— Да что вы, не лечить! Нет! — я поспешила развеять его неверно сложившееся представление, хотя понимала, что расположением переселенцев от этого не разживусь. — Я пришла спросить, не захочет ли кто-то наняться к нам на работу по подготовке полей и посеву озимых.

Старик замер, отпустил створку, почесал бороду, задумчиво произнес в воздух:

— А что?.. Так вам работники нужны?

— Если у вас есть незанятые..., — поспешно закивала я.

— Незанятые — это плохо, незанятых у нас быть не должно... И много платить будете?

— Как обычно, — немного поскупилась я, оставляя место для торга.

Оказалось, что старик и не думал торговаться, он снова взялся за створку ворот и попытался выдворить меня на улицу. Но я сунула вперед башмачок и протиснулась во двор, не собираясь так легко сдавать уже отвоеванное пространство.

— Ну ладно, ладно, могу немного надбавить за сезон.

— Не надо нам ваших денег. Неча приучать молодежь работать на чужого дядю...или тетю, — поправился он, и я с трудом подавила в себе желание смертельно оскорбиться. — На себя надо работать, на себя.

Катонец решился на еще одну попытку вытолкать меня вон, но я воспользовалась преимуществом молодости и, ловко обойдя его с фланга, приготовилась к продолжительной осаде. Каждый, наверно, знаком хотя бы с одним человеком, с которым проще согласиться, чем отказать в просьбе. Иногда очень полезно примерять на себя роль такого зануды. Особенно если оппонент, на ваш взгляд, как-то слабо и неубедительно мотивирует свой отказ. Мне было у кого поучиться: Оська уже в шесть лет блестяще проводил операции под кодовыми названиями "хочу лошадку" и "зачем Ефиму удочка, если он не рыбачит". Главное в этом вопросе, не давать противной стороне ни минуты покоя, а также возможности наслаждаться привычными радостями жизни.

— Да ладно, бросьте, всем нужны деньги, — я продолжала наступление, перестраивая солдат перед очередной атакой. — Если вам недосуг, так я сама пройду по домам, людей опрошу.

Я сделала шаг к поселению, но старикашка поймал меня за юбку, остановив тем самым ложный маневр. Идти по домам мне, конечно же, не хотелось.

— Ничего нам не нужно.

— Ну как же — ничего? Всем что-то нужно, — убеждено продолжала я, заходя с тыла и беря упрямца под локоток. — Может, вы в аренду у нас чего взять захотите? Землю, например.

— Да есть у нас земля!

Тогда я дала залп из главного орудия:

— Или, может быть, вам нужен голос моего отца в городском совете по решению какого-либо вопроса?

Ядро разрушило стену катонского бастиона и, пролетев над главным штабом, смололо в щепку все боевые стяги.

Старик замер, пожевал губами, беспомощно оглянулся, словно ожидая, что из-за холма вот-вот появятся силы союзников, но потом выкинул белый флаг.

— Я посоветуюсь со старейшинами.

— Отлично, завтра с утра зайду узнать их решение. Или, может, мне лучше лично поговорить с каждым?

Сторож испуганно замахал на меня руками, что я восприняла как вежливый призыв не утруждаться. Ладно-ладно, если он завтра поутру не откроет мне ворота, с меня станется перемахнуть через забор и пойти в народ.

Первым, что я увидела, войдя в дом по возвращении из коллективного хозяйства, была спина Оськи, сосредоточенно подглядывавшего в щель двери отцовского кабинета. Из любопытства пришлось тоже заглянуть: внутри за столом сидел Ерем, обложенный книгами, линейками и бумагой, и сосредоточенно что-то чертил. За ухо ребенка было заткнуто пестрое петушиное перо — предмет необычный, учитывая, что маленький гений не терпел вольностей в одежде, всегда застегивал все пуговицы и мог устроить жесткий разбор полетов служанке за невыглаженную рубашку.

— Мы его теряем, — обеспокоенно прошептал Оська.

