Торговец Смертью

— Одну минуту, герр оберст!

Гибко вывернувшись из-за своей конторки, канцелярист бодрой трусцой скрылся за дверью, украшенной табличкой:

"Начальник тюрьмы Юлиус Адрасси"

Откуда вернулся через полминуты, с лихвой перекрыв заявленный срок:

— Прошу вас, герр оберст!..

Делопроизводитель не мог слышать темы разговора между внезапным посетителем и своим начальником, но причина появления конвойной команды во главе с целым оберстлейтенантом сомнений не вызывала: наверняка военной разведке понадобился кто-то из постояльцев столичной тюрьмы. Поэтому работник достал из ящика стола набор бланков на все случаи жизни, внутренне поморщился от бесцеремонности плюхнувшегося на стул наглого фельдфебеля, пузо которого слегка выпирало и даже переваливалось через форменный ремень, и... Да! Услышал приглушенный дверью звон колокольчика, которым герр Адрасси призывал его к себе. Судя по бледноватому и даже отчасти взъерошенному виду начальника тюрьмы, бумаги пришли с самого верха: озвучив фамилии двух арестантов, он предельно сухо распорядился немедленно подготовить и подать на подпись приказ о их передаче прибывшей конвойной команде. Затем чиновник покосился на лощеного жандармского офицера, резко набрал воздуха в грудь, явно собираясь что-то сделать или сказать... Но стоило оберсту едва заметно покачать головой, как герр Юлиус тихо сдулся и медленно положил руки на стол:

— Оскар... Поторопитесь с приказом.

Когда канцелярист вновь зашел с готовым документом, начальник тюрьмы был по-прежнему бледноват, но в остальном выглядел как обычно — разве что ощущалось некое напряжение между ним и жандармским офицером. Завизировав приказ, господин Адрасси процедил указание о его немедленном исполнении, и голосом, полным яда, осведомился у командира конвойной команды:

— Надеюсь, на этом все? Вы же понимаете, что вам это...

Продолжения явно-неприятного разговора делопроизводитель не услышал, торопясь запустить невидимые шестеренки тюремных механизмов: по возвращении в канцелярию там обнаружился и оберстлейтенант, пытающийся воспользоваться висящим на стене телефонным аппаратом. Увы, но ни энергичное вращение ручки, ни потряхивание слухового рожка, ни даже пара возгласов:

— Аллёу?!?

С явным французским прононсом так и не помогли ему добиться взаимности от сложного электромеханического устройства. С силой брякнув рожком о рычажок, жандарм излил недовольство на тюремного канцеляриста:

— Черт знает что! В вашей богадельне никто не желает нормально работать: директор сбежал по каким-то якобы важным делам, телефон сломан, а вы вообще!..

Под тяжелым взглядом очкастого оберста никогда не служивший в армии канцелярист непроизвольно встал по стойке смирно.

— Когда мне выдадут арестантов? Мне тут что, до вечера торчать!? Не тюрьма, а какое-то rassemblement d'ânes !!!

Сравнение с одним из стада ослов, служащих в "Йозефштадте", было обидным, однако возражать лощеному брюнету, в котором за километр можно было разглядеть аристократическое происхождение, мелкий чиновник попросту не рискнул — так же, как проглотил и требование сопровождать господина оберстлейтенанта, дабы всемерно ускорить процедуру передачи парочки подозрительных типов, в которых Эвиденцбюро заподозрило то ли фальшивомонетчиков, то ли кадровых офицеров одной из сопредельных держав.

— Прошу за мной...

