Софии сделалось зябко от картин, стоящих за скупыми строками хроник. К счастью, выжившие сумели вернуться к нормальной жизни и вновь выработать правила и законы — несомненный признак всех разумных существ. Гадалка в задумчивости покачала головой. Нет, никто не убедит ее, что приличия — это лишь тщета, перечень пустых условностей.
— Вам холодно? — тут же обеспокоенно спросил господин Рельский.
— Вовсе нет, — запротестовала госпожа Чернова, улыбаясь ему. Внимание мирового судьи было ей приятно, и она не могла не понимать, сколь оно почетно для нее.
Рядом с мужчиной она чувствовала себя совсем маленькой, эдакой изящной куколкой. "Ночевала тучка золотая на груди утеса-великана..." — мелькнула в голове знакомая строка. Должно быть, именно так они смотрелись рядом, и от этого нелепого сравнения молодой женщине вдруг отчего-то сделалось весело и легко. Недавние тяжкие мысли испарились, и очарование Бельтайна вновь вступило в свои права.
София безотчетно чуть откинула назад голову, всматриваясь в такое близкое лицо Ярослава Рельского, напряженно глядящего на нее...
— Любопытно, откуда тогда брались драгоценности до Рагнарёка? — раздался вдруг совсем близко насмешливый голос Шеранна.
Молодая женщина отпрянула от мирового судьи, радуясь благословенной полутьме, которая скрыла ее пылающие щеки.
— Что? — переспросил в замешательстве мужчина, глядя на дракона весьма недружелюбно.
— Если драгоценности — осколки Радужного Моста, то откуда тогда они брались до Рагнарёка? — повторил Шеранн любезно.
— Этого профессор не пояснял, — пожал плечами господин Рельский, — полагаю, он считал, что раньше их не было.
— Глупо! — усмехнулся дракон. — Дети стихий знают наверняка, что это не так, да и остальные расы должны помнить те времена. К тому же ведь находят старинные украшения...
— Да, но почти все найденные вещицы просто золотые или серебряные, без вставок камней. — Возразил мировой судья.
Было очевидно, что спорит он лишь из духа противоречия, и это понял и дракон.
— Как вам угодно! — ответил он безразлично, и продолжил уже совсем иным тоном: — Позвольте похитить вашу очаровательную спутницу. Прошу!
Шеранн галантно предложил Софии свой локоть, но она не торопилась его принять и в замешательстве оглянувшись на господина Рельского.
Должно быть, тот расценил это как призыв о помощи, и впитанная с молоком матери вежливость заставила его галантно возразить:
— Думаю, госпожа Чернова предпочтет мое общество!
Оказавшись меж двух огней, притом один из них был пламенем вовсе не в метафорическом смысле, молодая женщина несколько растерялась, но быстро взяла себя в руки.
— Думаю, мы вполне можем прогуляться втроем, — дипломатично предложила она.
Кажется, такое решение не пришлось по вкусу ни одному из джентльменов, однако они не нашлись, что возразить...
Глава 19.
Главное предназначение ночи — она должна заканчиваться, уступая место равнодушному дню...
Именно об этом сожалела София, глядя на едва розовеющий горизонт. Праздник заканчивался, и наступающее утро немилосердно обнажало следы недавнего развеселого торжества, которые уже потихоньку начинали убирать слуги.
Лишь теперь гадалка поняла, что изрядно задержалась, позволив бесшабашному Бельтайну закружить хмельную голову. Эта ночь не годилась для тоски и сожалений, а потому молодая женщина веселилась в кругу знакомых, на время отбросив сомнения и обиды. Благо, теперь имелся иной главный подозреваемый, и общество вновь принимало госпожу Чернову, пусть и неохотно...
Она хотела тихонько ускользнуть, однако учтивость требовала проститься с владельцем гостеприимного дома. Мировой судья обнаружился в некотором отдалении, увлеченный беседой с гостями.
