| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Не знаю, — он опять закрыл глаза. — Не имеет значения, поднимусь я или умру от голода, сидя. Все это неважно. Ничего — не означает ничего.
— И даже смерть твоего брата ничего не означает?
Он вяло пожал плечами. Жизнь, смерть — все едино. Едино с Силой.
— Силе все равно, — сказал Джейсен.
— Но тебе же не все равно?
Он открыл глаза. Ее взгляд был настойчиво, почти вызывающе многозначителен, как когда-то и в "объятиях боли", и в Детской, и в кратере. Но он был слишком измотан и слаб, чтобы ломать голову над тем, что она хотела до него донести.
— Все равно мне, или нет, тоже не означает ничего.
Уголки ее рта дернулись.
— А для тебя, означает?
Он уставился на свои руки. После долгого, долгого молчания, наконец вздохнул.
— Да. Да, означает, — ему никогда не приходило в голову обманывать ее. — Ну и что? Конечно, мне не все равно, но кто я такой?
Она так легко пожала плечами, что это походило на дрожь.
— Это всегда было вопросом из вопросов, да?
— Но у тебя никогда не было ответа…
— У меня всегда был ответ, — мягко сказала она. — Но это мой ответ, а не твой. Ты не найдешь правды во мне.
— Ты все никак не прекратишь, — едкий пепел обиды осел на его горло. — Думаю, я вообще ни в ком не найду правды.
Вержер ответила:
— Именно так.
У Джейсена зазвенело в ушах, словно в его череп пробралась сердитая искропчела и теперь изо всех сил ищет выход.
— И где же тогда мне искать правду? — несвязно произнес он. — Где? Скажи мне, прошу.
Из-за звона в ушах он почти не слышал собственного голоса. Звон превратился в вой.
Вержер склонилась к нему и улыбнулась, и, хотя вой поглотил ее слова, Джейсен прочитал по губам:
— Спроси у себя, где же еще искать.
— Что? — слабо выдохнул он. — Что?
Под этот вой, что штормовым ветром унес все слова и следы чувств из его головы, Вержер собрала свою квадратную четырехпалую ладонь в горсть и легонько ткнула Джейсена в грудь — прямо в центр, туда, где имплантант послушания оставил после себя лишь пустоту, туда, где сейчас находилась критическая масса его собственного горизонта событий.
В этой пустоте было тихо. Оно было спокойно: око шторма внутри Джейсена. Он окунулся в спокойную, молчаливую пустоту и позволил ей охватить себя. Шторм захлебнулся. Черная дыра поглотила саму себя. Он не был одинок в молчаливом спокойствии. С ним была Сила: пульсирующая пуповина, которая связывала его со всем, что существовало, существует и будет существовать. С ним была вонг-жизнь: начиная от смутного удовольствия, испытанного шарообразными грибами от их с Вержер тепла, до делового кишения арахноидов, снующих по своей растущей паутине… до сдержанной готовности к внезапному применению силы двенадцати йуужань-вонгских воинов, ворвавшихся в комнату… И даже захватывающего дух предвкушения триумфа, которое испытывал Ном Анор, следуя за ними по пятам.
Йуужань-вонгские воины. Всего двенадцать. Вооруженные. И Ном Анор. Воины построились длинной дугой. Джейсен безмятежно разглядывал их. Молчаливое спокойствие в его груди не знало ни удивления, ни опасности. Там был только он… и все остальные, и целая вселенная, и каждый из них был ее частичкой.
Джейсен озадаченно посмотрел на Вержер. Теперь он понял — то, чего не понимал раньше.
Она сказала не: "Спроси у себя, где же еще искать".
Она сказала: "Спроси у себя.
Где же еще искать?"
Ном Анор шагнул вперед, сцепив руки прямо внутри широких рукавов длиннополой кожи-туники, настолько черной, что она даже мерцала. Джейсен мог видеть свое искаженное отражение в ее глянцевой поверхности.
