В глазах костёр

Зато такие идеалисты прекрасно справляются с убеждением некоторых личностей с особо расшатанной психикой. И даже наверняка могут переманить их — убедить в собственной правоте, скорее — на свою сторону. Потому что стержень у таких людей очень сильный, если только это именно вера, а не слепой фанатизм. У фанатиков никакого стержня и в помине нет.

— Сегодня опять приходил Обито, — вздохнула Микото, открывая дверь в дом. Солнце уже зашло за крыши домов кварталов, так что напоминание о нём можно было разглядеть лишь в небе — на одной стороне оно было светлее и краснее, тогда как на другой вовсю царствовала ночь. Саске покосился удивлённо, но ничего не сказал, рассчитывая, видимо, на продолжение. — Я отправила его к Наруто. Как думаешь, сможет он переубедить Тоби?

— Думаю, да, — не слишком уверенно ответил Саске. — Хотя, конечно, все, кого он встречал, после одного или нескольких разговоров принимали философию Узумаки... Но всё-таки Обито — Учиха. Возможно, и не подействует.

— В каком смысле? — Микото нахмурилась и чуть недоверчиво приподняла уголок губ. С чего был сделан такой вывод, для неё оставалось тайной.

— Ну, меня это не трогает, тебя, вроде бы, тоже не слишком впечатляет. Значит, на клан Учиха это не действует, — сделал вывод Саске, пожимая плечами. Микото усмехнулась и не стала его разубеждать. В конце концов, звучит неплохо.

Не говорить же ему, что они вдвоём уже просто смирились со всем, а потому их почти не колеблют слова Наруто? Он ведь заставляет именно колебаться, а там человек сам расшатает свою уверенность, ещё пара громких и искренних фраз — и он готов поверить почти во что угодно. "Философия" же Наруто сама по себе очень привлекательна своей чистотой и светом, а ещё — так приятным всем без исключения бунтарским душком.

— Точно на тебя не действует? — несколько ехидно переспросила Микото, щурясь. Саске возмущенно сверкнул чёрными глазами, недовольно скривил губы, но ничего не сказал. Оно и понятно: начни он оправдываться или отрицать что-то, это тут же выставило бы его очень глупо, одновременно подтверждая предположение Микото. Впрочем, как думала Учиха, сын её немного лукавит: подвержен он влиянию слов своего друга, и ещё как. Просто умеет это скрывать.

Потянулись до отвращения спокойные дни: Хинату ещё не выпускали за пределы деревни, так что командные миссии Микото брать не могла, а Саске со своей командой постоянно пропадал на заданиях. У неё были только тренировки и собственные миссии — преимущественно С-ранга, хотя парочку раз она всё же и взяла В-ранг.

Спустя две недели такой жизни, когда Хьюгу уже почти выпустили из-за толстых стен кланового квартала на волю, опять заявился Обито. Учиха только вздохнула, рассматривая парня. На его лице застыло какое-то странное выражение: то ли недовольство, то ли злость, то ли надежда — Микото не очень хороша была в чтении по лицам. Одно она могла сказать точно: Тоби поговорил с Наруто, но вот к чему его этот разговор привёл?

— Ладно, — подавлено заметил парень, сцепляя руки в замок. Куноичи едва удержалась, чтобы не вскинуть брови — неужели речи Наруто настолько сильны, и ей самой осталось лишь чуть дожать? На такое чудо надеяться было даже страшно. — Джинчурики — не биджу. Хорошо. Но почему вы все считаете, что стоит отказаться от совершенного мира? От того мира, где все будут счастливы? Где не будет смертей и войн? Все этого хотят, — досадливо выплюнул Обито.

Микото устало помассировала виски. Обито задавал этот вопрос не в первый и даже не во второй раз, и, как она чувствовала, каждый раз ему требовались разные ответы. "Ну не психолог я, не психолог!" — мысленно взвыла женщина, осторожно подбирая нужные слова. Тоби — прекрасный союзник, хоть и ужасный человек. Было бы глупо пренебрегать им только из-за личной неприязни.

