Ангелы молчат

— Я беспокоюсь за Джоша.

Он поднял глаза, и я увидела, что вряд ли он думал о чем-то другом.

— Что в наших силах?

— Я не хочу, чтобы он закончил как Беати... но тут мы бессильны. Мне нужно его увидеть, Перри. Пусть даже в последний раз.

— Ты что такое говоришь?..

— Перри, я всегда чувствовала ответственность за него. Пусть он уже взрослый, раз так хочет, но я должна убедиться, что кто-то отвечает за него. Даже если я этому кому-то не доверила бы и морскую свинку.

Черт, подумала я, как все действительно познается в сравнении. По мне теперь любая татуированная с ног до головы шлюха-наркоманка — лучшая альтернатива...

— Боюсь, что поздно, Ки. Может, мы и вправду сильно его опекали? Может, теперь он сам за себя отвечает?

— Что плохого в том, что мы так его любим?

— Ничего плохого, кроме таких вот терзаний. Ты знаешь, где его искать?

— Думаю, и ты знаешь.

— Я пойду с тобой.

— Не нужно, Перри. Ты прав. Это моя проблема, и я справлюсь.

Какая я смелая.

Нет, не смелая, просто устала терять любимых.

* * *

Я постучала всего раз, потому что была уверена, что он слышал. Если он там. Он был там и слышал, но открыл дверь только через минут десять.

— Чего тебе? — спросил Зак, не особо разводя политесы.

— Я хочу поговорить с Джошем.

— Во как?..

Он недобро улыбнулся, и мое сердце скатилось куда-то к коленям и притихло там.

— Так ты пришла за ним или за его телом?

Я почувствовала, что у меня слабеют ноги, но опереться все равно было не на что. И я устояла. Просто пришлось.

— За его красивым-красивым телом... А может, за его душой?

Ко всему прочему я потеряла и способность отвечать. Просто стояла и смотрела на него, как он на меня.

Зак оперся плечом о притолоку и разглядывал меня в своей обычной нахальной манере. На удивление, обоими глазами — челка была заправлена за ухо. На нем были только кожаные штаны, которые сидели так низко, что татуировка-кошка на бедре оказалась видна почти полностью. Пригласить меня внутрь, видимо, даже не приходило ему в голову — да я все равно не зашла бы.

— Не знаю, где его душа, — сказал он наконец, — но тела здесь нет.

— Прибереги свое красноречие для малолеток, — выдавила я. И сама удивилась, как пусто и совсем не агрессивно звучит мой голос. Я была вымотана и слишком переживала за Джоша. Я боялась сильнее, чем злилась. Да и какой смысл изображать судью Дредда перед существом, которое все равно слышит тебя насквозь, каждый нюанс твоего голоса? Наверное, он слышал и слезы, которым только команду дай. Просто сейчас мне как-то стало все равно.

Но внезапно он оставил свой тон. Я даже не поняла, чего коснулась перемена, — просто мелькнула какая-то неясная тень.

— Что ты хочешь от меня, Кира? — спросил он совсем нормальным голосом, который абсолютно ему не шел. Только сейчас я заметила, как глубоки и темны круги у него под глазами. И поняла, что за тень мелькнула. Я бы назвала ее тенью души, хотя и очень сомневалась в наличии последней у Зака, но с другой стороны — если есть тень...

— Ты отравил его.

Я выбрала это слово неожиданно для себя — то ли вспомнила рисунок на футболке Зака (испей меня?), то ли оно просто было самым подходящим.

— Он сам отравился, — возразил он, — не нужно было подходить так близко. Это как облучение твоего приятеля, только я его не контролирую — называй это личным обаянием. Кстати, Рэйни отлично вылизал мой подвал. Если Клуб отправит его на пенсию, что маловероятно, он запросто может зарабатывать этим на жизнь.

— Зак.

— Ну что? Джошуа не такой слабак, как вы все думаете. Он справится.

— Значит... он был здесь?

