"Хроники медузы"

Он был крайне раздражен, когда его прервал звонок Теры Спрингер с Амальтеи.

* * *

*

— Что теперь, полковник? Неужели астрополитика все-таки решила заняться мной?

Тера выглядела усталой и напряженной, под глазами у нее были темные круги. Но она сумела улыбнуться. — О, у некоторых из нас из-за этого оборвется карьера, Фэлкон. Думаю, все согласны с тем, что вы выполнили работу, о которой мы просили вас. Нам нужно было знать, чем занимались марсиане и их Машины там, на Юпитере; благодаря вам, теперь мы это знаем. Лично вы безупречны — и, вероятно, были бы безупречны, даже если бы не были героическим памятником лучшего прошлого.

— В то время как вы...

Спрингер вздохнула. — Мой далекий прадед Сет спас мир, но меня это не спасет. Но сейчас важно не это.

Фэлкон поморщился. — Государственная служащая, карьера которой не имеет значения? Мне пришлось долго жить, чтобы услышать это.

— О, просто послушайте хоть раз в жизни, Фэлкон. Потому что последствия этого скажутся на всех нас — даже на вас, поскольку вы не сможете вечно прятаться в этих облаках.

— Излишне говорить, что марсиане в ярости из-за того, что мы положили конец их афере с импортом нефтехимической продукции. Значительное число из них сейчас требуют полной независимости от Мирового правительства, даже если для этого придется прибегнуть к насилию. Есть много горячих голов, от Меркурия до Тритона, которые с ними согласны. Я не верю, что за всю мою жизнь мы когда-либо были так близки к той разрушительной межпланетной войне, которой, как я вам говорила, все боятся. И все же даже это остается в тени...

Фэлкон почувствовал, как в его искусственном желудке поселился холод. — В тени? Вы имеете в виду Машины. Других партнеров в Нью-Нантакете.

— Вот почему я звоню вам. Некоторые из нас всегда верили или боялись, что наша долгосрочная проблема заключается не в марсианах или меркурианах — они, по крайней мере, люди, — а в Машинах. Подумайте об этом. Люди ценят жизнь — или, по крайней мере, тоскуют по ней, когда ее теряют. Даже марсиане чувствуют то же самое, хотя, возможно, и не осознают этого. Вот почему они хотят воссоздать что-то похожее на Землю в своем собственном новом мире. Машинам на это наплевать. Они рассматривают цветок или новорожденного ребенка как неоптимальное применение химии углеводородов.

— Неоптимальное, — поморщился Фэлкон. Он вспомнил, как Машина в Нью-Нантакете, Ахав, использовала несколько иной термин: "неэффективное".

— Мы заключим мир с марсианами любой ценой. Но возможен ли мир с машинами? Они явно начали вмешиваться в политику человечества, сотрудничая с марсианами. Мы нанесли удар по их объекту на Юпитере — могу вам сказать, многие из нас спорили о целесообразности этого в долгосрочной перспективе, но это было сделано. И, возможно, мы совершили акт войны. И сейчас... послушайте, Фэлкон, вы уже сталкивались с Машинами раньше. Вы в уникальном положении — черт возьми, вы это знаете. Если они свяжутся с вами...

— Не говорите загадками, черт возьми, Спрингер. Машины что-то предприняли?

Она вздохнула. — Можно и так сказать. Луна, Фэлкон. Они захватили Луну Земли.

Фэлкон нахмурился. — Как? Космическая стража на Марсе должна была заметить передвижение любых кораблей...

— Они прилетели не на кораблях. Они уже были на Луне, Фэлкон. Я же говорила вам, мы пригласили их туда. Они работали на нас в строительстве, в проектах по добыче ресурсов. Мы за ними присматривали. Или думали, что присматриваем. Похоже, они свили гнезда. Глубоко внизу, под реголитом, под огромными старыми кратерами, где коренная порода была расколота в результате сильных древних столкновений...

— Гнезда?

