О моём перерождении в сына крестьянского

Словно в порядке компенсации, рукоять оружия (тоже, само собой, зачарованного: уж матёрый профи уровня 40+ может позволить себе лучшее!) была толстой почти как древко лопаты. И, возможно, цельнометаллической, но скорее всё же полой. Оно и понятно: при баснословной силище Авангарда оружие должно выдерживать баснословные же нагрузки; а то ежели, как в русских былинах, в каждом бою ломать и основное, и запасное оружие, то на услугах чародеев-кузнецов разоришься в момент.

Ещё двое — а с Канэлой, выходит, все трое — выступали в роли Арьергардов, сиречь ловкачей. Но если тётенька за недостатком силы полагалась на чистую ловкость, на что намекал кинжал для атак Рассечением в комплекте с небольшим, но прям отменно зачарованным кулачным щитом и бандольера с метательными ножами поперёк груди, то помянутая пара широкоплечих дяденек сочетала ловкость с силой и использовала длинные, тугие луки. Притом не абы какие, а металлические и с металлическими же тетивами. Один из пары холил длинную, заплетённую в косу бороду, но наголо брил макушку; другой, словно контраста ради, отращивал эльфийского (в моём первом мире сказали бы — французского) плетения косу на скальпе, но брил лицо.

Моё дурацкое чувство юмора немедля окрестило их Косолуками, и хорошо, что при буквальном переводе на гриннейский соль шуточки теряется; даже если вдруг ляпну вслух, никто ничего не поймёт.

Дополняла четвёрку силовиков дама в возрасте меж Канэлой и седобородым, судьба которой легла на пути духа, а выбором стал класс друида. Ну, или нечто вроде того. Так-то она вполне могла оказаться шаманкой тварей, бистмастером, приручителем... а может, и вообще менталистом-кукловодом каким. Моё мнение насчёт её класса опиралось исключительно на внешность. Кожаные одёжки с бахромой в этаком индейском стиле, сапоги а-ля мокасины, куча фенечек, ожерелок и висюлек тут и там, отзывающихся в море маны любопытным эхом...

Плюс сидящий на левом плече, на специально нашитой накладке, седой ворон, лежащий у правого колена рыжий пёс (вероятно, с толикой крови Нюхачей, оттенок магии характерный) и совершенно явный монстр в облике чёрной белки размером с терьера, смирно сидящий на левом колене своей подруги-хозяйки-кто-она-там и неспешно грызущий орех.

Чем не друид? Вот и я о том.

Оставшиеся двое выглядели подростками лет шестнадцати; ну, девица помоложе, парень постарше, не сильно принципиально. Важнее, что оба носили на груди нашивки с одной звездой, играли роль не столько настоящих охранников, сколько стажёров-родственников-учеников — и потому большого внимания с моей стороны не привлекли. На общем-то фоне.

Как и положено по обычаю, сперва разделили пищу телесную. Потом я таки прикупил дорожных припасов, причём настоял на оплате (да и что мне та пара мелких серебрушек?), хотя Канэла норовила одарить за так. После короткого вежливого спора сошлись на том, что часть попроще она отдаёт даром, а другую часть, вроде копчёной рыбки, головы сыра и смеси вяленых фруктов с орехами, которые в качестве дара жирноваты, я честно оплачиваю.

И вот потом, когда девица на правах младшей разлила всем по кругу из одного котелка коланы и все сделали по глотку, начались расспросы.

— Откуда ты идёшь, молодой Арэк? И куда?

— Иду из столицы, на запад. Говоря точнее, к границам Леса Чудес.

— К родне возвращаешься?

— Нет. Родни у меня не осталось, насколько я знаю, даже самой отдалённой...

Разливавшая колану девица прижала ладонь к губам, да и остальные не остались равнодушны.

По гриннейским понятиям, сиротская участь едва ли не хуже рабской. Если раб может положиться на своего хозяина (пусть в моём понимании это и сомнительная опора), то полному сироте положиться не на кого. Сирот разом уважают, жалеют и побаиваются. Потому что нет у них иного выбора в жизни, кроме как пробиться своими силами к достатку и силе, или свернуть на обманную кривую дорожку, озлобившись на мир и людей... или же, не найдя в себе ни удачи, ни воли, ни злости, тихо угаснуть.