"Ном Анор", подумал Джейсен. "Посреди нашей столовой".
— Бессмысленность и отчаяние, от которых ты страдаешь, — шелковым голосом начал Ном Анор, — Это неизбежное следствие вашей ложной религии. Эта ваша Сила, она не имеет приложения. Она такова, что к ней может прицепиться любая ересь, которой наводнена ваша галактика. Полная лжи и иллюзий, мелочной зависти и предательства. Но у вселенной есть цели. Есть причины, чтобы подняться, и ты можешь найти их. Я помогу тебе.
"Он подслушивал", решил Джейсен. "Конечно, это Вержер привела его".
— Настало время, — продолжил Ном Анор, — Оставить эту бесполезную Силу. Время оставить тьму и заблуждения. Время занять свое место в чистом сиянии Истины.
Голос Джейсена разнесся долгим эхом, словно молчаливое спокойствие, из которого этот голос раздавался, был широкой пещерой.
— Чьей истины?
— Твоей истины, Джейсен Соло, — радостно сказал Ном Анор. — Твоей божественной истины!
— Моей божественной?..
Ном Анор выудил из широкого рукава световой меч. Все двенадцать воинов сразу же насторожились, их лица превратились в маски ненависти при виде зажженного клинка. Сверкающая пурпуром энергия рассекла паутину; Джейсен бесстрастно наблюдал, как Ном Анор мастерски разрезает нити, опутывающие стул.
Ном Анор отжал кнопку активации и преклонил колени у ног Джейсена.
Исполнитель покорно склонил голову и на открытых ладонях протянул выключенный меч. Дизайн рукояти был знакомым.
Меч принадлежал Анакину.
Джейсен взглянул на Вержер.
Она решительно выдержала его взгляд.
— Выбирай и действуй.
Со сверхъестественной ясностью Джейсен осознал выбор, который ему предлагают.
Шанс. Меч Анакина. Анакин сам его сделал. Сам им пользовался. Меч изменил Анакина, и Анакин изменил меч. Кристалл в нем был не обычным, а самоцветом вонг-жизни.
"Наполовину джедай. Наполовину йуужань-вонг", подумал Джейсен. "Почти как и я."
Ему предложили то, в чем заключалась жизнь Анакина: его дух, его мастерство, его храбрость.
Его неистовость. Впервые Джейсен дрался на световых мечах, когда ему было три года. Он был прирожденным бойцом. А сейчас он мог чувствовать и йуужань-вонгов. И Сила была с ним. Он мог пойти путем Анакина. Стать истинным воином. Он мог даже превзойти своего брата: с той темной мощью, которой он овладел, ему было по плечу сразиться даже с дядей Люком. Даже с рыцарями-джедаями из легенд. Он мог бы стать непревзойденным острием Силы.
Более того: Джейсен мог отомстить за смерть брата оружием, которое брат сам и создал.
"Я могу взять его сейчас", подумал Джейсен, "И убить их всех. Не в этом ли весь я? Не этим ли я хочу быть?"
Он взглянул на Ном Анора.
Исполнитель произнес:
— Прими проклятое орудие и сражайся… или избери жизнь. Прими Истину. Предложи Истину: раздели ее со своим народом. Позволь твою божественную Истину донести до тебя мне.
Джейсен потянулся за мечом, но не рукою. Казалось, рукоять взмыла в воздух и пронеслась мимо ладоней Ном Анора прямо в сторону Вержер. Вержер с легкостью подхватила меч и положила на стол рядом с собой. Джейсен не отрывал от нее взгляда… и не только от нее — он смотрел на свои отражения на черных глянцевых роговицах ее бездонных глаз. Смотрел молча, бесстрастно, пока не почувствовал, что может сам отражать отражение: он стал гладкой поверхностью, мерцающей над пропастью тьмы. Зеркалом для любого порождения ночи. Джейсен набрался спокойствия; когда его неподвижность позволила ему почувствовать, как вселенная начала свое вращение вокруг клинка, которым он стал — он поднялся на ноги.