— Ничего подобного, — ответила я, хотя тоже начинала волноваться. — Человек просто увлечен, а ты ему завидуешь.

— Знаю я, чем он увлечен, — брат протянул мне книжку "Основы построения магической матрицы". — Вот, вместе с почтой вчера принесли, а сегодня я проснулся от того, что у меня по лицу прыгает что-то склизкое и заливисто мурлычет.

— Так, может, кошка?

— Ага кошка... склизкая...заливисто.., когда я его скинул, оно забилось в угол и там растеклось маслянистой лужей. И после этого ты будешь утверждать, что все нормально? Сначала твои семена, теперь еще это. Я больше с ним в одной комнате жить не буду! — заявил паникер.

— Ну и спи тогда в гостиной, раз трусишь, — предложила я.

— Ты видишь, у него на столе еще и клетка. Вот зачем она ему, а? Нехорошие у меня предчувствия, — мальчишка состроил обеспокоенную мордочку, — пойду позову Ивара, пускай здесь все освятит.

— Даже не думай, — я вовремя поймала сорванца за шкирку. Глупо было верить, что он и впрямь обеспокоен — Оське бы только проказы устраивать. — Ты действительно хочешь крупномасштабных военных действий на религиозной почве в нашем доме? Скажешь Ивару — накажу.

Совет катонских старейшин, надо полагать, тоже не устоял перед моим оригинальным предложением, потому что на следующее утро идти в поселение мне не пришлось. Через час после рассвета у нас во дворе по стойке смирно стояла шеренга катонцев, а давешний старик барабанил в парадную дверь, взывая к нашей совести и кляня за лень. Первой фразой, которую я от него услышала, была:

— Голос голосом, но и про оплату вы не забудьте.

Кто бы сомневался! Я попыталась выяснить, на что они собираются использовать полученный голос, но катонец запирался и темнил, вызывая во мне неясные подозрения и фантазии об иностранной экспансии. К полудню все организационные вопросы были решены: оторопевший приказчик выдавал нанятым работникам инвентарь, косноязычно осведомляясь, не нужно ли "того...этого....как бы сказать...расписочку..." для пущего доверия, и распределял людей по полям. Впечатлительные селяне шушукались о том, что "девка совсем от рук отбилась, пустила на землю этих безбожцев иноземных". В общем, все шло как по маслу.

Была только одна проблема: старик-катонец, с энтузиазмом участвовавший в каждом организационном мероприятии, судя по всему, обратно в поселение не собирался, чем очень меня раздражал. Я поймала себя на мысли, что это крайне неприятно, когда кто-то пытается отдавать распоряжения одновременно с тобой: у змея должна быть одна голова, даже если она лохматая и дурная.

— А вы обратно на хозяйство не собираетесь? Кто же двор без вас стеречь будет? — вежливо, но не без намека спросила я.

— Да бес с ним, со двором! — беззаботно отмахнулся старик. — Думаете, к нам кто заходит? Местные нос воротят. Вот доктор иногда появляется. Священник под забором проповеди свои кричит. Да вы в последнее время за....грм...часто захаживаете. Фабрикант раньше бывал, а теперь как урожай собрали, так и он в город укатил, сказал, что до конца зимы не вернется.

— Как не вернется? — оторопела я.

— А так не вернется. Вчера заезжал обсудить поставки на следующий год, так и сказал, что через несколько часов отправляется и адрес оставил, куда писать в случае чего, если до весны возникнут какие-то проблемы.

Новость оглушила, растоптала и сравняла с землей мою чахлую надежду.

Я очень складно разложила перед Алисией свои мотивы на "во-первых", "во-вторых" и "в-третьих", не сказав только, что есть еще и незапланированное "в-четвертых", о котором мне не хотелось упоминать. Итак, в-четвертых: если нет никаких шансов получить ответных чувств, мне надо знать об этом как можно скорее. Я не из тех, кому в радость напрасные мучения, лишь бы не смотреть правде в лицо.