Как в былях сказывают: "Не оставив по себе ни следа, ни памяти, ни зарубки, ни эха".

— ...но там, в стороне закатной, точно найдётся, куда приложить мои способности, — закончил я.

— И что, велики способности-то? — с толикой вызова спросил парень.

— Не жалуюсь.

— Молодой Арэк может бросить Рассечение на пятнадцать шагов, — предупреждающе сказала Канэла. — Только что видела.

— Я тоже могу!

— И давно ли научился, племянничек?

Парень сник. Намёк на разницу в возрасте вышел достаточно прозрачный. Очевидно, в мои годы (а именно возраст я Маской Фантомаса не корректировал) класса он ещё не имел и потому никакими атаками на дистанции не владел.

Так-то подобное среди воинов вообще редкость: их классы гораздо чаще дают восходящим разного рода щиты — антифизические, антимагические и смешанные, а также навыки передвижения, уклонения и усиления. Причём общее правило таково, что воинские классовые способности, работающие вблизи, заметно мощнее тех, у которых диапазон досягаемости расширен. В этом они антиподы магов: у тех как раз на дистанции обычно удар самый сильный, а вблизи многое из арсенала боевых чародеев использовать попросту опасно — вспомнить хоть тот же Фаербол, который не разбирает своих и чужих.

В общем, если парень из всех способностей при очередном повышении выбрал Рассечение, то не иначе как подражая тёте. С виду-то он больше на силовика смахивает...

Хотя про обманчивость внешности если кому и говорить, то не мне. Хе-хе.

— А что ты собираешься делать около Леса, Арэк? — спросила Канэла, окончательно сворачивая неудобную тему.

— Жить. Расти и развиваться. Что ж ещё-то?

— Да кто знает... может, у тебя есть тайный план на двадцать лет вперёд?

— Не докажете! — выпалил я.

По мере осознания на почтенное собрание напала эпидемия смешков и ухмылок.

— Весёлый ты парень, — сказал седобородый. — Хочешь с нами? Мы так-то тоже на запад идём, в герцогство Доннас. А точнее, в столицу его, Мелир. Оттуда дороги до ближайшей Опушки останется всего ничего: дня два не то три.

— Интересно. А сколько возьмёте за проезд?

— Если согласишься тренироваться с Черникой и молодой Хори, — кивок в сторону названных, — то нисколько. А если будешь дозоры стоять, получишь половинную долю, как и они.

— Щедро. Вы ж меня не знаете.

— Вот и узнаем. Что скажешь?

Отказ, как и долгие раздумья, выглядел бы подозрительно, сверх того меня не связывали ни сроки, ни планы. А коли причин для отказа не просматривается...

— Уговорили, согласен!

Вот таким-то манером, совершенно нечаянно, довелось мне свести более тесное, чем раньше, знакомство с охраной торговых караванов. Довольно специфичная субкультура, должен отметить.

Штука в том, что охранники торговцев в Гриннее либо избыточны, либо бесполезны.

Например, седобородый Варро (ударение на последний слог) с его четырьмя звёздами способен в одиночку и без лишних усилий заломать большинство монстров В-ранга. Да и А-ранговым бой даст достойный, по крайней мере тем, которые ближе к нижней границе своего рейтинга. В то время как самое страшное, что способно вылезти из кустов на тракт, едва ли дотягивает до середины рейтинга С (ибо действительно опасные места, вроде Урочища Жёлтых Скал или Тидских Болотищ, что торговцы, что проложенные для них тракты старательно огибают... ха! Ещё бы они лезли в такое!).