Ном Анор самодовольно зашипел.
— Ты станешь звездой, светилом, самим Солнцем — и наполнишь галактику светом Истинного пути.
— Договорились, — сказал Джейсен.
Гладкая, неподвижная поверхность, безупречная благодаря отсутствию слабости, совести и человечности.
— Почему нет?
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ВРАТА СМЕРТИ
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ИЗМЕННИК
Ради общего развития, вообразите невообразимое — соотнесите количество жертв завоевания Корусканта с гигантской шкалой. Представьте десять миллиардов, погибших при бомбардировках… Двадцать миллиардов, погибших в землетрясениях, сопровождавших изменение орбиты планеты… тридцать миллиардов умерших от голода, от рук бойцов йуужань-вонгских карательных отрядов, от ядов и зубов хищников, или иным образом убитых при столкновении с вонг-формованной природой…
Прибавьте к ним сорок миллиардов порабощенных, интернированных и захваченных в плен. Все эти цифры — не что иное, как предположение. Выдумка.
Даже когда база данных Корусканта была в порядке, всеобщая перепись давала весьма приблизительные результаты. В разгар боев подсчитать пропавших и убитых не представлялось возможным. Сто миллиардов — это необоснованно много; вероятно, чудовищно преувеличенно — однако даже если и так… Вычтите данное количество жертв из числа населения Корусканта — вы получите девятьсот миллиардов выживших.
Девятьсот.
Миллиардов.
И выжившие тоже могут быть полезны в бою. Вот уже долгие месяцы то тут, то там из гиперпространства появлялись концентрационные корабли. Когда, или в какой звездной системе это случится — предсказать было невозможно. Концентрационные корабли были обычно километрового диаметра, округлой формы — гигантские махины из беспорядочно скрепленных шестиугольных камер; некоторые — размером с корабельную ступеньку, а некоторые — и с целую посадочную палубу. Возможно, эти корабли были разновидностью какого-то растения, специально выведенной йуужань-вонгами; а, возможно, — нагромождениями экзоскелетов, оставленных гигантскими внеатмосферными животными. Датчики фиксировали следы воздействия довинов-тягунов — вроде, скажем, искривления полей у точек выхода из гиперпространства; и через несколько секунд после появления каждого такого корабля следовало новое возмущение в гравитационном поле.
Некоторые ученые из Новой Республики полагали, что эти вторичные взрывы были ничем иным, как самопроизвольным схлопыванием довинов-тягунов. Другие утверждали, будто вторичные взрывы указывали на то, что некие довинообразные существа, доставившие концентрационный корабль, возвращались к исходной точке через гиперпространство. Ясно было только одно: корабли эти появлялись неожиданно, и зачастую в необитаемых звездных системах. Они не были оборудованы ни продовольственными складами, ни системами жизнеобеспечения, ни соответствующими двигателями. На этих кораблях были только пассажиры. Миллионы пассажиров. Сотни миллионов выживших после завоевания Корусканта. Каждая обитаемая система, нечаянно оказавшаяся пунктом назначения концентрационного корабля, вставала перед суровым выбором: потратить свои по-военному скудные ресурсы на то, чтобы обеспечить беженцев жильем и продовольствием; либо позволить тем умереть от удушья, голода, жажды… возможно, от переохлаждения, а возможно, от чрезмерной жары. Либо оставить эти корабли без внимания — позволить им дрейфовать между планетами застывшими мавзолеями, вечным напоминанием о бездушном, смертоносном пренебрежении к сотням миллионов жизней.
Ни один из миров Новой Республики не был в состоянии взять на себя ответственность подобного масштаба; если бы это было возможно, такой мир заведомо не принадлежал бы к Республике. Никто не знал наверняка, появляются ли концентрационные корабли в необитаемых системах. Никто не хотел даже задумываться о такой возможности.
