Симбиоз

Но бывают люди, от природы наделённые повышенной чувствительностью, и, учитывая свойственное нашему виду эмоциональное восприятие действительности, подобные люди обычно весьма впечатлительны, ранимы и уязвимы. Просто потому, что они воспринимают информацию напрямую и эмоционально реагируют на неё как на нечто, идущее изнутри, а не на стороннее воздействие. Она минует естественные фильтры жизненного опыта, логики, инстинкта самосохранения и прочие барьеры. Мазуры взаимодействуют с этим полем гораздо теснее и более осознанно, они общаются через него напрямую, задействуя определённую часть спектра.

Плотность информационного поля предсказуемо значительно выше на планетах, в местах скопления живых, а, тем более, разумных существ. Но на планетах обитания мазуров за счёт активного использования ими этой "среды" его концентрация выше на порядок.

— И причём тут я? — мрачно уточнила я. Сур к этому моменту ослабил хватку и на пробу отпустил моё лицо.

— Ты очень восприимчивая, — пояснил он. Видя, что истерика закончилась, разжал руки и отстранился, а я принялась разминать плечи, стараясь не смотреть на собственные руки. — Я бы даже сказал, чрезмерно. Если сравнивать воздействие информационного поля с солнечным светом, то, к примеру, для твоих спутников этот мир будет равносилен перемещению из темноты под яркое солнце: неприятно, при долгом воздействии — опасно, но не смертельно и, по крайней мере, некоторое время можно потерпеть. А для тебя это равносильно попаданию в открытый огонь, просто реакция сильнее растянута во времени. Вначале ничего не ощущается, потом появляется жар и боль, потом эти ощущения усиливаются, потом организм начинает разрушаться. Влияние оказывается на мозг, а дальше, сама понимаешь, итог плачевный.

— Зачем вы только нас сюда притащили, — судорожно вздохнув, пробормотала я и сползла по стенке, к которой прислонялась, на пол. — Чем вы в итоге лучше этих паразитов, которых мы ещё могли не подцепить?! И что мне в конце концов теперь делать? Я не хочу здесь оставаться, хочу домой, к нормальным людям, — я всхлипнула, обхватив себя за плечи.

— Аля, это... — начал он, опустившись рядом на корточки и протянув ко мне руку. Кажется, намеревался погладить по голове, но я отшатнулась, вжимаясь в стену.

— Не трогай меня! — огрызнулась раздражённо. — Даже близко подходить не смей! Ты мне уже обещал, что не причинишь вреда. А я не уверена, что вот это всё — лучше безумия и смерти. Отвези меня к родным! Или с ними я тоже не имею права видеться? Или ты именно для этого и притащил туда нашего земляка сейчас? Чтобы привыкали, да? И от меня не шарахались? Ладно, можешь не отвечать, и так всё понятно, — оборвала я свой монолог, чувствуя, что вновь начинаю закипать, и готова то ли повторно броситься на мужчину с кулаками, то ли разреветься. Делать не хотелось ни то, ни другое. — Почему эта мерзость не шевелится? Тоже не слишком-то довольна соседством? — спросила зло, по той же стенке поднимаясь на ноги.

— Твой симбионт пока... спит, ему нужно привыкнуть. Не надо его так называть, он ни в чём не виноват, — нахмурившись, проговорил Сур.

— Да вы тут все, в кого ни плюнь, никто ни в чём не виноват! — я раздражённо всплеснула руками. — И нас притащили к зечикам в тарелку исключительно из лучших побуждений, и тварь эту ко мне прилепили с благородной целью. Знаешь древнюю поговорку? Благими намерениями вымощена дорога в ад! Могли бы просто проигнорировать нас вместе с той задрипанной планетой, нет же, надо было влезть! Вас кто-то просил о помощи?! — опять вспылила я. — Благодетели! — прошипела совсем уж зло и резко переключилась: — Долго мы ещё будем тут торчать?

