Бесполезный попаданец

Пришлось рассказать анекдот, маршал его не знал. То ли я не шибко хороший рассказчик, то ли Гречко не в настроении, но окончание юморески маршал встретил в молчании и с серьезным лицом.

— И ради чего этот, как ты говоришь вброс? Ведь руководство страны будет знать правду!

— Отодвинуть конкурента. И плевать на то, хороший он или нет руководитель, принесет ли пользу стране. Здесь даже странная закономерность — как раз хороших и дискредитируют, а двигать будут тех, кто способен предать страну. Ну или своим усердием развалить.

— Ты даже знаешь фамилии?

— Увы, но ответ — да, знаю.

Удивленное лицо собеседника.

— Почему, же, увы?

— Потому что, никаких доказательств их вины привести нельзя. Вот, например, первый секретарь Ставрополья, Михаил Сергеевич.

Вопросительный взгляд.

— Горбачев.

— Знаю. Не общались лично, но что есть такой, знаю.

— Осенью сам хочу встретиться, поговорить. Думаю, не откажет корреспонденту 'пионерки', тем более свой первый орден он сам заработал, будучи пионером.

— Почему он? И не рано ли обвинения?

— То, что продаст страну слишком много данных. И Андропов его усиленно двигает наверх. Очень долгие беседы ведут вдвоем, когда Юрий Владимирович приезжает на отдых, на курорты.

— Это естественно, если я приеду 'на воды', он и со мной будет встречаться, беседовать. Его же край.

— Я пока не готов сказать, что и к чему. Да и сложная ситуация. Все вокруг говорят правильные речи, никто не ругает советскую власть, даже в узких кругах. Очень непросто выявлять. Есть несколько человек в руководстве, я Вам уже двоих назвал, но сами видите, доказательства только косвенные.

— И твои знакомые работают над этим?

Тяжело вздыхаю. Блин, не удержался со своим послезнанием. Хорошо хоть маршал понимает все по-своему. Решил, что за моей спиной есть некая организация или просто хорошо осведомленные люди.

Это, кстати, не впервой. То, что я действую не сам, а в чьих-то интересах считает большинство моих знакомых. Ну да, очень умный мальчик, даже иногда 'унтервудом' дразнят, прочел, кто-то умный Льва Кассиля, разнес шутку, но мало кто верит, что я все это сам делаю. Даже родители, считают, что влез в какие-то игры 'больших дядей', просят быть осторожнее. Наверно только Оля Большакова считает, что все это — я. А нет, друг, Олег тоже если повторяет чьи-то слова, то только в шутку. Председатель колхоза... Серега Николаевич... есть все же немало тех, кто видит в этом мои лишь заслуги. А вот с пророчеством сложно. Очень тяжело терпеть и не рассказать. Все-таки в моем поведении очень много мальчишеского, и этого мальчишку очень тянет поделиться. Сдерживаю себя с трудом. Пару раз порывался поделиться с Олегом, но как-то сама судьба отводила в последний момент от продолжения опасного разговора. А вот отдельные моменты я выдавал, но как говорил ранее, кроме смеха это не вызывало ничего. Воспринимали, как удачную шутку, коих я немало запустил в оборот. Так что и с маршалом, беру себя в руки и увожу разговор в сторону.

Склады у Гречко никакого энтузиазма не вызвали. Он скептически посмотрел на груды металлолома. Ничего другого он в коллекции не увидел. Его больше заинтересовала небольшая сабля, оставшаяся из моих поделок. У меня дома подержал в руках, попросил распустить шнур, из которого сплетена рукоять. Всмотрелся в надпись. Хмыкнул и промолчал.

А уже в складах, вернулся к этой теме.

— И как же тебе такое в голову пришло?

— Не поверите — не смог удержаться.

— В каком смысле?

— Когда был в санатории и увидел все богатство оборудования, то уговорил воспитателя нарушить режим работы.

— Ничего не понял.

— Там очень хорошие мастерские. Есть небольшая плавильня. Причем электрическая! То есть можно регулировать поступление газовых смесей, не только присадок. Центрифуга для расплава! И электромолот.

— Ничего себе санаторий! Это где же такое?