— Я и не говорю, что не был. Он нашел меня тогда в "Могиле", и мы напились почти до отключки... а потом я до утра испытывал его задницу на прочность. — Он остро улыбнулся, следя за моей реакцией. — Вечером у него было жуткое похмелье, но мы так... неаккуратно похмелялись, что снова надрались в хлам. А разговаривать нужно было натрезвую.

— И?..

— С четвертого раза получилось. Мы поговорили и все прояснили.

— Что "все"?

— Я сказал ему, что он... ну, не совсем подходит для всего этого... и такая жизнь — не для него.

— А он? — Вытаскивать из него каждое слово было утомительнее, чем разгружать вагоны, и больнее, чем рвать зубы.

— А он в свою очередь попытался доказать, что все-таки подходит. И некоторые его аргументы... хм... — Зак улыбнулся, будто вспомнил что-то приятное или забавное, — ...были довольно убедительны. Ох, Кира, как он это делает... не рот, а национальное достояние. Если бы я точно не знал, что у него не было практики, подумал бы черт знает что. Но...

— Но?

— Я все решил. И он ушел. Куда? Не знаю. Еще вопросы?

Я не верила своим ушам.

— Не понимаю...

— Чего ты не понимаешь, доктор Кастл? Зачем я приучал его к рукам, если все равно не собирался оставлять? Или почему я, — такой, в сущности, законченный мерзавец, — и не попользовался... случаем на полную катушку?

— Второе, — сказала я устало. Просто начало второго вопроса уже было развернутым ответом на первый.

— Знаешь, мой прайм через много лет после нашего расставания в откровенной беседе сказал, что считает меня своей большой ошибкой. И посоветовал не повторять ее, если окажусь в подобной ситуации. К тому же...

Он наклонился ко мне, улыбка с его губ не слезала, но глаза вдруг перестали улыбаться. Тень, мелькнув, давно исчезла, и вернулся прежний Зак.

— Я не вожусь с нецелованными.

— Но он не... — Мои мысли путались. — То есть — ты же сам его...

— Целовал? Да, целовал, до крови. Да, трахал. До обморока. Да, ваш мальчик выгибался подо мной и царапал мне спину, а когда я засаживал глубже — кричал так, что закладывало уши. Но я не то имел в виду. Думаю, ты прекрасно поняла, о чем я.

Я поняла. Но не поверила.

— И это причина?

Зак отстранился.

— Послушай, ты испытываешь мое терпение. Я и так сказал сейчас больше правды, чем кому бы то ни было за всю свою жизнь. Послушать тебя, так лучше бы я его себе оставил? Тебе это надо?

— Ты просто псих.

— Шаг назад, девочка. Знай свое место. Может, для Лассе я и грязнокровка, но для тебя -хищник, любой из вашего миллионного населения — мой потенциальный хэппи-мил на сегодня вечером. И так может статься, что это будешь ты — если вовремя не сгинешь.

Я поняла намек и начала медленно спускаться — мне не хотелось поворачиваться к нему спиной, но пришлось, чтобы не оступиться.

— Когда Джошуа найдется, — сказал он вдруг мне в спину, — передашь ему кое-что?

Я обернулась.

— Что?

— Ты ж не передашь.

Я вернулась на пару ступенек вверх. Не знаю, что заставило меня сделать это — может, что-то в голосе?

— Смотря что.

— Скажи, что мне с ним было хорошо.

За острыми клиньями его улыбки снова мелькнула уже виденная мною тень. Я почти поймала ее, почти-почти. И на мгновение подумала, что могу понять Джоша — почти-почти...

— Ты прав, — сказала я наконец, — не передам.

— И ты права, — насчет другой причины. Она действительно есть, поклон твоей интуиции.

— И какая же?

Зак хмыкнул.

— Неужели ты думаешь, что скажу? Оставь мне хоть немного достоинства!

Он громко хлопнул дверью прямо перед моим носом. Его чеширская ухмылка фантомом зависла на уровне дверного глазка, медленно рассеиваясь. Я смотрела на нее, пока она не исчезла, а потом побрела к машине.

Вечером позвонила Вилли Вегас. Я заметила, что абсолютно спокойно сообщаю, что без понятия, где гуляет ее сынуля. И заметила также, что Ванилла не так уж обеспокоилась — она целиком полагалась на меня. А зря.