— Пойдём, — кивнул он. Предложил руку, но я демонстративно её проигнорировала. Сейчас он для меня был хуже, чем все предыдущие страхи вроде боязни высоты, вместе взятые. Кажется, я бы лучше прыгнула с крыши одной из здешних парящих башен головой вниз, чем коснулась этого предателя.

Где-то в глубине души я понимала, что всё не так уж страшно. Что можно привыкнуть, что это далеко не худший вариант. Ведь ничто не мешало чужакам просто устранить нас всех; они, если подумать, ничего нам не должны, и стоило благодарить хотя бы за относительную лояльность.

Только все эти соображения не отменяли главного, ощущения предательства. Я ведь ему на самом деле поверила. Искренне, от всей души. Правильно говорил Василич, наивная я. Дура, проще говоря! Жалко только, аукнулось мне это совсем не так, как он опасался. По-моему, "поматросил и бросил" пережить гораздо легче, чем... вот такое. Неужели он не мог объяснить всё заранее? Зачем нужно было сначала делать, а потом — ставить перед фактом?!

Последний вопрос я задала вслух, когда мы уже двигались к лифту в "нашем" доме.

— Для того, чтобы избежать истерики, — спокойно ответил он, и мне захотелось ударить мужчину чем-то тяжёлым.

— Избежал? — уточнила ядовито.

— В тот момент, когда это было опасно для тебя самой — да, — с той же невозмутимостью кивнул Сур. — Сильный негативный эмоциональный всплеск при общем нестабильном состоянии мог иметь разрушительные последствия для твоей психики. А после появления симбионта — это просто истерика. Неприятно, но безопасно.

— Если эта тварь спит, чем она может помочь?

— Мазур инстинктивно оттягивает основную часть влияния информационного поля на себя, и тебе достаётся воздействие, соизмеримое с привычным, — пояснил он. — Хотя бы попробуй найти с ним общий язык. Это не так сложно, как кажется.

— Мне это не кажется сложным, меня выводит из себя сама необходимость решения этого вопроса, — честно отозвалась я, вперёд мужчины проходя в общую комнату. — Я даже не знаю, что злит меня больше, ты или оно!

— Аля... — со вздохом начал он, кажется, намереваясь поймать меня за локоть.

— Я сказала, не смей меня трогать, козёл! — прошипела, шарахнувшись в сторону. И только потом сообразила, что мы уже не одни, что за этой сценой в полном шоке наблюдают все, начиная с тёти Ады и заканчивая тем мужчиной с Земли. Если он, конечно, в самом деле — с Земли.

Боясь встретиться хоть с кем-то взглядом, я, игнорируя встревоженные возгласы и окрики, бегом кинулась в свою комнату. Ни сил, ни желания с кем-нибудь общаться и что-то объяснять у меня не было. Я боялась сорваться ещё и на них и наговорить гадостей, а мне меньше всего хотелось ругаться с близкими. Заблокировав дверь, я скинула ботинки при входе и направилась в уборную, остро сожалея, что здесь нет проточной воды и жёсткой мочалки, которой можно было попробовать смыть с кожи назойливое ощущение грязи.

А ещё было очень жалко, что невозможно прополоскать собственную голову изнутри и вымыть из неё все тяжёлые мысли, всю злость и всю обиду.

Бездумно ловя горстями мелкие живые пузырьки, я торчала в умывальном углу очень долго, пока кожу не начало щипать, и некоторое время после, прислушиваясь к ощущениям.

Забавная смерть — быть съеденной душем. Интересно, если уснуть в этом душе или туалете пьяным или под какими-нибудь препаратами, эти твари в самом деле могут сожрать, или всё-таки нет?

Некоторое время я всерьёз раздумывала о том, чтобы проверить это на себе. Ну, или найти какой-нибудь более надёжный способ самоубийства. А что, удобно: чик — и никаких больше проблем! Но вскоре сумела взять себя в руки и выгнать из "душа". Нельзя быть такой безответственной трусихой и эгоисткой; мне-то, конечно, полегчает, то есть — будет уже на всё плевать, но каково будет моим? Брату, маме Аде, папе Боре с Василичем? Им на это как реагировать?

