вам, госпожа?

— И ты сама справляешься, без всякого слежения за твоей деятельностью с пульта управления? Без вживленных программ? Ты сама выбираешь последовательность нужных действий? — мое удивление не знало границ.

— Конечно, госпожа: у меня хорошая память и быстрые руки!

С таким случаем мне еще не приходилось сталкиваться: получается, из живого биоробота извлекли всю лишнюю начинку, и клон человека запросто смог вести себя, как обычный человек! Черт возьми! Известно ли об этом эксперименте местного значения креационистам? Наверняка, они бы не разрешили, это точно! Возможность самостоятельного мышления у простого клона, — нонсенс, это рушит всю религиозную систему, по которой простые безымянные биороботы, созданные из клеток незначительных людишек или из ДНК, взятых на раскопках, числятся безропотными бездумными слугами человека, хозяина мира и природы. Если клон способен думать сам...

Я знала о том, что клоны политиков, разных выдающихся людей, при получении соответствующего длительного образования, были способны на ведение самостоятельной активности: их часто выдавали за самих политиков, они даже совершали иногда научные открытия, подобно своим оригинальным прототипам, но простая горничная, — разве она имела хоть зачатки образования? Кто ее учил?

— Чей ты клон, ты знаешь? И как долго ты обучалась до начала твоей профессиональной деятельности?

— Я не знаю, по чьему образу и подобию меня воспроизвели. Думаю, это была женщина! — она еще и шутила, сама шутила и улыбалась своей шутке! — Я не училась по-настоящему ни дня, госпожа! Если вы имеете в виду ту учебу, при которой сидят, что-то запоминают, морща лоб, и ничего не делают, пока учатся! — Лиэз вновь улыбнулась робкой обезоруживающей детской улыбкой. — Первые годы работы мое тело и мозг полностью подчинялись вложенным в меня программам, но шли дни, месяцы, годы, — и я запоминала все свои движения, все совершаемые мною манипуляции, — именно я, а не мои чипы! Большинство биороботов долго не живут, даже здесь, на легкой работе: большинство моих товарок давно списали на берег. Мне повезло: мои клиенты по восточной стороне не проявляли нареканий, — я смогла отслужить целых восемь лет, — и не износиться, не заболеть, не быть списанной в тираж. То есть на переработку. Да, мне известно, что отработанный материал перерабатывают, а бесполезные останки аннигилируют.

Один из богатых клиентов-путешественников, такой смешной: толстый, низенький, старый, лысый и добрый, — в долгом путешествии часто звал меня к себе и один раз он сильно возмутился, когда мне пришел приказ от начальства срочно явиться в соседний номер.

Именно в такой момент, когда он не мог отпустить меня от себя. Мне приходилось постоянно помогать ему в этом, ну, вы понимаете, и я очень старалась угодить, чтобы он был доволен. Тогда он пошел к моему начальству и предложил доплатить, чтобы мне отключили все чипы, потому что они мешают ему заниматься со мной сексом в пути, — эта услуга также входит в обязанности горничной. Мое руководство посмеялось, но они не стали спорить с тем человеком: выключили все программы, полагая, что без них я уже не смогу выполнять никакие другие обязанности, кроме одной.

Однако, они ошиблись: по утрам и вечерам я все так же убиралась в номерах, и никаких нареканий от других пассажиров не поступало. Только по умственному развитию мне стало лет восемь! Зато раньше я работала безропотно и бессловесно, как робот из железа, а теперь научилась смеяться! Простите меня, госпожа: вы проявили ко мне доброту и я разговорилась! Простите, я такая глупая и наивная!

— Мне ты не показалась глупой! — глухо откликнулась я. Перед глазами встала полузабытая картинка: срочно изготовленный по тайному спецзаказу новенький клон меня самой, наряженный в мою собственную одежду и обувь, усаженный за руль манганы, чтобы погибнуть. Было ли ей больно?