Ненормальная

Но во все остальном сдаваться не хотел — старался максимально уберечь от всех проблем и неприятностей, о которых она даже не задумывалась. Что-то вообще не замечала. И сплетен, которые ходили вокруг нее, такой молодой и на такой должности. О том, что с такой внешностью мозги, в общем-то, и не нужны. И о том, что прикидывается милашкой, а на самом деле — та еще продуманная сволочь. Таких доброхотов было не много, но даже они омрачали спокойствие мужчины. А она смеялась над этими выпадами. "Несчастные люди. Думают, что без блата и постели в жизни ничего не бывает. И все ждут, когда же им подвернется удача. Можно только посочувствовать". И спокойно себе жила дальше. Грязь к ней не липла, как ни старались добрые люди.

Вот тогда он расслабился и совершил непоправимое: из случайного разговора понял, что кто-то из высокого начальства достал ее до самых печенок. Придирался, отчитывал, грозил расправами и наказаниями. От того все более усталой и замученной она возвращалась домой, и все меньше говорила, постоянно о чем-то размышляя.

Через месяц такой жизни сообщила:

— Не пойму, чего от меня хотят. Но доводят до ручки. Зачем — не понятно. Еще немного, плюну на все, и уволюсь, к едрени фени. Достали уже.

Что тогда зашевелилось в душе? Обида за несправедливо обиженную девочку, или страх — если бросит работу, ее здесь ничто больше не будет держать, и она уедет в родной город? Наверное, этот страх и заставил его вмешаться. Подключил все связи, какие были, и свои, и Серегины. Выяснил, откуда вода льется, и какой урод метит на теплое местечко. Оказалось, ее тупо хотели слить, чтобы поставить на хорошее место какого-то своего товарища. И ведал процессом всего-то один человек, но с влиянием.

Дима топором размахивать не стал, но намекнул аккуратно, что может случиться с конкретной организацией в одном конкретном городе. Так, слегка просветил, какие тут бывали случаи. Подействовало. От Ани отстали, на время оставили в покое, и даже какую-то благодарность выдали — в качестве извинения. Чему она совсем уж удивилась, так как понятия не имела, какие бурные события разворачиваются за ее спиной. И так бы и жила, в счастливом неведении, постепенно привыкая к совместному быту и ненавязчивой (как казалось Диме) заботе .

Андрей. Эта недоделанная сволочь не смогла простить первой встречи, когда Анна вывозила его носом перед начальством, указав на все промахи и ошибки. Долго таил обиду, не показывая — не было возможности отомстить.

Но когда узнал, совершенно случайно, о переговорах, что велись в кулуарах и втайне от девушки, очень обрадовался. Выждал момент, когда на корпоративе в честь первой годовщины магазина собрались все сотрудники, партнеры, поставщики и еще толпа непонятных людей. И, ехидно улыбаясь, выдал:

— Ну что, Анна Сергеевна, Вы можете собой гордиться? Все же Вашими стараниями сделано. Если б не Вы, никакого успеха бы не было.

— Ошибаетесь. Я одна вообще ничего не смогла бы. Здесь замечательная команда собралась. И это только их заслуга.

— Ну да, а как же Ваши высокие покровители? Они же Вам помогали, а не команде? — И довольное ехидство просто полилось, как дерьмо из переполненного корыта.

Еще ни о чем не догадываясь, девушка спокойно ответила:

— Слава Богу, мне еще никогда не приходилось работать "под покровительством". Это слишком обязывает, знаете ли.

— Ну, не заметно, чтобы Вас напрягали отношения с Дмитрием Евгеньевичем. Скорее, все только к Вашему удовольствию. — Это он был таким смелым, потому что Дима отошел в сторону и не слышал разговора.

— А при чем здесь Дмитрий и моя работа? — она все еще продолжала не понимать.

— А что, нет никакой связи? Тогда, извините, я что-то неправильно понял. — И ушел, довольный, зная, что все-таки успел нагадить.

Она выдержала до конца вечера. Просто молчала. Потом молчала еще два дня, отделываясь от Димы ничего не значащими фразами. Видимо, додумывала, сопоставляла, собирала информацию.