Да и повод явно недостаточный. Со мной близкие люди, я жива, относительно здорова и, кажется, я — это всё ещё я. Чем не повод для радости!

Ладно, радоваться, может, особенно и нечему, но кончать с жизнью — тоже, мягко говоря, не вариант. Люди живут и в худших условиях, а я... с жиру бешусь, вот! Надо быть благодарной за то, что у меня есть, а не придираться к мелочам. По-хорошему, стоило бы прямо сейчас одеться и выйти наружу, успокоить своих и объясниться, но сейчас на это сил точно не было.

Я подошла к кровати, на ходу пытаясь рассмотреть собственное тело со всех сторон и хоть немного привыкнуть к обвившим его узорам. И понять, они действительно настолько жуткие, как мне кажется, или в этом можно найти свою красоту?

Кстати вспомнилось, что при желании красоту можно найти в любом явлении природы, и я постаралась себя успокоить. Если забыть, что это тело — моё, а чёрные линии на нём — на самом деле отдельное живое существо, редкая сетка узора лежала удивительно гармонично, как специально нарисованная. Повторяла изгибы, даже подчёркивала достоинства фигуры.

Я осторожно пощупала широкую тёмную полосу на талии; здесь, в отличие от рук и лица, она над кожей не выступала и вообще почти никак не ощущалась. Прислушалась к себе и вновь не нашла никаких изменений, даже мысли и эмоции, кажется, были мои. Оно ещё спит? Интересно, и надолго это?

Вскоре рассудив, что стоять нагишом посреди комнаты — не лучший вариант, я присела на кровать. Потом закуталась в лёгкое пушистое одеяло, прилегла поудобнее. Было грустно и обидно, и очень хотелось, чтобы всё это оказалось сном. Вообще — всё, начиная со знакомства со свихнувшимися учёными, тоже затерявшимися сейчас в недрах этого летающего города. Интересно, они хотя бы живы? Впрочем, я даже догадывалась, почему нам их до сих пор не показывали: их тоже принудительно изваляли в этой чёрной гадости, и не хотели нас прежде времени спугнуть.

От учёных мысли вновь вернулись к моей собственной загубленной жизни. Минутная слабость, к счастью, миновала, и я уже сама удивлялась мыслям о самоубийстве. Конечно, сложившаяся ситуация была очень неприятной, но могло быть значительно хуже, а жить можно и здесь. Наверное. Я, правда, не умею плавать, но не думаю, что когда-нибудь окажусь поблизости от поверхности воды, да ещё с необходимостью самостоятельно на ней держаться.

Попытки задуматься над дальнейшей судьбой не принесли ничего, кроме новой волны тоски и жалости к себе. Вряд ли здесь нужны корабельные механики. Здравый смысл попытался напомнить об Андрее, который, будучи пилотом, нашёл здесь своё место, но мне уже было не до него: я плакала, тихо и почти без слёз. Потом, уже на границе сна и яви, с иронией подумала, что моё существование в последние дни при всём многообразии перемен сводится к трём состояниям: сну, еде и хроническому безделью. С редкими перерывами на слёзы.

Глава седьмая

в которой проясняются спорные моменты, а жизнь

как будто начинает налаживаться.

Ощущения от присутствия в организме кого-то постороннего были специфическими, но назвать их откровенно неприятными я не могла. Может быть, мазур оказывал на меня какое-то влияние, и мысли эти были не моими, но всё лучше паники и истерики.

Напоминало на связь с кораблём, только там всё было проще. Там была пассивная и в основном послушная техника, которая беспрекословно подчинялась человеческой воле, и отклик чьей личности был эфемерным и почти воображаемым. Здесь же было совершенно очевидно: эта личность существует отдельно. Я чувствовала его эмоции ясно, отчётливо. Даже, наверное, яснее, чем свои собственные, потому что "смотрела" на них со стороны. И эмоции эти были удивительно понятные, совсем человеческие и частью созвучные моим: опасливое любопытство, неуверенность, растерянность, даже некоторое смущение. Дайте угадаю, моего товарища по несчастью тоже не спрашивали, хочет он с кем-нибудь сожительствовать или нет?