Разбойники в стране давно повыведены. Король Девардот Двадцать Шестой (Прозорливый) Гринней, второй век и весьма успешно правящий, за препятствование торговле в его державе любого шибко жадного тупицу, попытавшегося возродить недобрую традицию дорожного разбоя, — будь он хоть графом, хоть герцогом, хоть вовсе принцем крови — в два счёта отыщет, в три счёта скуёт заклятьем, а на четвёртый счёт поставит в тронном зале. Босым и нагим до пояса, с батогом в руке, чтобы заклятый на глазах у двора сам себя забил до смерти. Медленно, пялясь за горизонт стеклянными глазами. Говорят, что последнему такому уличённому и наказанному выдали батог без узелков, так что флагеллянт поневоле задачу самозабоя выполняет до сих пор. Более шести лет как. И с перерывами, конечно, потому что выставлять такое пугало в тронный зал имеет смысл строго во время приёмов, а в остальное время оно может и поесть, и попить, и даже подлечиться, если регенерировать умеет.

Проблема в том, что если некий отчаянный благородный род всё же займётся разбоем; или накроет караван боевая группа гнуснопрославленных Чёрных Колпаков, свивших гнездо во всё той же Шедии; или явятся за добычей людоловы, что работают на магов плоти-и-крови из Багрового Ковена... в общем, при внезапном столкновении с такими противниками что Варро, что остальные мои новые знакомцы могут надеяться лишь на быструю смерть без лишних мучений.

Причём в случае людоловов — тщетно.

Когда уровень противников начинается с пары золотых звёзд, а в ход идут площадные чары круга этак шестого-седьмого, охранники каравана могут сделать примерно ни-че-го. Вот вообще.

Либо избыточны, либо бесполезны.

Потому идут в охранники в основном люди, достаточно рисковые и непоседливые, чтобы желать "мир посмотреть и себя показать", но при этом недостаточно тороватые и хитрые, чтобы заниматься торговлей с выгодой для себя. Платят охране тоже без лишней щедрости, за исключением случаев, когда их заступничество всё же играет роль; кроме того, подбрасывает кой-какую мелочь гильдия, оказывая также помощь кадрами, аттестуя умения охранников и предоставляя своей молодёжи возможность попрактиковаться, так сказать, на пленэре. В принципе, очень правильный подход: даже спарринг в зале, где неподалёку дежурит целитель, а то и настоящий жрец, даёт меньше пользы, чем тренировочная схватка где-нибудь на природе, с повышенным риском и в менее предсказуемых условиях.

Хочешь развиваться? Рискуй!

Понятное дело, что к разного рода ремесленникам (вроде тех же перепечатников), торговцам, чиновникам, управляющим, слугам и тому подобным это не особо относится. Но у обладателей боевых классов и авантюрного склада характера особого выбора нет. И мотаться по стране с караванами, как бы охраняя их — чуть ли не самый безобидный способ одолевать ступень за ступенью. Всяко меньше рисков, чем отправиться бить монстров или, хуже того, бросить себя в жернова периодически вспыхивающих дворянских разборок в роли наёмника.

Конечно, чем выше риски, тем выше и прибыль, тут не поспоришь. Но везение — штука крайне переменчивая, поэтому дожить до седых волос проще, если не гнаться за огромными выигрышами. Правда, великих успехов при этом тоже не достичь, чему примером тот же Варро. Четыре звезды — оно как бы и солидно, вот только для его лет и рода занятий всё же как-то, хм... маловато.

С другой стороны, не мне его судить. У него-то семья есть, причём вполне многочисленная. И его внуки вот совершенно не обрадуются, если дедушка сгинет в погоне за золотой звездой и личным дворянством в том же Лесу Чудес, да ещё и, возможно, забрав с собой собственную недешёвую амуницию, которая могла бы помочь родне устоять на ногах после его смерти. Даже для крупных и богатых семей потеря комплекта зачарованных лат и оружия — чувствительна и нежеланна.

Это я могу позволить себе эгоизм, а он? Едва ли...

Однако я забегаю вперёд. Потому что с заключением соглашения ни разговор, ни расспросы, само собой, не закончились. Пришлось мне, удовлетворяя чужое любопытство, изложить свою легенду:

— Да, из столицы, из зареченских я. Папаню своего вообще не знаю, только портрет видал — в своё время они с мамкой по Живописному бульвару прогулялись с толком, одному из местных умельцев-сидельцев за образок заплатили, не то и такой памяти не осталось бы.