Первым во внутренний дворик доставили здорового арестанта: верней сказать, способного передвигаться самостоятельно. Дерзкий взгляд, слегка перекошенная фигура, ссадины на раскрашенном разноцветными синяками отечном лице, и ручные кандалы — неоспоримо свидетельствовали о явной склонности к побегу и оказанию сопротивления. Так что никто не удивился, когда жандармы навесили на конвоируемого дополнительный обвес на руки-ноги и шею, после чего запихнули присмиревшего преступника в карету, где дополнительно пристегнули цепочкой к жесткому сидению. Едва закончили с первым, притащили второго, причем его услышали еще до того, как увидели: крепко побитый арестант благодарил фактически несущих его на руках надзирателей отборной бранью, причем исключительно на французском. Впрочем, вдохнув свежего воздуха и заметив поджидающих его возле черной кареты конвойных жандармов, подстреленный фальшивомонетчик резко замолчал, вытаращившись на подходящего к нему фельдфебеля:

— Или ты заткнешься, или тебе запихают кляп. Ты понял, свинья?

Сморгнув и оценив поднесенный к едва зажившему носу крепкий кулак, матерщинник осторожно кивнул, после чего на него навесили кандальное железо и помогли залезть в карету. Один из конных жандармов подвел своего мерина оберстлейтенанту, который, немного сдвинув вбок кобуру с пистолетом, на диво легко взмахнул в седло; фельдфебель пошел в воротную караулку, где уже готовились выпускать конвой... Все было нормально, пока где-то в глубине "Йозефштадта" не подала свой противный голос тревожная сирена:

У-у-у-у-о-о-о-о!!!

Пока четверка охранников хваталась за поясные кобуры и ждала команд от дежурного старшего надзирателя, а тюремный делопроизводитель растерянно вертел головой — фальшивый оберст одним плавным движением достал из шинели револьвер. Серия странных глухих щелчков, заваливающиеся тела, и вот на ногах остался только обмерший от ужаса канцелярист, до которого словно сквозь вату донеслись деловитые команды оберста на французском языке. Вздрогнув от гулкого выстрела из карабина, которыми были вооружены охранники ворот, Оскар увидел заваливающегося наземь пухлого фельдфебеля — а затем и сам непроизвольно пал на колени от частых близких выстрелов: фальшивые жандармы слаженно разделились, и пока одни стреляли куда-то вглубь приемного помещения тюрьмы, другие изрешетили попаданиями выбежавших из караулки надзирателей. Наверное, это оцепенение его и спасло: налетчики попросту не видели в нем какой-то угрозы, торопясь как можно скорее покинуть внутренний дворик. То ли убитого, то ли серьезно раненого фельдфебеля затащили в карету, причем одним из носильщиков был уже свободный от кандалов арестант с оружием в руке; в коридоре, ведущем в приемник тюрьмы, жарко полыхнуло огнем от брошенной туда бутылки керосина — а дверь не только закрыли, но и подперли телами охранников. Погибших караульных так же небрежно оттянули в стороны, чтобы те не мешали открывать массивные воротные створки: самозванный оберстлейтенант успокаивающе поглаживал нервно похрапывающего мерина, ...

Дерзость неизвестных преступников имела все шансы увенчаться полным успехом, но вмешался Его величество Случай: недалеко от тюрьмы на Альзерштрассе стояли казармы Альсера, где располагались два штаба пехотных полков и квартировали шесть батальонов общей армии — так что когда массивные створки медленно распахнулись, выпуская конвойную карету и двух конных жандармов, снаружи вместо пары-тройки мимопроходящих горожан обнаружилась целая рота солдат, топающих в казармы с загородного стрельбища. Оно бы и ладно, но к усталым и слегка подмерзшим нижним чинам прилагался десяток унтеров и насторожившийся молоденький лейтенант, сходу поднявший руку в останавливающем жесте.

— Стоять! Что происходит?!

Моментально оценив перспективы, Александр бросил поводья и дернул шинель в сторону: правой рукой берясь за удобную рукоять новенького "Кольт Коммандер", а левой "выгребая" сразу два магазина. Чувствуя подступающий холод боевого транса, рявкнул на французском:

— Уходим!!!