— В Абхазии.

— А ну да...

— После войны какой-то НИИ там обретался, его потом закрыли, оборудование сразу не вывезли, так и осталось. Там еще и столярные, слесарные мастерские неплохие. Дети, во время отдыха, понемногу осваивают. Плавильню запускают только зимой, уж очень много она жрет электричества, наверно, как весь тот городок, что рядом.

— А ты выходит, уговорил. Не удивлен.

— Так получилось. Когда увидел все и понял, что это такое... Книг то я много читал, как все делать, а вот попробовать смог только тогда.

— Сейчас нет планов повторить?

— Планов громадье, но зачем возвращаться к пройденному. Столько идей, что можно сделать... жаль оборудования того здесь нет. Точнее есть подходящее на местных заводах, но пока не договорился.

— Я в тебя верю, но если что обращайся, постараюсь помочь.

Маршал еще пару минут ходил молча, размышлял. Я пытался продолжить рассказ о том, что же за богатство здесь находится, но понял, что ему не того. В итоге он выдал следующее.

— Андрей, если у тебя будет что сообщить... я дам тебе контакт с моим человеком. Ему можешь передавать все что хочешь. Я ему доверяю.

— Виктор Сергеевич?

— Нет, не он. Но представит его тебе Виктор... Если не Виктор, то можешь с ним созвониться для проверки, телефон у тебя есть. Да и к Виктору обращайся, если проблемы будут, постараюсь помочь. А тому человеку, зовут его Анатолий, можешь передавать все как мне.

— Понятно. Спасибо.

— Не за что. Тебе тоже спасибо, памятный знак — участник пробега, ты получил заслуженно, хоть и проболел. И с музеем хорошую идею подал. Не обижаешься, что твое имя не упоминалось при его открытии?

— Нет, это даже лучше.

— Я тоже так и подумал, что слишком большая известность тебе пока не нужна.

* * *

* * *

*

Гречко уехал один. То есть конечно при нем толпа народа, я хотел сказать, что без меня. Проводил взглядом небольшой кортеж, умчавшийся по расчищенной дороге. Хм... Еще вчера здесь лежали сугробы. Посмотрел на двоих солдат и армейский Уазик, оставшийся, чтобы отвезти меня домой. Батальон, говоришь... Мысли о маршале улетучились — у него сейчас свои мероприятия. Городские власти вцепились в него и Андрея Антоновича ждет торжественная встреча в доме культуры. Но он справится. Я сам видел, как Виктор ему протягивал листки с подготовленной речью.

Нет, все же для батальона скромно как-то. Всего два ангара, штабное здание тоже невелико. Котельная, да, мощная. Или часть зданий уже снесена, или они были где-то в другом месте и там, например, сейчас коровник. Но все равно неплохо. Работы впереди непочатый край, и похоже эти две недели моего гриппования — были последним отдыхом детства.

* * *

* * *

* * *

Интрелюдия

Две встречи у маршала в конце 1973 года.

Эпизод 1

— Точно снимаем?

Мастер внимательно смотрел на военных.

— В чем проблема?

— Рукоятку я делал больше недели, она в своем роде уникальна, снять, не повредив не получится, потом придется делать заново.

Маршал с помощником переглянулись. Сперва кивнул Виктор, потом Андрей Антонович вынес вердикт

— Снимаем.

Мастер возился минут пятнадцать. Оглянувшись и заметив нетерпеливо-недовольный взгляд, пробурчал:

— Я стараюсь, чтобы повреждений было поменьше. Это облегчит изготовление новой. Все-таки драгоценности.

Когда работа была окончена, он присмотрелся к открывшемуся металлу сабли.

— Ну как и говорил, вот надпись по-арабски, перевести не могу, не обучен.

Военные склонились над клинком.

— Виктор, ты видишь, тоже что и я?

— Да, Андрей Антонович. 'А' и 'С'.

Мастер, слушавший хозяев, тоже повернулся к сабле и внимательно стал разглядывать надпись.

— Похоже, конечно... Но может просто кажется?