— Потому что никто не любит попадаться в иллюзии, Обито. Даже в реальной жизни их достаточно — и вон как люди бесятся. Что будет, когда вся их жизнь станет сплошным гендзюцу — и представить страшно, — женщина задумчиво намотала прядь волос на палец. — Я уже много раз говорила тебе: мы все хотим лучшей жизни, но в то же время не хотим, чтобы нами управляли, даже для её достижения. Реальность всегда лучше иллюзии. Даже в самом лучшем гендзюцу со временем ощущаешь себя не в своей тарелке, а что же будет в Вечном Цукиёми? Уверена, где-то после первых же месяцев все мастера иллюзий взвоют от ощущения неправильности, они-то натренированы. Что до твоего "все будут живы"... Я предпочитаю, чтобы рядом со мной был настоящий человек, с душой, а не выкидыш чьего-то воображения.

Обито смотрел куда-то в стену, то ли наблюдая за разрушением всех своих идеалов, то ли выстраивая крепкую стену против чужих слов. Микото застыла со скрещенными на груди руками, настороженно наблюдая за родственником: она не исключала, что в таком состоянии тот может и напасть. Но нет, не напал и даже не сбежал с помощью своей техники. Взъерошил волосы пятернёй, вздохнул излишне тяжко и кивнул чему-то своему.

— Забавно, что Узумаки говорил мне почти то же самое. Удивительная мудрость для такого глупого пацана, — ядовито заметил он, а потом прищурился, глядя на Микото: — И что ты предлагаешь? Сдать Акацуки Конохе — пусть сами разбираются со злодеями вселенского масштаба?

— Ну, наверное, было бы неплохо... — протянула Микото. — Только не напрямую. Я слышала, сейчас в деревню вернулся Джирайя — если хочешь побыть хорошим парнем, попытайся незаметно слить ему информацию. Если хочешь быть ещё лучше... — она заколебалась. — Ты не блефовал, говоря об оживлении Фугаку?

— Нет, — Обито смотрел обычными чёрными глазами, но Микото казалось, что он её гипнотизирует шаринганом, настолько она была сосредоточена только на его словах. — Я могу оживить любого, кого убил, мне нужно только ДНК этого человека. И чакра. Очень много чакры. Только как ты объяснишь внезапно восставшего из мёртвых мужа? Или клан? Я вижу, тебе хочется, чтобы я поднял всех, кого убил, не отрицай этого.

Микото, в общем-то, и не собиралась отрицать. Она всегда старалась быть честной с собой, иногда даже и с другими людьми. С Обито быть честной не очень-то хотелось, но ситуация требовала не врать, иначе парень мог почувствовать это, встать на дыбы и уйти.

— Можно открыться Цунаде, — медленно сказала она. — Можно попытаться внушить всем, что какая-то часть нашего клана была спрятана, так как мы начали что-то подозревать. Можно наплести что угодно, главное — чтобы те, кому нужно, были в курсе, народ проглотит любую наживку. Поверили же они, что Итачи мог победить всех шиноби нашего клана за одну ночь и остаться незамеченым.

— Это будет... опасно. Идёшь ва-банк, Микото? — Обито щурился до подозрительного довольно, но Учиха отмахнулась от его насмешливых слов, кусая губы. Если она сделает это — заявит Цунаде обо всём, — то сдать назад уже не получится. Главное — чтобы Сенджу-химе её выслушала и правильно поняла. Зная взрывоопасный характер новой Хокаге, Микото сомневалась, что у неё хватит терпения дослушать всё до конца. И это было плохо.

— Да, иду, — после недолгих колебаний покивала куноичи, глухо выдыхая. Сердце в груди стучало как бешеное. — Надеюсь, раскапывать могилы умеешь? Первым оживляешь Фугаку, независимо от того, приду я от Цунаде или не приду.

— Есть, командир, — пробормотал Обито чуть растерянно, потёр шрам. — Какая самоотверженность, какой пыл... Знать бы ещё, как Ринне Тенсей должно действовать...