София поблагодарила его за чудесный праздник и сообщила о своем намерении отправиться домой.
— Вам не стоит ходить одной, — встревожился господин Рельский, удерживая ее тонкую ладонь, поколебался и вздохнул: — Но я никак не могу уйти сейчас!
— Вы очень любезны, — улыбнулась гадалка, — уверяю вас, нет никакой нужды меня провожать!
— А я думаю, есть, — раздался совсем рядом вкрадчивый голос дракона. Но, кажется, неожиданная поддержка вовсе не обрадовала мирового судью, который смерил Шеранна неприязненным взглядом. — Я провожу вас.
София подивилась про себя, припомнив, что при первой встрече господин Рельский отрекомендовал его как своего друга. Так называемые друзья держались между собою враждебно и недоброжелательно, нисколько не походя на приятелей. Даже недавняя совместная прогулка превратилась в некое импровизированное состязание. Разве что... Молодая женщина чуть покраснела, отогнала крамольную мысль и вновь вернулась к разговору.
Пока она размышляла, джентльмены продолжали вежливую перепалку, которая закончилась полной победой дракона: ведь сам мировой судья только что признал, что ей не следует возвращаться одной!
Госпожа Чернова разрывалась между желанием наотрез отказаться от сомнительного эскорта и вполне понятной опаской идти через парк ранним утром. Победительная улыбка Шеранна, коей он одарил молодую женщину, тотчас разбудила ее страхи, вызвала безрассудное стремление бежать, куда глаза глядят. Дракон не дал ей ни единого шанса, погнал прочь, как овчарка глупую потерявшуюся овечку, и у нее не было сил сопротивляться его воле. Впрочем, он куда более походил на волка, чем на преданного пса...
София обнаружила себя в нескольких шагах от господина Рельского и растерянно обернулась. Он казался мрачным и раздосадованным, но не сделал попытки догнать их, а заметив ее взгляд, поспешно обратился к почтительно замершему рядом дворецкому и принялся резко отдавать распоряжения.
Краем уха она услыхала, как мировой судья велел немедленно уладить раздор с рома. В детстве господина Рельского спасла от верной смерти травница-рома, которая буквально вытащила мальчика с порога царства мертвых. В благодарность он всегда дозволял этим неугомонным бродягам становиться табором в своем поместье, хотя такое соседство вызывало недовольство и ропот местных жителей, которые полагали рома воплощением пороков. Потому мировому судье приходилось то и дело улаживать споры и рассматривать обвинения, по временам совершенно нелепые...
Молодая женщина взглянула на свою руку, доверчиво лежащую на согнутом локте спутника, и не смогла сдержать досадливого вздоха: тонкие перчатки порвались, и в прорехах некрасиво виднелись пальцы.
В голове будто наяву возник взыскательный голос матери, твердящий, что неприлично показываться на людях в таком виде, и что любая уважающая себя дама лучше останется без перчаток вовсе, чем станет носить драные. Потому строго наказывалось иметь в ридикюле запасную пару. Но у госпожи Черновой ее попросту не было, она не могла позволить себе лишние траты.
Молодая женщина попыталась отбросить неуместные мысли, но затверженные с детства правила оказались сильнее доводов рассудка. Она осторожно убрала руку с локтя дракона, заставив его остановиться и удивленно обернуться, и принялась под его немигающим огненным взглядом неловко стаскивать длинные, выше локтя, перчатки.
Шеранн наконец уразумел в чем дело и начал помогать, заставив Софию залиться краской неловкости. Наконец злополучный предмет гардероба нашел последнее пристанище в маленькой бархатной сумочке, а госпожа Чернова отвернулась, не зная, куда девать глаза от смущения.
Она пробормотала что-то о том, что можно продолжать путь, и спрятала руки за спину, но дракон будто не слышал. Преодолевая слабое сопротивление, он ухватил ее кисть, и от этого простого прикосновения к пальцам, лишенным надежной брони перчатки, по ее спине пробежали мурашки. София попыталась выдернуть руку, но хватка у Шеранна была железная, и молодая женщина почти против воли повернулась к нему.