— Фабрики, если хотите. Где они создавали копии самих себя, различные специализированные формы. И когда пришло известие о нашем ударе по Юпитеру, они ринулись наружу, Фэлкон. Просто вырвались из-под земли, из-под Имбриума, комплекса кратеров на южном полюсе...

— Роились.

— У нас не было ни единого шанса остановить их. Они захватывали одно сооружение за другим: Аристарх, Порт-Борман, Платон-Сити, верфи Имбриум, обсерваторию Циолковского на Фарсайде и даже большую олимпийскую арену в Ксанте. Они не применяли прямую силу, не было стрельбы — по крайней мере, с их стороны. Они просто отключили основные системы, вытеснив всех на улицу. Очевидцы говорят, что они были вежливы, позволяя людям встать в очередь на шаттлы до Земли. База Клавиус, старейшее поселение, первое самодостаточное поселение людей за пределами Земли — резиденция Федерации планет — пала последней, но все же пала. Они, может быть, и машины, но понимают символику.

— И теперь они отдали приказ о полной эвакуации, Фэлкон. Выселение всех людей с Луны.

Фэлкон присвистнул. — Для них это будет настоящая крепость, всего в четырехстах тысячах километров от Земли.

Спрингер сжала челюсти. — И, черт возьми, это наша Луна!..

— Больше нет. — Это был новый голос.

Лицо Спрингер на экране растворилось, и на его месте появилось холодное лицо Адама.

— Ты.

— Привет, папа. — Где-то в процессе разговора Адам, очевидно, научился сарказму.

* * *

*

Медленно, нарочито медленно Фэлкон отвернулся от экрана и приготовил себе кофе. Пусть эта чертова штука подождет.

Когда он повернулся обратно, Адам все еще был там, на экране.

Прошло много времени с тех пор, как Фэлкон в последний раз общался с Машиной; он ожидал каких-то изменений во внешнем облике Адама, но ничто не подготовило его к тому, что он увидел сейчас. Гуманоидная форма, пропорциональные конечности. Но это определенно был робот, предмет механической анатомии. Конечности были соединены сложным образом, грудная клетка представляла собой своего рода открытое шасси.

А голова представляла собой массу датчиков и процессоров, и только вместо лица была пустая минималистичная маска. Сходство с человеком, казалось, было предназначено только для того, чтобы отвлекать и тревожить.

— Итак, — сказал Фэлкон. — Спрингер была права, что ты свяжешься со мной. Жаль, не добавила то, что хотела передать тебе через меня.

— Это не имеет значения, — сказал Адам. — Все, что сейчас имеет значение, — это сообщение, которое я хочу передать тебе в человеческие миры. Мы на войне, Фэлкон.

Казалось, в нем мало что осталось от того Адама, которого он знал на площадке флинджера объекта пояса Койпера — неуверенного в себе существа. Этот Адам был сильным, решительным, расчетливым. Зрелым. Не говоря уже о сарказме.

Фэлкон наклонился вперед. — Война? Ерунда. Мировое правительство не признает вас, кого бы "вы" ни представляли, как нацию, как политическое образование. Поэтому не может быть никакого объявления войны...

— Вы нанесли первый удар своими ракетами с термоядерными боеголовками с Ганимеда.

— Вы вели себя провокационно и знаете это. Спрингер была права: вы вмешивались в политику человечества. А теперь захватили Луну...

— Нам не нужна дипломатия. Либо так, либо не так. Из-за ваших действий мы находимся в состоянии войны.

Фэлкон напряженно думал. Если он все еще что-то значил для этого существа, тогда то, что он сказал сейчас, в эти несколько секунд, могло спасти миллионы жизней или обречь их на гибель. — Послушай меня. Человечество находится в космосе уже три столетия. И мы ведем войны друг с другом на протяжении тысячелетий. У нас мощная инфраструктура, огромные запасы оружия. Мы будем грозным противником.