И тут же всадил первую пулю в ретивого офицерика, продолжив пожилым фельдфебелем и унтерами: семь секунд быстрой стрельбы, и на мостовую полетел пустой магазин — но еще до того, как он брякнулся на холодную брусчатку, пистолет опять начал сеять смерть среди растерявшихся солдат. Второй магазин за десяток секунд отправил в окончательную отставку два отделения пехотинцев, но когда ему на смену в рукоять уже заходил третий (и последний, к слову), к роте пришло спасение — в виде мерина, у которого окончательно сдали нервы. Визгливо заржав, задергавшийся конь прянул вбок и сделал попытку встать на дыбы, едва не скинув из седла источник пугающих хлопков — хватаясь за его шею, всадник вынужденно отбросил пистолет. Несколько секунд борьбы между человеком и охолощенным жеребцом — и тот, подкинув напоследок крупом, рванул следом за каретой, оставляя позади спиной многоголосый ор солдат, противоречивые команды пары выживших унтеров и редкие пока щелчки винтовочных затворов.

Бах!

Первая пуля пролетела слишком высоко и неприцельно, но следом забухали все новые винтовки: спину тут же начало характерно припекать опасностью, заставляя тело несколько раз заученно качнуться в седле. Набравшая скорость карета уже скрылась за перекрестком, но второй всадник замедлился-развернулся и открыл пальбу из револьвера, прикрывая отход командира — успев высадить полный барабан до приступа панической истерики у своего коня. Удача закончилась, когда до перекрестка оставалось едва с десяток метров: разгоряченный мерин под Александром захрапел, дернулся всем телом от сразу нескольких попавших в него пуль, и на всем скаку завалился на передние бабки — выкинув наездника из седла.

— П-ля!

Полет вышел недолгим, а приземление почти удачным: крепко приложившись бедром о чугунный столб уличного освещения, он перекувыркнулся через плечо и прямо с места рванул к перекрестку. Позади запоздало зашлепали по мостовой винтовочные пули: где-то недалеко раздался звон разбитого стекла, визгливое ржание мерина и панические крики растерянных прохожих... Но все перекрыла растерянная свирель полицейского свистка: завернув за спасительный угол, Александр едва не ткнул ножом подоспевшего на шум охранителя порядка, в которого с переменным успехом целился из разряженного револьвера конный жандарм — насколько ему это позволял беснующийся мерин. Идея использовать постового родилась мгновенно:

— Ефрейтор, отставить! Бросьте коня!

Вытаращивший глаза при виде аж целого жандармского оберста в подранной и грязной шинели, полицейский открыл было рот для вопроса — но ему уже отвечали-приказывали:

— В казармах Альсера нижние чины подняли бунт! Убили офицеров, стреляют в горожан и полицию! Спешите за помощью!!! Да быстрее, болван, они уже близко!!!

Выпучив глаза еще сильнее, постовой отдал честь, зачем-то вытащил из ножен штатную саблю, вид которой заставил раздаться в стороны небольшую толпу порядком встревоженных прохожих — и грузно побежал в направлении ближайшего участка. Что же до самозванца, то он громко гаркнул зевакам:

— Не стойте, быстрее прячьтесь от пьяной солдатни! Ефрейтор, ко мне!

После чего трусцой добрался до стоящего невдалеке фаэтона с поднятым по зимнему времени верхом, к которому подбежал и расставшийся с нервным мерином подчиненный. Бросив извозчику серебряную монету в пять крон, и посулив еще столько же за скорость доставки, пассажир в полный голос озвучил адрес штаб-квартиры Эвиденцбюро — чем снял любые возможные вопросы.

— Быстрее, дьявол тебя подери! Ты что, не слышишь выстрелов?