Он уехал, не передав ни слова — это более чем ясный ответ.

— Николетта! — звонкий детский крик отвлек меня от невеселых мыслей. Я обернулась и с удивлением увидела Ерема: мальчик редко выходил из дома погулять, да еще в чьей-либо компании. Компания вызывала еще большие вопросы: тот самый чудаковатый старик, недавно рассказывавший мне про привычки ушастых полевиков. Но вопросы разрешились довольно быстро. — Николетта, можно сеять!

— Ты уверен?

Вместо того чтобы насупиться, как всегда делал мой младший брат, если кто-то вдруг сомневался в верности его решений, Ерем вдруг неожиданно заулыбался по-детски открыто и, вытащив заведенную за спину руку, продемонстрировал мне клетку, в которой сидел рыжий, маленький, и, судя по всему, очень недовольный кролик.

Глава 6. Фабричные истории

Полевик (а это оказался именно он), пойманный Еремом, неожиданно прижился в доме. В образе кролика он чинно молчал и заметно благоволил к тем, кто угощал его сыром и солеными грибами. Правда, иногда становилось не по себе, когда нечисть, забившись в темный угол, вещала что-то томным голосом, просила звать его Агафоном и жаловалась, что наш домовой-дармоед опять умотал к овинникам, оставив хозяйство без присмотра. Не вытерпев и недели такого соседства, я спросила Ерема, когда он собирается отпустить беднягу, и почему вдруг стал рассчитывать время посева таким глубоко-антинаучным способом. На что мальчик вполне резонно ответил, что для решения проблемы научным способом ему не хватало сущего пустяка — метеорологической станции и архива наблюдений погоды за последние пятьдесят лет -, а полевика он уже давно отпустил, но Агафон решил не впадать в спячку и провести эту зиму в комфортных условиях — так что нам стоит войти в его положение и проявить благодарность.

— Вот помяни мое слово, мы из-за его магии скоро со всей окрестной нечистью за столом сидеть будем, — важно предрек Оська. Уж очень его расстраивал тот факт, что мудрый полевик Агафон наотрез отказывался проявлять свою истинную сущность перед Иваром и, притворившись ушастым зверьком, без тени смущения пожирал из рук послушника килограммы моркови под аккомпанемент речей о "любви к тварям божьим".

— Ну ладно Ерем — он вырастет, завоюет мир, глядишь, и нам, родственникам, перепадет кусочек какой-нибудь завалящей страны. Но вот Михея, Михея надо держать от магии подальше, — ответила я.

А то он уже начинал проявлять нездоровый интерес к занятиям младшего брата. И если Ерем, сотворив на свет какую-нибудь абракадабру, часто умудряется ликвидировать ее еще раньше, чем кто-то успеет заметить и испугаться, то Михей скорее всего будет съеден той же абракадаброй прежде, чем успеет испугаться сам. Поэтому я с глубоким пониманием и смирением отнеслась к пропаже штор из гостиной и заявлению вечно ищущего себя брата, что он определенно будет портным, а я на следующем балу покорю всех доселе невиданным платьем. Про "доселе невиданным" он прав: платье из штор встретишь нечасто.

Засеянные семена, зарядившие дожди и близость зимы не только прочно заперли меня в доме, но и привели в уныние. Средств развеять скуку практически не было, поэтому мы с братьями оттачивали остроту языков и с нетерпением ждали снега, когда накопившееся недовольство друг другом можно будет безопасно выплеснуть, утопив обидчика в сугробе. Оська к этому моменту готовился особенно ответственно: упрашивал няню связать варежки потолще и шапку поплотнее, прекрасно понимая, что за все его проделки первым делом мы, объединившись, подвергнем снежной казни именно его.