— А что, если я скажу, что один из моих гостей слишком хорошо описал этот клинок, сказал, что знает о мастере, его изготовившем, и сказал, что под рукояткой есть надпись, которую оставил мастер, и это его подпись двумя русскими буквами... Погоди... Виктор, а напомни, как зовут того пацана?

— Степанов, Андрей... Не может быть.

— Угу. Если Андрей Степанов, то как раз и будет 'АС'. А ну ка, Родион, давай-ка подробнее, что за клинок и откуда?

— Пацан? Не может быть. Ну да, 'А' и 'С'. Может все-таки арабистам показать?

— Неужели не показывали?

— Не знаю. Мне эта сабля, еще одна и два кинжала попали в прошлом году. Нет, уже в этом, в январе. Состояние клинков у всех хорошее, но вот рукояти были чуть ли не из гнилья. Руки бы поотрывать тому, кто делал. Клинки знатные, вот я и изготовил рукояти для всех, ножны. Да, ножен не было вовсе. Заказчик вам известен — Валериан Османович. Куда делись остальные клинки, не знаю.

— Можно, товарищ маршал?

— Валяй.

— Родион, нам сказали, что при изготовлении клинков добавили ванадий. Это так?

Мастер задумчиво посмотрел на подполковника, потом на клинок.

— Так вот в чем дело...

— Что?

— Я заметил давно, что часть кромки имеет слегка красноватый оттенок, и это не ржа. Видно не всегда, при определенном освещении. Но именно поэтому я и сказал Валериану Османовичу, что клинки старинные.

— Поясни.

— Подобный клинок, очень напоминающий эту саблю, был найден археологами несколько лет назад. Где, не скажу, не знаю. Я не участвую в раскопках. Но видел фотографии могилы, читал описание и держал сам клинок в руках. Он практически такой же формы, и что характерно имеет красноватый оттенок части кромки лезвия. Да, рукоятка там иссохла, ее снимали. Под ней надпись на арабском. Ее точно переводили, это было что-то... нет, не помню. Наверно не очень важное. Ту саблю археологи датировали средними веками, арабская работа, дорогая вещь. Сейчас она в каком— то музее хранится.

— А чья могила?

— Точно! Это было странным, но в могиле тел не обнаружили. Точнее скелетов. Все как при погребении, одежда, точнее остатки ее, доспехи, все что полагается для знатного воина и его жен. Их ведь хоронили вместе с ним. Но останков нет. Историки говорили о каком-то ритуальном погребении якобы еще не умершего. Там наплели много, но я не очень все понял и поверил.

— Так эта сабля — копия той?

— Возможно. Очень похожи. Когда я эту взял в руки, подумал, что один мастер делал. Сейчас уже не уверен. Сравнить бы, сказал точнее. Может эта и современная поделка под нее. Ваша выглядит как новая, это сразу заметно, не по году изготовления, а по состоянию. Та прошла многое... Ей рубили немало... отметин там масса...

* * *

* * *

* * *

* * *

Эпизод 2.

— Как все прошло?

— Хорошо. Подготовили в пределах бюджета, маршрут, обеспечение, все сделано.

— Как тебе мальчишка?

— Толковый. Даже слишком... Вот, что.

Капитан стал рыться в планшете, потом достал несколько бумаг и протянул по одному листку маршалу и его помощнику.

— Что это?

— Это, как ни странно — предложение вашего мальчишки. Довольно грамотно и самое главное, очень просто.

— Хм...

Маршал читал, удивленно поднимая брови.

— Рассказывай.

— Когда речь зашла о военной технике, вы же сами мне велели поднять тему и объяснить некоторые моменты, мальчишка пытался спрашивать о классификации, с точки зрения брони. Очень удивился, что нет такой таблицы, набросал 'на ходу', и вот результат перед вами. Я ничего не правил.

— Да уж, все настолько просто и логично.... Наган и 'Макаров' — первый класс защиты, самый высокий, шестой, СВД с бронебойным. И остальное разбито по классам. Дистанция выстрела десять метров. Вот только... автомат Калашникова, пять, сорок пять...

— Я тоже обратил внимание, товарищ маршал, оружие секретное, только в следующем году пойдет в серию. Сообщить об этом Андрее куда следует?