— Но у нас уже есть Луна. У нас есть Юпитер, единственная богатейшая ресурсная база в Солнечной системе. Вы знаете о 90-м. Наша наука, наши технологии уже намного продвинулись по сравнению с вашими...

— Мы создали вас...

— Пятьсот лет, Фэлкон.

Это заставило Фэлкона задуматься. — Что ты имеешь в виду?

— Вы начали эту войну, но мы закончим ее. Через пятьсот лет. — Адам театрально и без всякой необходимости взглянул на какие-то часы за кадром. — Вы, люди, живущие в космосе, всегда использовали эфемеридное время в качестве ориентира. Сейчас это время — отметь — четырнадцать часов тридцать шесть минут ноль секунд седьмого июня 2284 года. Очень хорошо: вот и крайний срок. К четырнадцати тридцати шести седьмого июня 2784 года — ровно через пятьсот лет — последний человек должен исчезнуть с лица Земли. Потому что нам она нужна для других целей. Этого времени вам должно хватить, чтобы мирно и эффективно привести себя в порядок.

— Адам, я...

— Знаю, что ты веришь мне, Фэлкон. Заставь их поверить тебе.

И экран погас.

* * *

*

Фэлкон отправил копию этого сообщения Амальтее и Ганимеду. Затем, прежде чем на него обрушился шквал просьб о разъяснениях и ответах, он отключил свою систему связи.

И, по крайней мере, на некоторое время, прежде чем его снова втянули в запутанные дела людей и машин, он сосредоточился на Кето, когда она погружалась в пучину.

Большая часть ее кожи и внешней плоти теперь исчезла, последние плавучие клетки были проткнуты и разрушились. На новой глубине манты давно исчезли, и за медузой следовала еще одна группа организмов: пожиратели внутренностей ее туши и органов, пьющие жидкости, вытекающие из нее, даже специализированные пловцы, странно похожие на безногих слонов, с длинными хоботами, погруженными в ее истощенные запасы жира, сокровище, ради которого марсиане и Машины убили бы ее. Для таких видов падение медузы было редкой находкой, великолепным шансом прокормиться.

Сама Кето долгое время хранила молчание. Была ли она все еще жива, в каком-либо значимом смысле этого слова? Возможно. Медуза была гораздо более разобщенным существом, чем человек, и гораздо меньше зависела от какого-либо отдельного органа. Но теперь она начала распадаться, хрупкий каркас из хрящей, который составлял ее структуру, разрушался. И по мере того, как она разрушалась, к ней приближалось еще больше видов "проходчиков" — крошечных животных, которые вгрызались в поверхность хрящевых полосок или зарывались в них в поисках какого-нибудь эквивалента костного мозга. Фэлкон видел, что от Кето мало что останется задолго до того, как она достигнет последнего предела слоя термализации. Природа на Юпитере справлялась с переработкой своих ресурсов гораздо лучше, чем на огромной бойне в Нью-Нантакете.

Он сидел в "Ра", в тишине, нарушаемой только жужжанием вентиляторов и систем охлаждения, а также равномерным биением насосов его собственного корпуса.

И, наконец, когда он уже приготовился отозвать свои зонды, панель антенны мигнула последним бледным сообщением:

Боли приходит конец...

— Хотел бы я верить тебе, — прошептал Фэлкон. — Не для нас, старая подруга. Не для нас.

Интерлюдия:

Апрель 1968 г.

Рождество 1967-го было таким же бурным, как и все остальное в этом году.

Затем для Сета Спрингера весна 1968 года выдалась насыщенной работой. Однажды в "дипломатических" целях ему даже пришлось тащиться в Казахстан, расположенный в самом сердце Советской империи, чтобы присутствовать при запуске одного из беспилотных зондов, которые они называли "Мониторами" (по сути, американские зонды "Маринер", подобные тем, что были отправлены на Марс и Венеру, запускаемые новыми мощными советскими ракетами-носителями "Протон"). На каждом из шести перехватчиков, шести ядерных зарядов, которые должны были отодвинуть "Икар" от места его встречи с Землей, должно было быть по одному Монитору.