Больше Микото Тоби не слушала — прихватила волосы резинкой, надела сандалии и не слишком быстро побежала по крышам в сторону резиденции Хокаге, надеясь только, что у Цунаде было время её принять. Как оказалось, было — огромная удача, на взгляд Учихи. Она сделала глубокий вдох, постучалась и зашла, ловя внимательный и капельку заинтересованный взгляд Пятой Хокаге. На столе у неё лежали три стопки каких-то бумаг — дне небольшие и одна довольно высокая и широкая. Микото предпочла не заметить довольно говорящего "Я занята". В конце концов, её пустили.

— Здравствуйте, Хокаге-сама, — поклонилась она, включая "режим Учихи" и "морду кирпичом". Эти две штучки очень понадобятся ей для разговора, если она не хочет быть направленной к Ибики. Оставалось надеяться только на то, что химе искренне обеспокоена благосостоянием деревни — один или даже несколько десятком сильных клановых шиноби никто не помешает. Плюс — лояльность клана Учиха, что тоже, если всё сложится хорошо, будет немалым плюсом. — У меня есть к вам несколько личный разговор. Нельзя ли оставить его только между нами?

Цунаде с несколько секунд буравила её задумчивым взглядом, а потом медленно кивнула, подошла к стене и положила руку на только ей явное место, подавая чакру. Даже не будучи сенсором, Микото почувствовала какую-то фуин, достаточно мощную, чтобы печать проявила себя даже для невооруженного глаза, ведь по стенам, полу и потолку словно пошла невидимая рябь, успокоившаяся спустя пару секунд.

"Явно работа Узумаки, — отметила Микото. — Возможно, это делала ещё Мито. Или Кушина. Но вряд ли какой-то обычный шиноби".

— Я тебя слушаю, Микото, — серьёзно прищурилась Хокаге, и Учиха только пожелала, чтобы это хладнокровие не покинуло Пятую в самый ненужный момент. Разговор предстоял долгий. И доказательства, если что, она предоставит.

Глава пятнадцатая

Кровь делю на двоих без слов,

Почернеют снега к весне.

Микото уже думала — много раз, честно говоря, думала — о том, что совсем не хочет позволять иллюзиям брать над собой верх; да и какой мало-мальски сведущий в гендзюцу человек хочет? Ведь гендзюцу — всегда какие-то ограничения, рамки, в которые тебя загоняет ничуть не добрый кукловод. Именно поэтому молодых шиноби всегда чуть ли не первым делом учат тому, как освободиться от иллюзий: сначала простому "Кай", потом — через боль и вливание чакры. К некоторым техникам, правда, нужен совершенно другой подход, но у них и ранг впечатляющий.

Стоит ли говорить, что, за внимательным рассматриванием фуин заметив кое-что странное и на себе, Микото была если не в ярости, то близко к этому? Впрочем, годы тренировок позволили ей удержать лицо, только Цунаде в удивлении приподняла брови, когда Учиха быстро остановила ток чакры. Отпечаток чужой техники, чужой чакры, стал очень резко и явно заметен где-то в главных каналах головы, и женщина выдохнула, "вымывая" его собственной чакрой.

— Извините, Цунаде-химе, — мрачно поджала губы куноичи, откидывая чёлку со лба и мысленно метаясь, совершенно не зная, что сказать. С одной стороны, её планы вроде бы и не поменялись, но вот то, чего она хотела достичь, резко стало другим. Оправдывать Обито, наложившего на неё какую-то иллюзию так виртуозно — слишком виртуозно! — больше не хотелось.

И даже если это было банальное внушение, навроде "Поверь мне!" — хотя тут всё было явно серьёзнее, — прощать ещё и это Микото не собиралась. Кто знает, для чего парню так понадобилось её расположение. Скорее всего, именно для того, что он и говорил: попасть в Коноху. Но что дальше?