А когда мужчина устал гадать, что же, все-таки, произошло, пришла домой и с ходу приперла к стенке:

— Дим, когда и как ты влез в мои дела на работе? О чем я не знаю, зато знают другие?

Попытался отмазаться, съехать на тему о контракте и скидках, но не получилось. Она просто пересказала разговор с Андреем. И снова задала вопрос:

— Когда ты успел оказать помощь, о которой я не просила? И даже не догадывалась.

Пришлось признаваться. Со страхом, что сейчас закатит скандал. Что обольет очередной порцией ехидства и презрения. С неуправляемой злостью на Андрея: "Все, доигрался!". С обидой, что вместо благодарности, приняла помощь в штыки. А ведь он реально ей жизнь облегчил, и спас от проблем, в которых она совсем не была виновата.

Всего боялся, чего угодно ожидал, понимал, что прощение придется очень долго заслуживать. Но не думал, что на этом наступит конец. Просто. Без скандалов и истерик. Что она молча соберет вещи в небольшую сумку, кинет ее у порога, зайдет на кухню, где сидел, тупо смотря в окно и не зная, что дальше делать, и сообщит:

— Дим, я ухожу.

— В смысле? Куда? — вздернулся от неожиданности, сердце загрохотало так, что оглохнуть можно.

— К себе домой. — абсолютно мертвым голосом.

— Хорошо. Когда вернешься? Завтра? — уже все понимая, но не желая верить.

— Не вернусь. Совсем ухожу. Держи ключи от квартиры. — Как ни странно, вернуть ключи от своей, съемной, от которой так и не отказалась, не попросила. Забыла, наверное.

— Ань, ты что? Это же ерунда такая! Я же для тебя старался, хотел тебе помочь! В чем дело-то?

— Я это прекрасно понимаю. И спасибо тебе за старания. Только ты забыл меня спросить — нужно ли мне это? И не подумал, как я теперь должна себя чувствовать. Протеже Серебрякова. Маленькая дурочка, которую лучше пока не трогать, пока он не наигрался. Придет время, припомним. А пока пусть живет. Мы ее попозже сожрем, на закуску. Мне как теперь жить? Я всего в своей жизни сама добивалась. И только это меня и держало, спасало от слабости — знание, что я сама себе защита и опора. Не позволяло застрять в жалости к себе и в соплях.

А теперь — как? Долго еще сомневаться, что мои успехи и моя жизнь, и уважение людей — ко мне, а не к "покровителю"? а потом тебе надоест со мной нянькаться, и на этом все — "финита ля комедия?" Идите, девушка, в лес?

Дим, до тебя я никого близко к себе не подпускала — не доверяла. А тебе почему-то поверила. Оказалось — зря. Оказалось, что ты, как и все, предпочитаешь сам все решать, меня не спрашивая. Дал время привыкнуть, успокоиться, а потом начал играть по вашим мужским правилам. Я же еще и неблагодарной оказалась.

Пусть будет так. Тебе легче будет отпустить, если обидишься. И лучше не звони. Не стоит.

Мертвая пауза, когда понятия не имеешь, что сказать. В таких случаях идеи и гениальные фразы потом приходят, но с опозданием. Когда уже ничего не изменишь.

— И что, Ань? Совсем без вариантов? — разозлился, что снова все сама решила, по местам расставила, не поспоришь. И толку -то — спорить? У нее — своя правда. Жесткая достаточно, но понятная: он ведь никакого будущего ей не обещал. Пытался быть рядом, старался стать необходимым, но никогда не говорил о будущем. Просто не задумывался. А она не спрашивала. А сейчас, оказывается, подставил серьезно: репутация — вещь одноразовая. Один раз пятно поставил — годами будешь оттирать, и все равно след останется. А для женщины в бизнесе это вообще удар по всем фронтам. А что взамен — временное затишье, короткий период спокойствия? А потом — неизвестность.