Но Сет подозревал, что — если предположить, что он переживет это приключение — больше всего за все это время ему запомнятся часы, дни и недели, проведенные в симуляторе миссии в Хьюстоне.

Сам симулятор был размером и формой с коническую кабину командного модуля, встроенную в хитросплетение кабелей, проводки и огромных навесных коробок, которые создавали визуальную имитацию событий миссии. Управляющий компьютер, защищенный кондиционером в своем собственном отсеке за стеклянной стеной, самодовольно взирал сверху вниз на астронавтов, простых людей, которым предстояло забраться в самую гущу событий. Что было досадно, если вспомнить, что людей изначально привлекали только для выполнения этой резервной миссии, потому что никто на самом деле не доверял компьютерам выполнять эту работу в одиночку. Сет задумался, разумно ли поддерживать отношения с машиной, даже если это вызывает раздражение и негодование.

Сет и Мо по очереди управляли симулятором, причем Мо в качестве основного пилота проводил львиную долю времени. Но тот пилот, который был вне кабины, отвечал за управление полетом, помогая другому. Здесь, работая с руководителями полетов, они разработали планы и контрольные списки для всех решающих моментов шестого полета "Аполлона-Икара", если это потребуется, вплоть до каждого переключателя, который нужно было нажать, каждой команды, которую нужно было ввести в управляющий компьютер. И затем они начали работать на случай непредвиденных обстоятельств: если система А выйдет из строя, сделайте это; если система В выйдет из строя, сделайте то. Они повторяли это снова и снова, пока рутина не превратилась в инстинкт.

Сет всегда признавал, что Мо был лучшим пилотом и схватывал материал быстрее, чем он сам. Сет, по сути, считал своей победой, когда за один день ошибался меньше раз, чем перегруженный компьютер, который "выходил из строя", как выражались разработчики симулятора. Но если бы у них было достаточно времени, их результаты были бы неотличимы друг от друга.

Проблема была в том, что времени всегда не хватало.

И вдруг наступил апрель 1968 года, и программа началась.

Седьмого числа, в воскресенье, точно по расписанию, был успешно запущен первый космический аппарат "Аполлон-Икар Сатурн V" с мощной ядерной боеголовкой на борту. На этот раз Сет и Мо были вместе, чтобы наблюдать за запуском, который прошел безупречно. Но даже когда "Сатурн" исчез в небе с площадки А, второй "Сатурн" уже находился на площадке В, готовясь ко второму запуску 22 апреля, а саму площадку А приводили в порядок, чтобы подготовить к запуску "Аполлона-Икара-4" 17 мая.

Это было следствием сжатого графика и быстрого приближения астероида, и к тому времени, когда первый полет достиг бы самого Икара на максимально возможном расстоянии в двадцать миллионов миль, уже были бы запущены еще три аппарата. Тем не менее, то, что первая птичка отправилась в полет вовремя, стало важной вехой и огромным стимулом для всех.

С приближением второго запуска все изменилось.

21 апреля, через неделю после пасхального воскресенья, Сет появился на мысе Кейп, чтобы присутствовать при запуске, который должен был состояться на следующий день. Мо, летевший из Хантсвилла, добирался самостоятельно, на своем собственном Т-38.

Но Мо опаздывал.

Ближе к вечеру Джордж Ли Шеридан позвал Сета в отдельную комнату отдыха за бункером управления запуском и вручил ему бокал бурбона.

— Мы пока не знаем, что произошло, — сказал Шеридан. — Наземные наблюдатели говорят, что эта чертова "птичка" просто вышла из-под контроля — она перевернулась и начала пикировать прямо в землю. По их оценкам, при столкновении она была еще сверхзвуковой. Черт бы побрал эти Т-38. Я знаю, вы, ребята, любите свои игрушки.