Кое-кто из джедаев участвовал в поисках, при помощи Силы исследуя обширные скопления межзвездной пыли; но джедаев и так было мало, а тем немногим, что уцелели, нечасто удавалось найти свободное время. Планетарные и системные правительства не снаряжали никаких поисковых команд. Они просто были не в состоянии сделать это.
Правительства не могли обеспечить даже то количество беженцев, которое накопилось в их системах к настоящему моменту; разыскивать новых было не только бесполезно, но и неразумно. Несмотря на отчаянную нехватку сырья и технологий, делалось все, что только возможно. Военное положение исключало вероятность скорого возникновения городов на сотни миллионов жителей, но существовал и иной вариант решения проблемы. Концентрационные корабли были просторными и герметичными. Потому беженцев не спешили снимать с них; а принимающая система брала на себя обеспечение переполненных кораблей водой, канализацией, очищенным воздухом, освещением и продовольствием.
Корабли стали орбитальными лагерями беженцев. Лагерями… как ни крути. Жизнь на лагерном корабле была нелегкой. Даже в процветающих системах продовольствие распределялось так, чтобы едва не умереть с голоду; даже лучшие очистные сооружения не могли избавить воду от следов загрязнения, и, чем дальше — тем хуже. Теснота, грязь, вонь: атмосферные установки еле справлялись с дыханием, кожными испарениями и иными отходами жизнедеятельности тысяч различных рас, сама атмосфера была так насыщена угарным газом, что всех без исключения мучили головные боли… по крайней мере тех, у кого были головы. Даже фотосинтезирующие установки работали на пределе — хоть двуокиси углерода было с избытком, но перерабатывать ее приходилось в тусклом, ненадежном искусственном свете. Плохо было всем, а покинуть корабль разрешалось только в очень, очень редких случаях.
Об истинным причинах, по которым беженцев удерживают на концентрационных кораблях, вслух не говорилось.
Дело же было вот в чем: межпланетное пространство оказалось идеальным санитарным кордоном. По милости йуужань-вонгов многие системы получили помимо неизбежных последствий перенаселения и иные неприятные сюрпризы. Ко всем сообществам беженцев присоединялось неустановленное количество шпионов, саботажников, участников Бригады мира, и всяких разных коллаборационистов…
А иногда бывало и хуже.
* * *
Ганнер Райсод уже не одну неделю следовал за молвой. Этот слух поведал ему навигатор чартерного челнока в таверне на Тейре, тот узнал от служащего грузового космопорта на Ротане, почерпнувшего это из разговора с пилотом фрахтовика на Сайзар Ран, который случайно услышал об этом от таможенного инспектора то ли в системе Севаркос, то ли на Мантуине, может быть — на Алмании; инспектор услышал об этом от флотского приятеля, чей родственник поступил волонтером на концентрационный корабль в системе Ботавуи. Ганнер терпеливо отследил всю цепочку, прошел через сохранившиеся миры Новой Республики, через недели гиперпространственных перелетов, через бесконечные разговоры — "Видели ли вы?.." — со скучающими клерками и мрачными грузчиками, недоверчивыми бюрократами и обозленными беспризорниками. И когда он откинул пронумерованную занавеску, которая обозначала дверь комнаты в гигантском улье концентрационного корабля, он уже так устал, что не помнил, в какой системе находится.
Номер на занавеске состоял из трех частей, которые служили координатами расположения комнаты относительно центра этого неправильной формы шара — концентрационного корабля. На корабле, где не было ничего, что напоминало бы палубы — или вообще хотя бы прямые линии — трехмерные координаты были единственным способом обозначить адрес комнаты. Именно эта отдельно взятая комната располагалась вдалеке, практически в самой глубине корпуса, на стороне, противоположной той, что была обращена к миру, вокруг которого вращался корабль. Она была — как Ганнер смутно заметил про себя, узнав координаты — на темной стороне.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