Он поднес ее ладонь к лицу и принялся внимательно разглядывать одному ему понятные, но несомненно важные, символы. А потом осторожно, словно опасаясь обжечься, поцеловал дрожащую руку.
Вся эта сцена, происходившая в полном молчании, пробуждала у Софии какое-то томительное волнение, заставляла дрожать и стремиться поскорее прекратить тягостное состояние. И одновременно она, затаив дыхание, боялась неосторожным движением прервать таинство этого рандеву...
— Почему вы всегда будто в тисках приличий? — хрипло заговорил дракон, заставив Софию вздрогнуть. — Вы заковали в оковы свою истинную натуру и держите свои чувства на цепи. Разве это правильно?
Молодая женщина вздернула подбородок, готовая ответить резкой отповедью, но искреннее, почти детское недоумение в огненных очах заставило ее прикусить язык. Ей вдруг стало чрезвычайно обидно, что он находил ее столь ограниченной и скучной.
— Зачем вы убеждаете меня отбросить приличия? — совладав с внезапно нахлынувшими чувствами, спросила она.
— Просто я не могу понять, зачем ползать по земле, сгибаясь под тяжестью кандалов, если можно летать?! — воскликнул дракон и тихо добавил: — Это же так... безотрадно!
София вдруг задумалась, каково это — смотреть на мир с высоты, как способны лишь птицы и... драконы. Наверное, все предрассудки и условности, обыденные заботы и тревоги кажутся оттуда такими мелкими и несуразными! Неудивительно, что драконы находят людей столь незначительными, неспособными на искренние чувства и настоящие душевные порывы. Быть может, оттого в его глазах так часто сквозит обидное презрение?
"Мы так наблюдаем за суетой муравьев, любопытной и познавательной, однако не заслуживающей серьезных раздумий, а тем паче, уважения!" — подумала госпожа Чернова, и ей сделалось тоскливо.
София совсем запуталась: твердо зная, что приличия и благопристойность есть основа добропорядочности, она никак не могла вспомнить источник этого здравого рассуждения, и не в силах была уразуметь, отчего ей казались столь важными эти рассудочные соображения.
Голова приятно кружилась, а все высокоморальные мысли растворились в хрустальной свежести утра...
— Людям не дано летать, — наконец тихо ответила она, отворачиваясь. И благоразумно проглотила горькое "а жаль!"...
— Почему... — начал было Шеранн, но его вдохновенную речь прервал раздавшийся где-то неподалеку отчаянный вопль.
Молодая женщина вздрогнула и со страхом обвела взглядом окружающие деревья, насупленные и зловещие в предутренних сумерках.
Крик повторился, и разом насторожившийся дракон вновь напомнил Софии пса, только на сей раз охотничьего, готового выслеживать добычу и рвать ее на куски, упиваться теплым потоком крови. Под туманной дымкой цивилизованности таился хищник, но ныне именно это успокоило её...
Он нежно сжал кисть госпожи Черновой и негромко проговорил:
— Это совсем неподалеку. Подождите здесь, я скоро вернусь.
Его руки слегка дрожали, а голос сделался ощутимо ниже, в нем появились рычащие ноты.
— Нет! — гадалка обеими руками ухватилась за его ладонь. — Я пойду с вами!
Дракон бросил на нее раздраженный взгляд, но потом смягчился, видимо, поняв, что она попросту боялась оставаться одна.
Не произнеся более ни слова, он скользнул вперед, почти волоча за собою Софию, которая отчаянно путалась в своих юбках и с трудом поспевала за ним.
Спустя несколько минут перед ними оказалась аккуратная полянка, обсаженная по краям старыми яблонями. В центре ее высилась бревенчатая сторожка, из тех, где удобно остановиться уставшему егерю.