Утром я рассказала все Перри. Он внимательно выслушал и, выдержав паузу, сказал:

— Как бы странно это ни звучало, выходит, побуждения Зака были... гуманны, так?

— Зак в сочетании с гуманизмом — нонсенс, но вынуждена согласиться. Или же он хочет, чтобы это так выглядело.

Перри приобнял меня за плечи и слегка встряхнул, подбадривая.

— В любом случае, пусть даже он маскирует под широким жестом свою неспособность... как это сказать? — сохранять к кому-то интерес больше года... в любом случае, он считай подарил Джошу этот год. А мог бы оставить себе.

— Он просто боится Лассе, и все. Боится, что мы ему пожалуемся.

— Зак бесстрашен и бескрышен, Ки, ты знаешь. Я не думаю, что он всерьез боится Лассе.

— Мне кажется, или я слышу нотки расположения?..

— Вот не выдумывай, ради бога. Просто факт — пробудь Джош с ним хотя бы месяц, год, возвращение было бы куда болезненнее. Если вообще возможно...

— Ох, не спеши благодарить его, Перри, — вздохнула я. — Джош еще не вернулся.

Джош вернулся через четыре дня. Только не полностью.

Однажды утром он пришел в больницу, как ни в чем не бывало, и мы... мы даже не решились подойти. Потом Перри признался, почему. Неизвестно, что произошло, но Джош слишком напомнил ему меня после разговора с Рэйни.

А меня он просто пугал — до дрожи. У него будто язык отрезали. Без обычных дредок, в обтягивающем черном батнике до подбородка, с тусклым потусторонним взглядом, он выполнял свою привычную работу, сосредоточенно, не ошибаясь, ничего не роняя на пол и не путая карточки, как обычно. Будто на автопилоте, отпустив сознание куда-то далеко, где ни ему, — да никому из нас не место. Сколько раз я едва удерживалась, чтобы не встряхнуть его хорошенько, надавать пощечин, просто убедиться, что он здесь, он сам, а не его безжизненная осушенная до дна оболочка. Но всякий раз его замораживающий взгляд предупреждал меня держаться подальше. Пощечин для него достаточно. Что бы с ним ни произошло, он предпочитал проходить через это сам, и возможно, Перри был прав. Он в состоянии отвечать за себя, даже если пришел к этому напрямик через свой личный ад.

Вечером я обошла кабинеты, пока обнаружила его сидящим в темноте на окне ординаторской.

Мои шаги прошуршали в тишине, призрачно, будто я не касалась ногами пола, но Джош все равно меня услышал. Он не обернулся — только сильнее обхватил себя руками, будто замерзая.

— Эй, брат, как жизнь? — спросила я еле слышно. — Что нового?

— Я, — ответил он, и это оказалось больно, хотя не так уж и неожиданно.

Было так непривычно видеть его в черном. Джош никогда не носил вещей вроде этой, но... в принципе, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чья она.

— Клёвая шмотка. Не жарко?

— А? — переспросил он потусторонним голосом, будто разговаривал во сне. — Да я согреться не могу.

Я хотела, чтобы он вернулся к нам. Я дотронулась до его руки, и он непроизвольно вздрогнул. От боли. Я была уверена и поэтому осторожно закатила его рукав до локтя, и на удивление он не возражал.

Сгиб локтя был лилово-черным, один сплошной кровоподтек, как у наркомана. Я только покачала головой.

— Блин.

— Ты ещё шею не видела, — сказал Джош безучастно.

Я посмотрела, аккуратно оттянув высокий воротник — действительно, куда хуже. Все оттенки морского заката — и это учитывая прошедшее время.

— Он тебя не жалел...

— На самом деле жалел.

Присмотревшись, я заметила, что действительно — укус всего один, остальное — порезы. Они чище, ровнее и заживают гораздо лучше... если кого-то это колышет. Выходит, Зака колыхало, надо же какой сюрприз.

Он отвернулся и снова обхватил себя руками.

— Давай поговорим? Хочешь?