Кричать о том, что ничего у них не временно, и он всегда рядом будет, и вообще — бросай работу, и всех идиотов до кучи, живи со мной и ни о чем не беспокойся? Наверное, нужно было об этом кричать. Нужно было трясти за плечи, закрывать на все замки и не выпускать никуда.

Но об этом потом подумалось. Тогда была злость и раздражение. Что за непутевая, в конце концов? Радовалась бы, что есть человек, которому ее проблемы не пофигу. Нет же, блин, самостоятельная! Не выдержал:

— Хорошо, Ань. Иди. Настаивать не буду. Обещал когда-то. Но если вдруг передумаешь — звони или пиши. Я всегда буду рад.

И все. Даже не чмокнула в щеку на прощание. Развернулась и ушла. А ему осталось ждать и надеяться, что передумает и позвонит. И узнавать от друзей, что все у нее нормально. И работу сменила, хотя и не уехала. И мужчин вокруг нее, как всегда, пруд пруди, но ни одного постоянного. И просить ребят, чтобы присмотрели, осторожно, чтобы никуда не вляпалась. И усилием воли разворачивать автомобиль, когда на автомате ехал в сторону ее дома. И стереть все номера из телефона. Не удалось только — из памяти.

И пытаться забыть, стереть воспоминания, спать — желательно не одному, чтобы хоть как-то выспаться, не думая о ней. И терять надежду, с каждым днем, что она все — таки одумается, и телефон оживет.

А он, как всегда, ожил не вовремя...

Глава 21.

Или вовремя ожил? Как раз тогда, когда я находился на грани — забить уже и забыть навсегда, и уже потом не пустить в свою жизнь, даже если очень попросится? Или такого не случилось бы никогда? Чтобы не пустил? Что теперь гадать — уже здесь, и снова прочно обосновалась. Бродит по задворкам души, перебирает мягкими лапками — как кошка, которая долго гуляла сама по себе, а потом решила вернуться к хозяину. Хотя, какой там хозяин? У нее хозяев нет и быть не может. Сама себе закон и управа. А мне остается только надеяться, что в этом загадочном существе найдется и для меня местечко. Только вот хрен там был, надеяться уже хватит: никуда не денется и не сбежит. Как держать буду — еще не придумал. Но не отпущу.

Пока завоевывать будем мелкими шажками — играть на слабостях. Их немного у нее, но уже досконально изученные. Вот, валяется сейчас в ванне, что-то там себе мурлычет под нос, и не выйдет, пока не вытащишь. Иногда сомнения берут — отчего она больше удовольствия получает? От неуемной нашей близости или от горячей воды с солью? Выражение лица, во всяком случае, иногда очень похоже.

Пока забиралась в воду, засмотрелся: слишком ярко удовольствие на лице было написано. Даже она заметила, как пялюсь неотрывно:

— Дим, со мной что-то не так? Что ты рассматриваешь так внимательно?

А что сказать? Что насмотреться не могу? Слишком соскучился? Пришлось уйти, чтобы не смущать. И снова, как идиоту, ждать — вдруг позовет? Ну, там, спинку потереть, хотя бы... Раньше ведь звала. И позволяла всю себя выкупать, хотя сопротивлялась иногда. Говорила, что места мало, и нефиг ей мешать. А если я хочу всегда и везде ей мешать? Чтобы постоянно на глаза и в мысли попадаться? Одержимый? Наверное. Или просто дурак, или что похуже. Наркоман. Это точнее всего будет.

Потому что, даже достав ее из ванны, высушил, уложил в постель, выдал читалку электронную по первому требованию — куда ж без нее на сон грядущий? — все равно не смог успокоиться. Она что-то там в экране видит, хмурится, пальчиком тыкает, потом вдруг хохотать начала... А я лежу рядом и не могу насмотреться. Пусть и не на меня сейчас смотрит, а все равно дышать легче стало. От того, что просто рядом.

