— Обмолвился, что хотел бы встретится с архимагом Огня.
— Хм, тут я ему даже помогу, — улыбнулся верховный адепт Воздуха, услышав об извечных союзниках. — А почему он забывает про столь близкую для его страны силу Земли?
— Ее маги слишком тесно контактируют напрямую с императорской четой. Фириан не может рисковать.
— Знаешь что, я, пожалуй, сам встречусь с герцогом. Передай ему, что я скоро навещу его, да и выйти на верховного адепта Огня помогу. Нам всем есть что обсудить, — усмехнулся архимаг. — Кстати, у тебя же, получается, сегодня был последний экзамен первого курса? Как общее впечатление?
— И не спрашивай, — ректор расстроено махнул рукой. — Мы постоянно совершенствуем методики обучения, а студиозы, словно специально, все меньше проявляют интереса к постижению новых знаний. Так что в целом основная масса такие же лоботрясы, что и в наши времена. Состав обучающихся также нисколько не изменился. По-прежнему две трети — это девочки, но все также каждый средний студиоз мужского рода магически куда сильнее средней волшебницы.
— Ну, это понятно. При этом девушки наверняка больше тяготеют к теории, парни к практике. Все как всегда. Ты лучше скажи, есть ли какие перспективные таланты? — поинтересовался верховный маг.
— Есть несколько. Один паренек так вовсе практически полным истинным зрением владеет, — голос ректора потеплел.
— Это, конечно, хорошо, но что он из себя представляет? Не зароет ли свой талант в землю, как множество разгильдяев до него?
— Ну, жизнь покажет, но пока этот юноша производит очень приятное впечатление. Он буквально болен магией, посвящает ей большинство свободного времени, впитывает знания как губка. Я этому, как могу, стараюсь способствовать.
— Ну, увлеченность — это хорошо, но какова ее причина? Ты прекрасно знаешь, что ничего на этом свете не бывает просто так! Почему юноша предпочитает просиживать за учебниками, а не черпать полной ложкой все радости студенческой жизни? — нахмурился архимаг. — Может месть?
— Да не паникуй ты, — усмехнулся в ответ ректор. — Паренек калека, ходит и то с трудом, поэтому и бредит полетами. Да и просто он наделен от природы немалым умом и любознательностью, такие сами тянутся к знаниям, их лишь иногда надо подталкивать в правильном направлении. А я уж постараюсь, чтобы из него толк вышел.
— Ну, ладно, не буду лезть в твои дела, ты на воспитании молодых магов собаку съел, — также улыбнулся архимаг и, разом посерьезнев, добавил: — Не забудь герцогу передать мои слова, я как с ним сам поговорю, свяжусь с тобой.
Рассеяв заклинание, скэйрэ Гал'аэр вновь уселся за свой рабочий стол и окунулся в изучение бумаг: университет продолжал жить своей жизнью, и любая небрежность с его стороны грозила сбоем в отлаженном механизме по обучению юных магов.
Глава 10.
— Эх, нам бы на севере такой ветерок! — мечтательно проговорил Торстен, подставляя лицо теплому потоку воздуха. — Ощущение, что на тебя дует какой-то запыхавшийся великан! Первый раз такой теплый и сухой ветер встречаю!
— Ты не сильно-то радуйся, — обронил один из ветеранов, — это сейчас здесь прохладно, и ветерок очень приятен. Но если он будет дуть еще часа четыре, то в этой долине станет так жарко, что ты с тоской вспомнишь свои северные вьюги.
— Не думаю, что мы тут надолго остановились, — вступил в разговор Кель. — Вон в караване уже наметилось шевеление, скоро двинемся дальше.
Миновало уже три месяца с того дня, как друзья получили статус полноценных легионеров и отбыли в строевые части. Вместе с еще полусотней бывших рекрутов их отправили для пополнения смешанной пехоты, расквартированной в Эльтруских горах. Здесь десятилетиями, то затихая, то вновь разгораясь, тлела необъявленная война с местными племенами горцев.