В ответ на эту мысль от симбионта пришло ощущение протеста, но какого-то вялого. Будто возражал он исключительно из вежливости и хорошего отношения к нашему мучителю. Мол, меня, конечно, не спрашивали, но если старший велел — надо слушаться, он плохого не посоветует.

Некоторое время я лежала в кровати, отыскивая общий язык с самой собой. Плюсы можно найти даже в раздвоении личности: ты как минимум надёжно застрахован от одиночества. Если эти личности ладят между собой, то заодно от хронической "непонятости"; но, с другой стороны, если они вдруг начнут конфликтовать... Оказаться в последней ситуации не хотелось, так что стоило хотя бы попытаться.

Опытным путём выяснилось, что людей с мазурами роднят только эмоции. То есть, именно они были понятными и знакомыми, и именно на них было проще ориентироваться. В остальном... думали они не привычными облечёнными в слова понятиями, а какими-то странными сложными образами, которые я не то что понять — кажется, даже воспринять целиком не могла. Если они обмениваются информационными пакетами напрямую через информационное поле, логично, что воспринимают его и реагируют на него совсем не по-человечески.

А вот человеческий способ мышления мазуру был понятен, но казался чрезвычайно примитивным. Так что скорее не мне нужно было приноравливаться и пытаться освоить новый способ общения, а ему научиться "быть проще".

Логика у него тоже была своеобразная. Насколько я сумела понять, основной движущей силой его существования было любопытство и стремление к познанию. Может, мне просто достался сожитель с таким характером, но я скорее склонялась к тому, что это общая черта вида.

А ещё обнаружилось, что для них понятие причинно-следственных связей очень расплывчато и малозначительно. То есть, ему было совершенно не интересно, зачем его прилепили к конкретной незнакомой тётке, почему именно к этой и кому это понадобилось. Зато он радовался открывшейся возможности познать что-то новое. Как ему в этом помогает симбиоз с примитивно думающим человеком, я пыталась понять отдельно и очень упорно и в итоге, кажется, догадалась. Несмотря на единство и непрерывность информационного поля, напрямую взаимодействовать мазуры могли на конечном и достаточно небольшом расстоянии. Присутствие же человека позволяло расширить эти границы. Мы работали как антенны и заодно упрощали перемещение. Ну и, плюс к тому, люди с их привычкой всё автоматизировать и компенсировать собственные недостатки приборами, придумали эти льдистые камушки, позволяющие ещё расширить поле взаимодейтсвия, охватив им сразу всю планету.

Я тут же заподозрила Сура во лжи относительно космических перелётов; он-то говорил про тесные связи, нарушаемые во время перелётов! Однако симбионт поднапрягся и выдал понятный мне образ-картинку. К большому камню, явно расположенному под водой, крепилась странная конструкция: множество мелких зеленоватых шариков, оплетённых паутинной сеткой. Сеткой они были скреплены друг с другом, а ещё от каждого тянулся тонкий стебелёк к камню. Кажется, это была местная водоросль.

Картинку сменила другая: те же шарики, лишённые паутины, хаотически болтались, но на первый взгляд казались живыми и бодрыми. А вот на третьем образе шарики, заключённые в сеть из паутины, но оторванные от камня, явно зачахли.

Похоже, мазур так пытался объяснить, что их связи друг с другом и с планетой имеют совсем разную природу, и если без первой можно обойтись, то вторая жизненно необходима. А отправляясь в космос они, похоже, имитируют связь с планетой связью с кораблём, то есть, фактически, отпускают в плаванье свою колонию с частью камня. И для надёжности делают "паутину" плотнее. В ответ на эти рассуждения от симбионта пришла волна облегчения и одобрения: мы друг друга поняли.