Кстати, заранее начарованный образок у меня в котомке лежит. Если попросят, могу показать. Деталь мелкая, но для достоверности полезная.

— А что случилось? — Канэла.

— Что с наёмниками случается. Пропал на миссии вместе со всей группой своей. Мне тогда вторая весна шла, так что я и не тосковал. А вот мамка, та убивалась крепко. И долго. Может, если б не я... ну да что там. Перетерпела, перебедовала, хотя в сердце больше не пускала никого.

— Мамка-то твоя кто... кем была?

— Если по крови — нашей, гриннейкой. В отличие от папы, что откуда-то из Империи родом, невесть откуда. А по ремеслу — перепечатница. Работала у почтенного Виолия, который Чернильный Мастер; притом ещё во времена, когда отец жив был, на второй круг вышла. А когда я читать учился, она для меня уже не дешёвые оттиски делала, а постраничные, с картинками.

— Как её звали?

Я совместил в памяти лицо матери моего нынешнего тела и одной знакомой перепечатницы, что действительно работала у Виолия и походила на неё.

— Линара. Линара из Малых Горок.

— Это те самые, что... — нахмурился седобородый Варро.

— Да, — немного резко. — Те самые.

— Прости.

— Да вы-то тут при чём?

— А что не так с Малыми Горками? — влез Черника.

— Я тебе потом объясню... племянничек. — Канэла мило улыбнулась.

Ой-ой. Удачи, братишка. Ну да сам с усам, никто за язык не тянул.

— А я вот с юга родом, из села Подкаменное, — перевела тему кинжальщица. — Как определился жребий мой, бароновы люди меня забрали в учение; но для резчицы или белошвейки не подошла норовом, а для иного чего — лицом не вышла. Оказалась я непоседлива, да ещё хуже того: драчлива...

И айда журчать дальше.

В общем, довольно типичная жизненная траектория, как для охранницы караванной: сплавили буйну девицу человеку из гильдейских, тот пристроил её в школу, к таким же буйным, вышла на тропу уже с боевым классом, а далее понятно. Хотя насчёт своего лица Канэла, по-моему, кокетничает, и скорее бессознательно. Я не шутил, когда назвал её симпатичной. Кроме того, красота женская — вещь как очень относительная, так и комплексная; с моей колокольни лицо — это не более одной десятой красоты вообще, а девять десятых дают фигура и пластика. В большей мере даже последняя.

Посмотрите на точёные фигурки профессиональных танцовщиц, на то, как они двигаются, на их осанку и походку — и вы поймёте, о чём я.

В Гриннее, кстати, есть минимум три... м-м... ну, пусть полюса красоты. Три веками выпестованных идеала. Первый, крестьянско-купеческий, требует во таких сисек, во такенной жопы, широких бёдер, густых и длинных волос — в общем, идеал не то матери-героини, не то коровы. Мягко, сдобно, есть за что ущипнуть и за что подержаться... но это точно не мой идеал. Мне ближе второй обобщённый идеал девы-авантюристки (которому Канэла неплохо соответствует, а Ликта — старшая внучка почтенного Таруса — соответствует в третьей степени). Это идеал натянутой до звона струны, хищно изогнутого клинка, гибкого кнута. Функциональный, отшлифованный до зеркальной гладкости... но неброский. Не всякому заметный, не для всякого ценный. Можно сказать, девичье-кошачий.

А что же третий? Ну, он артистично-аристократичный. Красота как раз весьма броская, яркая, подчёркиваемая и культивируемая всеми возможными средствами, от одежды и аксессуаров до магии. Красота, во многом ставшая самоцелью, гуляющая волнами под переменчивым ветром моды, варьируемая от эпохи к эпохе и от одного благородного рода к другому, готовая платить золотом за мелочи — и, разумеется, требующая жертв. Я бы назвал это идеалом певчей птички в клетке.