Насколько было известно госпоже Черновой, здесь раньше жил старый лесничий, но тот уже год, как преставился, с тех пор сторожка пустовала. Обычный в общем-то деревянный домик в этот час выглядел хмуро и неприветливо, и отчего-то походил на обиталище какого-нибудь сказочного Серого Волка.
Молодую женщину не отпускало чувство, будто все это происходило понарошку, в каком-то странном сне. Что-то необъяснимо жуткое было в сонной утренней тиши, в лениво покачивающихся ветвях деревьев, в радушно приоткрытой двери...
— Здесь! — уверенно произнес Шеранн. Она вздрогнула, подивившись, что прекрасно слышала его слова, хотя в действительности это был лишь тихий шепот.
— Давайте посмотрим, — пытаясь говорить как можно тише, попросила София.
Он с сомнением покосился на нее, но не стал спорить, быстро подобрался к темному окну, заглянул внутрь, потом нахмурился и рывком распахнул дверь...
— Ну вот ты и попался, проклятый ящер, — раздалось из полумрака, скрывающего облупленные стены некогда добротного строения.
Когда глаза Софии привыкли к скудному освещению, она невольно вскрикнула и вцепилась в руку Шеранна, заставив его слегка поморщиться.
В единственной комнате удобно устроился господин Ларин, который обеими руками держал ружье.
— Заходите, гости дорогие! — издевательски пригласил старшина пожарного приказа. — И без глупостей, дракон. Я знаю, что ты легко можешь ускользнуть, но тогда я убью ее. А обвинят тебя, потому как все видели, что вы уходили вдвоем. Тогда тебя не будет защищать даже Рельский, все ведь знают, что она его подружка... Смекаешь?
Куда и подевались запинки и косноязычие стеснительного и неловкого человека, всегда погруженного в мечтательные раздумья! Он упивался своей властью над сыном стихии, был пьян хмельным ощущением хрупкой чужой жизни, трепещущей в жадных руках. Ружье слегка подрагивало, однако он зорко следил за вожделенными жертвами, не давая тем ни на мгновение уклониться с линии огня.
— А кто кричал? — поинтересовался дракон с ленцой.
— Я! — щербато ухмыльнулся господин Ларин. Распрямил узкие плечи, пояснил охотно: — На пожарах и не так вопить наловчишься!
Под прицелом Софии и Шеранну пришлось войти в домик. Она во все глаза смотрела в зияющее дуло, будто в оскаленную пасть зверя, и до боли сжимала кулаки, безуспешно пытаясь проснуться.
— Отойди от него, воробушек! — велел старшина, по дуге обошел их, ногой захлопнул дверь, по-прежнему тщательно целясь. Он чуть попятился, криво усмехнулся и добавил: — Ты мешаешь мне убить эту нелюдь!
— Вы хотите устроить на месте Бивхейма вулкан или что-то похуже? — изображая вежливое удивление, приподнял брови дракон.
Он держался с поразительным хладнокровием, казалось, его искренне забавляла вся эта суета.
— Я помню эту легенду, — зло ощерился в ответ господин Ларин. Его руки, сжимающие ружье, отчетливо тряслись, но на лице читалась отчаянная решимость.
— Боюсь вас огорчить, но это чистая правда, — пожал плечами Шеранн и заговорил напевно: — Дракон — воплощение стихии, которую сдерживает тонкий барьер плоти, так что моя смерть выпустит пламя на свободу. Этот милый городок ожидает огненная буря, которую нельзя остановить водой или песком, и в которой расплавится даже камень...
Госпожа Чернова невольно передернулась. Казалось, этот странный разговор грохотал в ее голове, бил по нервам, оставляя лишь пароксизмы страха. И только присутствие Шеранна, совсем близко, всего в шаге от нее, сдерживало Софию от истерики.
— Да что ты говоришь? — издевательски осклабился старшина пожарного приказа. — Не беспокойся, я хорошо подготовился!