Во времена старой империи все проживающие здесь народы под угрозой полного уничтожения были вынуждены присягнуть единой на всем континенте власти. Но после ее распада большинство посчитали, что теперь они свободны. Самый крупный из обломков погибшего великого государства — Гирская империя — полагал по-другому и видел в местных племенах своих поданных. О хитросплетениях дальнейших взаимоотношений учеными была написана не одна книга, но на практике все это вылилось в то, что в этих местах всегда было неспокойно, и приходилось держать изрядный военный контингент.
Ситуация сильно осложнялась тем, что через Эльтрусские горы пролегал один из крупных торговых маршрутов империи. И даже считавшиеся лояльными горцы нет-нет, да и совершали налеты на слабо защищенные караваны. Поэтому империя уже давно в дополнение к обычной охране приставляла к купцам и свои отряды смешанной пехоты.
От учебного лагеря Термот до места службы добираться было изрядно, и многие новоиспеченные солдаты испытали искреннюю радость, когда это утомительное путешествие подошло к концу. Как выяснилось, им всем выпал жребий влиться в ряды тысячи, расквартированной в крупном военном лагере в одной из долин у подножья Эльтруских гор.
Сразу с марша пополнение построили на плацу, и седоусый секст [15], на груди которого было тесно от различных наград, пройдясь вдоль не особо ровной лини, мрачно изрек:
— Слушайте меня внимательно, галька! Вы научились различать, где у меча острый конец, и теперь уже считаете себя настоящими солдатами! На самом деле пока вы не более чем пыль на сапогах настоящих воинов империи! — после этих пафосных и явно давно заготовленных слов офицер обвел пристальным взглядом строй, словно выискивая тех, кто позволит себе усомниться в собственном ничтожестве.
Не найдя самоубийц, позволивших себе хотя бы неуставное шевеление бровей, секст продолжил:
— Не думайте, что ваши тренировки прекратятся! Только смерть способна прекратить тренировки в императорской армии! Солдат всегда должен оттачивать свое мастерство! Ваши октаты будут нести личную ответственность за уровень вашей подготовки, так что не рассчитывайте на легкую жизнь, — опять оглядев строй и не найдя ни тени неудовольствия на лицах прибывшего пополнения, офицер продолжил: — Как бы то ни было, теперь вы смешанная пехота! И пусть хотя бы один скаренный ублюдок позволит себе забыть, что он теперь не в учебном лагере, а на боевой службе! За пренебрежение своими воинскими обязанностями наказание одно — смерть! Местные горцы — это настоящие дикие животные! Они хитры и только и ждут возможности нанести удар вам в спину! Стоит только забыть об осторожности — и вы мертвы! И хвала великим силам, если за собой не утянете своих товарищей! Сейчас вас распределят по отрядам и остальное до ваших убогих умов доведут октаты. Запомните: они для вас здесь как вторая мать! Только если будете неукоснительно их слушаться — выживете! Разойтись!
Кель и Торстен оказались в одном тавте, при этом им даже не пришлось прикладывать никаких усилий: в императорской армии знали цену боевому братству и охотно распределяли друзей вместе. Помимо них, в отряд были зачислены еще три новобранца, из чего норд сделал неутешительный вывод, что подразделение недавно понесло серьезные потери.
Первое впечатление от их нового командира было в целом положительным. Судя по всему, возраст октата был чуть больше тридцати лет, а несколько шрамов на лице выдавали богатый боевой опыт. В отличие от секста, он не был любителем пафосных речей и предпочел сразу расставить все по местам:
— Мое имя Риган, я командир второго тавта пятой сотни. Будете служить под моим началом.