"Джинчурики охраняют всегда. Так что я не вижу причин, по которым ему нужно легализоваться в Конохе. Но раз он решил действовать такими методами, то это явно не что-то хорошее. С другой стороны, он ведь мог быть просто не уверен в том, поверю ли я ему", — с сомнением размышляла Учиха, а губы тем временем складывались в слова, адресованные Хокаге: пересказать ей всё, что тут происходило, было нужно. А вещи происходили не самые лучшие.

— Не так давно ко мне в дом заявился некий Учиха Обито — вы должны знать его, он личность известная, умер на войне, отдав свой глаз Какаши. Но его внешность, чакра и шаринган не позволили сомневаться в том, что он действительно тот, за кого себя выдаёт...

С каждым словом химе хмурилась всё сильнее, было видно, что она недовольно, но рассказ не прерывала, слушая Учиху. На словах об оживлении родственников даже смогла послать сочувственный взгляд и как-то расслабилась, но Микото не стала заострять на этом внимания, договаривая и с огромной долей отвращения завершая свои слова вестью о наложенной на неё иллюзии.

Те, что действуют напрямую на личность — самые противные и неизученные. Она могла назвать всего с десяток человек в клане, которые на приемлемом уровне владели таким направлением гендзюцу. Не просто на время перестать ощущать боль или заставить человека довериться, а внушить ему какую-то мысль, цель — вот таких было немного.

Цунаде помассировала виски, впадая в задумчивость, а Микото просто молчала. У неё у самой было множество тем, над которыми стоило поломать мозги. Что предпримет Обито? Не встретит его Саске? И какие выводы сделает Пятая? Вполне возможно, после Обито судить будут именно её — некоторые действия были отнюдь не патриотичны.

— Итак, — наконец сказала Хокаге, скрещивая руки на груди. — Сейчас мне нужна подробная история, потому что мне не слишком понятно участие в ней Данзо и Итачи. А Обито... Говоришь, у него есть особая техника, помогающая сбегать? — Микото мрачно кивнула. — Тогда, боюсь, отправлять кого-то на его поимку будет глупостью.

— Мы с ним говорили о технике оживления, и он упоминал, что на это нужно очень много чакры. Возможно, стоит послать отряд с сенсором, и когда тот почует, что Обито начал применять какую-то технику... — начала Учиха, но Хокаге решительным передёргиванием плеч прервала её:

— И откуда мы сможем узнать, что этот чудик делает именно то, о чём вы договаривались? Он наложил на тебя гендзюцу, причём довольно сильное — а ведь у твоего клана природная ко всем видам иллюзий невосприимчивость! Кто знает, как он сможет заморочить голову моим людям! — медленно начала закипать Цунаде, а потом успокоилась и выдохнула. Было видно, как нелегко ей было сохранять это спокойствие. — Но твой план неплох. Сейчас...

Пятая подошла к двери и распахнула её, одним взглядом подзывая весящего на потолке ниндзя. Тот, выслушав приказы, коротко поклонился и исчез в вихре листьев Шуншина, а Цунаде, отмахнувшись от маячившей на заднем плане Шизуне и захлопнув за собой дверь, вернулась к Микото. Та тем временем прикидывала шансы на то, что её муж всё-таки будет оживлён — выходило маловато. "И совсем не время думать об этом", — вздохнула она.

— А теперь я всё-таки хочу услышать полную историю. Самую что ни на есть полную и правдивую, — Хокаге пригвоздила Микото к месту взглядом карих глаз. — И тогда уже будем решать, что с тобой делать. Твои действия тоже довольно... странные, — с секундной заминкой подобрала нужное слово Хокаге.

Микото пришлось подчиниться и рассказать всё, при том честно. Наверняка печати на стенах не столько защищали разговоры от чужих ушей, сколько не давали собеседнику солгать. Или же просто сообщали о лжи тому, кто эти печати активировал, потому что слишком много символов расползалось по стенам для простой защиты. Только об истории с переселением душ она решила умолчать, разумно рассудив, что вот это — точно не дело Цунаде; по крайней мере, в данной ситуации.