Долго так смотрел. Потом не выдержал. Руки удержать не смог. Снова начали волосы перебирать, по шее гладить, по плечам. А она — ничего так, не уворачивается. Только поудобнее на бок перевернулась, чтобы, значит, видеть экран, чтобы я руками не загораживал. Наивная. Читать она тут собралась. Нет, минут пятнадцать, конечно, я еще сдерживался. Потом не смог. Настойчиво так планшет забрал, на спину перевернул. Конечно, без давления. Просто очень уверенно, чтобы и мысли не было сопротивляться.

И не удержался, задал вопрос, который после нашего разговора всерьез меня мучил:

— Ань, чего ты сейчас хочешь? Я ж ведь никогда не спрашивал. Всегда все наугад делал. Ты, вроде, не жаловалась, но все равно — интересно.

Ух, ты, растерялась. Глазами хлопает, смотрит настороженно. И практически заметно, как шуршат в ее мозгу колесики и шестеренки: соображает, что сказать. Думала недолго. Выдала:

— Понятия не имею. Как-то не успеваю подумать над этим, если честно.

— А я очень много думал. И много чего хотел. И сейчас хочу. Рассказать?

— Ой, Дим, может, не надо? Как-то уже страшно становится... — и не шутит, похоже. Испугалась, что ли?

— Нет, Ань, расскажу, а ты пока подумай. Чтобы потом не говорила, что не предупреждал.

И как прорвало: понесло, потащило куда-то в омут. Про все свои фантазии дурацкие рассказал, и про то, что во сне видел, и как захотел ее тогда еще, у бильярдного стола, и не мог обуздать воображение. И как сдерживался, чтобы лицо кому-нибудь не начистить, когда кому-то улыбалась, и как тосковал все это время, пока не виделись... Поняла она что-нибудь из этого бреда? Не факт, что все поняла, но подействовал он на нее, это точно. Оказалось, что завести ее можно и так — только словами о том, как на меня действует. Главное, не прекращать нести этот бред, этот поток горячечного воображения. Ждать, что скажет в ответ что-то разумное — бесполезно. Впервые, похоже, ей крышу снесло быстрее, чем мне, и выяснилось, что это еще более восхитительно. Знать, что твою женщину так будоражат только твои слова, что потребность в ней, что копилась так долго, оказалась вдруг нужной и небесполезной. Это превратилось еще в один вид наркотика: доводить ее до изнеможения, только рассказывая о своих желаниях. Где, естественно, на первом плане — она. Правда, услышать от нее в ответ что-нибудь вразумительное так и не смог, да и некогда ей было разговаривать. Только под конец, устав уже слышать вопрос, чего же она, все-таки, хочет, не удержалась. Притянула к себе, глаза в глаза, и выдала:

— Дим, угомонись. Мне достаточно того, что ты рядом. — И выключилась. Оставив умирать одного. Теперь уже от счастья.

Утро тоже обещало быть счастливым. Снова завтрак вдвоем. Жаль, пришлось переодеть ее, все-таки, в костюм сестры: не ходить же ей двое суток без одежды. Простыть может. Моя рубашка не в счет.

Хихикнула на мою заботу:

— Я думала, мужчинам нравится, когда женщина на кухне, раздетая и босая. Это ж классика.

— Ага. Только не совсем точно. На кухне, беременная и босая. По-моему, так. — И тут накрыло осознанием. Черт, придется сознаваться. Чем позже скажу, тем сложнее будет.

— Кстати, насчет беременной...

В ответ — взгляд из-за дверцы холодильника. Вопросительный.

— Ань, ты пьешь таблетки?

— С какой стати? Я, как от тебя ушла, ни с кем не встречалась. — От этого признания на душе как будто посветлело. Но не так, чтобы очень.

— Замечательно. Значит, ребенок будет точно мой. И я этому буду очень рад.

— Ты о чем, Дим, какой ребенок?

— В общем, Ань, в первый раз, когда ты еще спала, я вполне мог сделать тебе ребенка. — Чего уж ходить вокруг да около? Нужно сразу говорить, и все точки над "и" расставлять, пока запятые не появились. — И я буду рад, если это действительно так. — Ну, а чем не возможность зацепить, уже по-настоящему? Причем, чтобы раз — и навсегда. Чтобы не отделалась.