Услышав имя погибшего друга, Торстен вздрогнул. Но он тут же одернул себя: серьезного повода для удивления такому совпадению не было. Имя Риган было довольно распространенным в империи. А октат, не заметив реакции одного из своих новых бойцов, спокойно продолжал:
— Не буду утомлять вас долгими речами, все, что надо, вы еще успеете узнать. Пока лишь зарубите себе на носу, что с дисциплиной у нас тут жестко. И давайте двигайте к арсеналу получать положенное снаряжение, пока там не осталась одна ржавая рухлядь.
Уже через час все пополнение могло похвастаться пусть не новыми, но еще вполне добротными доспехами и оружием. Торстен, однако, был недоволен. Прежде всего, ему пришлась не по душе защитная амуниция, практически ничем не отличавшаяся от используемой в тренировочном лагере.
По поводу высоких стальных поножей, наручей и наплечников у него особых нареканий не было. А вот кольчуга не нравилась. Качества она на первый взгляд была неплохого, по длине с запасом доходила до колен и весила изрядно.
В одном месте на доспехе видны были следы залатанной дыры, но вовсе не это беспокоило норда. В первую очередь, большие сомнения у него вызывала способность кольчуги хорошо защищать от стрел, которыми местное "дружеское" население наверняка не преминет угостить зазевавшегося пехотинца. Торстен скорей бы предпочел стандартную для легионеров лорику [16], но приходилось довольствоваться положенными смешанной пехоте доспехами.
Еще одну проблему представлял собой шлем. Привычная его конструкция с очень широкими нащечниками и стрелкой для носа в целом Торстена устраивала. Но его сильно беспокоило, что в выданном снаряжении полностью отсутствовала защита шеи, если не считать таковой высокий воротник поддоспешника. Стоит перестать втягивать голову в плечи — и любой удачный удар в эту область неизбежно будет стоить пехотинцу жизни.
Торстен заметил, что один из ветеранов щеголяет шлемом с прикрепленной к нему бармицей [17], и подошел поинтересоваться, откуда тот разжился столь необходимым дополнением к доспеху. Опытный боец был не против просветить новичка, и от него норд узнал, что в смешанной пехоте, в отличие от обычных легионов, не возбраняется за собственные деньги или используя трофеи дополнять свои доспехи. Требований к этим усовершенствованиям было всего два. Первое — боевые возможности и скорость передвижения не должны были снижаться. Второе — сохранение внешней узнаваемости в качестве солдата Гирской империи. Слова ветерана быстро нашли подтверждение — Торстен заприметил еще одного из старожилов, одевшего поверх кольчуги стальной нагрудник.
Обсудив эту новость, друзья пришли к выводу, что при первой же возможности необходимо разжиться некоторыми элементами доспехов, особенно защитой для шеи и более существенной, чем кольчуга, для корпуса. Но так как пока, ни достаточной суммы денег, ни трофеев не наблюдалось, эти планы пришлось отложить до лучших времен.
После того, как новички полностью экипировались, им показали казарму и наконец, отвели к остальной части тавта. Познакомившись с теми, с кем в недалеком будущем предстояло вместе проливать кровь, Торстен пришел к выводу, что в целом им повезло. Ребята в отряде подобрались спокойные, знающие себе цену и не проявляющие агрессивность понапрасну. Служба в боевой части всегда благотворно сказывалась на дисциплине и предотвращала множество неизбежных в других условиях конфликтов. Если солдат понимает, что его жизнь зависит не только от него самого, но и от товарища по отряду, то всякие глупости не имеют обыкновения задерживаться в головах даже самых тупых и агрессивных пехотинцев.
Служба быстро вошла в размеренную колею. Львиную долю времени в распорядке дня по-прежнему занимали тренировки. Довольно часто новобранцев задействовали и в караулах. Кель умудрялся находить в монотонном многочасовом стоянии на посту свои плюсы, но Торстен его в этом абсолютно не понимал, люто ненавидя бездействие.