— Лучше не надо, — ответил он, все так же не оборачиваясь. — Начну жаловаться — сразу раскисну. Я все-таки мужчина, Кира, а мужчине это не к лицу. Тем более перед девушкой.

— Во-первых, это предрассудки, — возразила я почти шепотом. — Во-вторых, я не девушка, а твой лучший друг. А в-третьих, не обязательно жаловаться, просто поговорим.

— Так иначе же не получится.

— Ладно. Если ты не готов, то, конечно, не стоит.

— А сколько должно пройти времени? — его голос прозвучал резко, хотя и по-прежнему тихо. — Ты — готова поговорить о Рэйни?

На это я не нашлась. У меня было десять лет, я — готова?..

— Это другое, — прошептала я.

— Это то же самое. И если ты до сих пор не готова, я не уверен, что выдержу десять лет. Как ты. — Джош оглянулся, и я увидела огромные глаза, залитые тьмой и тоской. — Еще утром я думал, что сопли закончились, а теперь чувствую, что ни фига. Так что оставь мне хоть немного достоинства.

И где я совсем недавно слышала эту фразу?..

Тогда я просто обняла его, прижала к себе, как после долгой разлуки, и он не мог сопротивляться. Я целовала его высокие скулы, глаза, лоб и лила слезы за нас обоих, и не могла остановиться. Да, нас бросили. Да, это было правильно и нужно. Только почему ж так плохо-то, а?

— Они плачут, Кира, — сказал он неожиданно, будто читал мои мысли. — Ангелы Имоджен. Теперь я слышу, как это...

— Нет, нет, нет. Не смей так говорить. Они не плачут, Джош, это всего лишь мы, а они, может быть, молчат пока, но скоро будут петь. Тебе и мне. И Перри. Всем нам. Совсем скоро, Джош, потерпи немножко. Потерпишь, милый?

Я чувствовала, как его тело постепенно расслабилось, и шутя разлохматила то, что осталось от волос. Дюйма полтора в лучшем случае.

— Обещаешь? — всхлипнул он, зарывшись лицом в мое плечо.

— Спорим на две упаковки пива?

— На три.

— О`кей. На три.

* * *

Эве Уоррен повезло, на нас было столько крови Беати, что можно было излечить сотню потенциальных сфинксов. Мы ничего не рассказали Лиз, а она не любопытна. Главное, что ее дочери не грозит превратиться в монстра. Думаю, Адам тоже оставил свою навязчивую идею. Хотя там увидим, ведь часто совсем не требуется постороннее вмешательство, чтобы стать чудовищем.

У Фландерсов родилась тройня — два мальчика и девочка. Даррен на седьмом небе от счастья. Джанин клянется, что это последний раз, но я отчего-то ей не верю. Кажется, они исчерпали фантазию и назвали их нашими именами, что нам уж-жасно польстило.

Чуть не забыла, новость года! К Имоджен внезапно вернулся разум. Однажды, когда я спешила на работу и уже нащупывала для нее доллар, она вдруг подошла и незнакомым, немного растерянным голосом сказала, старательно выговаривая слова:

— Извините, миз Касл... Я понимаю, что это звучит глупо, но я... не помню, где мой дом. Отвезите меня, пожалуйста, домой.

Миз Касл? Когда это она меня так называла? Я посмотрела в ее глаза, и это были обычные глаза четырнадцатилетнего подростка. Колдовская всезнающая глубина исчезла из них так же внезапно, как когда-то появилась. Не осталось ни одного шанса узнать, что произошло и почему все закончилось. Кто подменил ее сущность десять лет назад и подбросил ее обратно, как эльфы подбрасывают своих детей людям. Кто снарядил ее на миссию, и в чем был ее смысл. Никто не расскажет нам больше о нас, наших душах и голосах наших ангелов.

— Как же мы будем обходиться без Имоджен? — первое, что сказал Перри, когда я сообщила ему новость века.

Это правда, мы скучали по ней как по верному талисману. Но оно того стоило — Аттила Утор не заслуживал потерять всех своих детей. Кто бы ни вернул ему дочь, он знал, что делает.