По правде говоря, никто уже не стрелял, да и солдаты как-то не спешили бежать за метким и дерзким стрелком, устроившим побоище для целой роты Императорской и королевской армии. Но тычок револьверного ствола в спину был куда убедительнее любых слов, так что экипаж не просто поехал — он полетел, обогнав замороченного постового и сразу трех бегущих ему навстречу охранителей общественного порядка. Дома мелькали один за другим, фаэтон обгонял попутные экипажи... Пока примерно на середине пути оберст не осознал, что негоже ему являться к начальству с дурными вестями в таком неприглядном виде — и громко об этом посетовав, решил сначала заехать к себе на квартиру в Ландштрасе переодеться. Однако, несмотря на опасения извозчика — заплатил, как и обещал, подтвердив заслуженно-высокую репутацию офицеров Эвиденцбюро. Увы, но вскоре пара жандармов продемонстрировала и присущую военной разведке скрытность: свернув в арку дорогого доходного дома с меблированными квартирами, недавние пассажиры прошли его двор насквозь, понемногу углубляясь все дальше и дальше в застройку третьего района Вены — пока не добрались до не очень дорогой гостиницы, где апартаменты были представлены всего лишь небольшими комнатами со скудным отоплением. Но тоже меблированными, да. Четверть часа, и гостиницу покинули уже не оберстлейтенант и ефрейтор, а прихрамывающий на обе ноги обрюзгший старик и его искренне-почтительный сын — время от времени проверяющий, не отклеились ли на холодном ветру его щегольские усики. Размеренно переставляя трость и время от времени очень убедительно морщась (ушибленное бедро болело просто зверски), Александр за четверть часа дохромал до ближайшей оживленной улицы, где уже явно что-то слышали про стрельбу в "Йозевштадте" и большой бунт в казармах Альсеры — судя по тому, что "сынку" пришлось добрых пять минут выглядывать свободного извозчика. Неспешная поездка, закончившаяся в самом начале пресловутой венской "улицы знати" Херренгассе, откуда пара родственников прогулочным шагом добралась до небольшого кафе "Шоттеринг", располагающегося в переулке недалеко от дворца Ферсталя... Верней сказать, до заднего входа в это чудесное заведение, среди завсегдатаев которого каждый третий был служащим Банка Австро-Венгрии. На последних метрах почтительный сын опередил престарелого родителя, сначала просто бухнув кулаком в крепкую дверь, а затем отстучав по ней несложный ритм. В ответ почти неслышно сдвинулась заслонка крохотного смотрового окошечка, и тут же залязгал замок: открывший им работник, зримо посветлев лицом при виде опершегося на трость "старика", отступил вбок и предельно тихо выдохнул на чистейшем русском языке:

— Остальные уже здесь.

В уютный зал с сидящими за столиками редкими завсегдатаями (так-то обед закончился совсем недавно) прибывшие проходить не стали — куда милей им показался одна из кладовых, где перед ними медленно откатилась вбок торцевая стена. Пропустив спутника вперед и прохромав по узкому проходу меж двух стеллажей с плотно заставленными полками, Александр начал спускаться по основательно устроенной лестнице вниз, — оставляя за спиной тихий шорох сдвигающейся обратно перегородки из крепкого десятисантиметрового железобетона. Ровно тридцать ступеней, и он добрался до умеренно освещенного помещения, где его встретили тихими возгласами и радостными лицами недавние фальшивые жандармы и всамделишные арестанты — парочка которых только и могла молча улыбаться, ибо лежала на дощатых топчанах с воткнутыми в руки капельницами.

— Наконец-то!

— Слава те, господи...

— Хотели уже готовиться по второму варианту...

Вообще, несмотря на изрядную толщу земли над головой, собравшаяся в рукотворной пещере компания была весьма немногословна — но радость на лицах была искренней и нешуточной. Кивнув всем сразу и никому конкретно, пожилой австриец начал волшебное преображение, для начала с большим удовольствием содрав с лица бороду и бакенбарды: клеить их по всем правилам не было времени, так что последние полчаса кожа под этими "мочалками" неприятно зудела. Следом пришел черед одежды — а конкретнее штанов, потому как нога ныла все сильнее, да и кальсоны как-то подозрительно прилипли к бедру.