Пару раз их тавт задействовали в охране проходящих через горы караванов. Несмотря на опасность, норд радовался каждому такому заданию как ребенок, ведь это была возможность нарушить рутину будней и насладиться пьянящим ощущением риска. Еще месяц тавт, в котором числились друзья, провел на дежурстве в стационарном посту, оборудованном прямо посреди важного горного перевала.
За повседневной муштрой и тренировками время не то чтобы пролетало, но как-то незаметно таяло. Новоиспеченным императорским солдатам настроение портило лишь отсутствие вблизи от лагеря какого-нибудь городка, где уставший вояка мог расслабиться, найдя выпивку и сговорчивых женщин. Во многом именно поэтому расквартированные здесь части меняли каждые полтора года. Хотя некоторые солдаты полагали, что командование императорской армии просто пытается таким образом дать боевой опыт как можно большему количеству смешанной пехоты. Как сразу выяснил Кель, следующая такая смена ожидалась не раньше, чем через год. Впрочем, до этого времени им еще полагалось первая увольнительная с правом отправиться на пару дней в расположенный довольно далеко городок и весело там провести время.
Когда миновало три месяца со дня их появления в лагере, отряду вновь поставили боевую задачу. После привычного сигнала подъема тавт построили на плацу, и октат сообщил, что они опять идут сопровождать небольшой торговый караван. Необходимая провизия на несколько дней уже была собрана, и пехотинцам оставалось только еще раз проверить свое снаряжение. Через пару часов была дана команда выступать.
Кель, как всегда, был прав. Привал оказался коротким, и уже через несколько минут караван вновь тронулся. С того дня, как они покинули лагерь, миновала уже пара суток. Пока в пути никаких проблем не возникало, и двигались они довольно быстро, естественно, с учетом скорости тяжелогруженых повозок и пеших солдат.
Помимо одного тавта смешанной пехоты, караван также берегли три десятка собственных охранников. Впрочем, по поводу их боевых качеств у Торстена имелись большие сомнения, уж слишком разномастный народ там подобрался. Чего стоил только неведомо как затесавшийся в такую компанию лучник — ульд.
Охранники каравана с профессиональными солдатами держались осторожно, нередко в их взглядах проскальзывала откровенная неприязнь. Торстен вначале удивлялся такому отношению, но более опытные товарищи рассказали, что любому купцу за сопровождение боевым подразделением приходится внести в казну империи немаленькую сумму. Естественно, вынужденные расставаться с деньгами, они старались отыграться на собственных охранниках и урезали им оплату. Возмущенным наемникам неизменно отвечали, что если уж они не способны без армейских частей обеспечить безопасность, то и денег должны получать меньше.
Опасаясь внезапного нападения, большинство солдат держалось ближе к каравану, естественно, если их не отправляли в дозор. А вот Кель, напротив, предпочитал не глотать пыль от повозок, а больше бродить по окрестностям. Выросший в городских трущобах, он искренне наслаждался чистым воздухом и нетронутой горной природой, пользуясь любой возможностью отойти подальше. Менее выносливый Торстен иногда присоединялся к другу, но чаще лишь наблюдал за ним издалека. Вот и на этот раз, когда караван медленно перебирался через мелкий, но довольно бурный горный поток, неугомонный Кель воспользовался тем, что сейчас не входил в число дозорных, и в одиночестве направился в сторону.
Отойдя от повозок подальше, он уселся на показавшийся удобным валун и стал с удовольствием созерцать окрестности. Какой-нибудь седобородый ученый, изучающий людское мышление, долго бы удивлялся, узнав, что в душе беспризорника осталось место для любви к прекрасному. Но это было именно так. Кель не был поэтом, но, как и они, он способен был увидеть в окружающей действительности нечто большее, чем привычные декорации. Его сердце давно зачерствело по отношению к большинству из людей, ведь от них он в жизни видел мало хорошего, но вот дикая, необузданная красота первозданной горной природы по-прежнему задевала какие-то струнки в его душе.