Но пока до снега было еще далеко, мне оставалось только тосковать и чаще прежнего выглядывать во двор. Алисия и та появлялась не часто. Рассердившись на невнимание Ласа, она решила некоторое время его игнорировать. Не знаю, заметил ли брат вообще этот жест протеста или ему и вправду было все равно, но через две недели вынужденной разлуки подруга явилась к нам в дом, устроила истерику, обиделась и поссорилась с Ласом. И заметьте: все это в отсутствие самого Ласа! В общем, представление было еще то. Так что я предпочитала пока и сама не показываться ей на глаза, чтобы ненароком снова не всколыхнуть страсти.

Когда одним тоскливым утром на нашем дворе раздался звук подъезжающего экипажа, я сначала даже не поверила в такое счастье: гость, настоящий гость! Сейчас, чтобы развлечься, все мы были готовы выслушивать даже наставления леди Рады. Я выглянула через окно и поняла, что экипаж абсолютно незнакомый. Из него вышла нарядно одетая дама, но украшенная перьями шляпка не позволила рассмотреть лица. Поэтому, когда служанка постучала в дверь и сообщила, что приехавшая леди ждет в гостиной, я уже успела поправить прическу и с еще большим интересом поспешила вниз.

Меня ждало потрясение: в комнате, изящно сложив тонкие руки на шелковой юбке, сидела старшая сестра господина Клауса. Я замерла в дверях.

— Леди Николетта, простите меня за столь внезапное вторжение, — при моем появлении она встала, шурша дорогой тканью. — Понимаю, что официально мы с вами не представлены, но я взяла на себя смелость нарушить некоторые правила приличия, раз уж вы все равно знакомы с моим братом, — она приложила руку ко рту, будто бы делясь со мной секретом. — Уж больно скучно здесь зимой, так что лишнее хорошее знакомство никому не помешает. Меня зовут Филиппа, и я была бы рада, если бы вы без церемоний называли меня по имени.

— Взаимно, — я протянула ей свою руку, предложила сесть и сказала служанке принести чаю, оставаясь все еще в замешательстве от происходящего. При всем желании меня трудно назвать подходящей компанией для женщины лет на пятнадцать старше.

— Вы, конечно же, гадаете, как мне вообще пришла в голову такая идея? — сестра фабриканта была проницательна. — Один наш общий знакомый написал мне, что с наступлением холодов вы со своим деятельным характером, должно быть, сходите с ума от скуки и что вас мог бы очень порадовать визит на фабрику. Вот я и решила, что сходить с ума вместе было бы веселей, а то наш скудный домашний кружок не может позволить мне и того.

Я не знала что ответить. Наш общий знакомый? Переспросить, кто это, смелости не хватало. Поэтому пришлось ответить светской банальностью (или банальной светскостью — это как посмотреть).

— Честно говоря, я была бы рада еще раз посетить фабрику: в прошлый раз мне удалось посмотреть не так уж много. Но я удивлена, что вы остались на зиму здесь, а не уехали в город вслед за братом.

— Ах, этот город мне порядком надоел. К тому же кому-то надо присматривать за Лилией — моей младшей сестрой — а пребывание в Земске ей явно не на пользу. Вы и сами не стремитесь в столицу.

— Мне тоже есть за кем присматривать.

— Знаю! — она рассмеялась. — У вас причин оставаться здесь, как минимум, на пять больше, чем у меня.

Принесли чай.

— Как жаль, что я совершенно не разбираюсь в чае, — легкомысленно сказала леди Филиппа, а сделав несколько глотков из чашки, так же свободно поведала. — Это должно быть шанхрский сорт "Бархатная ночь"! Только он оставляет такое яркое фруктовое послевкусие. Моя покойная матушка была его большой любительницей!

Я была бы не я, если бы не приняла столь неожиданное предложение. Казалось, среди наших погружающих в спячку окрестностей фабрика оставалась единственным местом, где до сих пор бурлила жизнь. Едва войдя через главные ворота, я чуть не попала под колеса тележки, и только успела насладиться знакомой суетой, как меня окликнули, приказали не трогаться с места и все это без должного уважения.