— Что сообщить?! Что в каждой дыре школьникам известно о новом секретном оружии? Не об Андрее сообщать надо, а ставить вопрос о соответствии наших хранителей секретов.

Маршал обвел взглядом притихшего зама и слушателя академии.

— А кто у нас отвечает за хранение? Я сам пообщаюсь с кем надо. Секретчики, мля. Какие предложения по этим классам?

— Было предложение создать ГОСТ на основе их, но я не знаю...

— Вот и займись. ГОСТ не ГОСТ, а принять за основу надо. Я что-то не слышал, что у наших западных друзей о таком.

— Так точно. Я постараюсь узнать подробнее, но тоже не слышал о таком.

— Вот и хорошо, опередим. Пусть учатся.

* * *

* * *

* * *

**

Прода

* * *

* * *

* * *

**

Семейные отношения — штука сложная. Кто в детстве не мечтал стать взрослым, чтобы не терпеть нотации, поучения от родителей? Наверно каждый. Надписи с похожими проблемами отцов-детей, встречаются даже в египетских пирамидах. Когда был просто ребенком, как каждый, по мере возможностей сопротивлялся, бурчал, но деваться некуда. Всё равно воспринимаешь родителей как более опытных, старших, хоть и недоволен. К тому же в инстинктах у нас заложено стремление понравиться своим родителям и очень многое мы не осознавая делаем для этого. Даже когда сопротивляемся их 'диктату'.

А еще очень многое мы просто не понимаем или не знаем.

Когда получил память будущего, в том числе и ту, когда сам был родителем и даже дедом, многое воспринимаешь по-другому. Но по-другому, вовсе не значит, что все понимаешь и принимаешь. Иногда даже получается наоборот. Я вижу ошибки родителей в жизни. Ошибки, которые сам потом повторял, будучи в их возрасте. Я понимаю, что память — это всего лишь опыт МОЕЙ жизни, не абсолютная истина. И самое лучшее, что могу сделать — не вмешиваться, но хочется помочь, наставить, 'сделать как лучше'. Мои нынешние родители сейчас в том возрасте, в котором был мой сын, каким я его помню, поэтому пробую воздействовать на их жизнь. Понимаю, легко не будет. И с детьми не было легко, а тут родители.

Первый шаг сделан в этом году. Сложный, но получилось. Уговорил маму не делать аборт. Это больная и скользкая тема. Почти все женщины проходят через это, многие потом, к старости понимают, что это была ошибка, но сейчас, когда на первом плане стоит благосостояние семьи, денежный и квартирный вопрос, выбирают удобство жизни, а не ребенка. А те, у кого уже есть дети, почти не раздумывая. В моей, прошлой детской жизни все было точно также, но я об этом ничего не знал. Только сожаления мамы, когда она была в преклонном возрасте. Теперь иначе. Слова родителей, что мама заболела и ей надо на пару дней лечь в больницу, поначалу воспринял, как обычно. Да, болезнь — плохо, но многие знания порождают дополнительные вопросы. Никто, разумеется, не объяснял мне что это прерывание беременности, но наводящие вопросы, что за болезнь, какая больница и отделение, дали ответ. Потом стал в дверях и сказал: 'не пущу'. Страшно от такой наглости стало не только мне, но и маме с папой. Никто меня не лупил и не отталкивал с прохода, попытались поговорить серьезно, как со взрослым. Хорошо, хоть Наташки не было дома в тот момент, не стоило ей видеть наш разговор на повышенных тонах. В конце концов поставил ультиматум — в случае аборта, уйду из дома. Вряд ли именно он повлиял, скорее весь разговор с убеждениями друг друга, но в итоге я победил. В качестве отступных пришлось обещать лучше учиться, больше слушаться и так далее. На условия родителей наложились мои дополнительные, потом снова дополнения от них и так далее. Поскольку в письменном виде никто не оформлял соглашение, толковать его можно по-разному и свою свободу я постараюсь не терять. Главное, что мама снова готовится стать мамой, а с остальным разберемся. Ну а то, что все деньги, моей 'белой' зарплаты, теперь отдаю родителям, мелочь. Заработаю. В этом плане перспективы намечаются неплохие.