Обещай мне вернуться

Вечером девушки собирались сварить земляничный компот на всю комнату.

— Нам еще лекарственные травы нужны, не забывайте! — беспокоилась комсорг Любаша.

— Угу, — зевая, проговорила засыпавшая Майка. — Раненым пионеры нарвут, а о нас кто позаботится?

— Вот, кудлатка дело говорит! — обрадовалась поддержке Любаша. — Сейчас не наберем — зимой опять пустой кипяток вместо чая гонять будем! А мята или чабрец — как хорошо!

Стало тихо, и Майка провалилась в сон. Разбудило ее бесцеремонное потряхивание за плечо.

— Кудлатка, а кудлатка! — над ней стояла Даша с котелком в руке. — Вставай, пошли! А то к ужину воротиться не успеем!

— А-ага-а-а... И-ду... Уже и-ду...

— Ох, беда мне с тобой!

Даша вышла, и Майка даже успела увидеть кусочек какого-то хорошего сна, как ее снова разбудили. Пробуждение было не из приятных — подруга, наклонившись, быстро провела мокрым полотенцем по ее щекам и ушам. Девушка, взвизгнув, открыла глаза и фыркнула. Вокруг засмеялись.

— Наша псина тоже так ушами трясла, когда братишка ее в речке купал!

-Все люди произошли от обезьян, а кудлатка — от болонки!

— Даже кудряшки похожи!

— Чудо природы.

— Ну шо, кудлатка? Полегчало? Или еще? — с напускной заботой спросила Дарья.

Майка спустила ноги с кровати и стала одеваться.

Отойдя от госпиталя пару кварталов, девушки столкнулись с бредущим им навстречу Истратовым. Светлые волосы капитана, отросшие за три месяца лежания в госпитале, были гладко зачесаны назад. Он был в форме, со всеми наградами, но пока без оружия (его отдавали при выписке). Майка тут же оценила весь нагрудный "иконостас": Знамя... Звезда Героя... "За отвагу"... Н-да-а-а...

Девушка весело замахала капитану рукой:

— Привет! Ты откуда? По городу гулял?

— Да вот, на вокзал ходил, смотрел, как эшелоны уходят. Сил моих больше нет, когда же комиссия-то?

— Через неделю, — сообщила Майка.

— Ох-х-х... — Истратов страдальчески скривился, но тут же взял себя в руки. — А вы куда, красавицы?

— А мы по ягоды, — нараспев ответила Даша. И вдруг предложила: — Хотите с нами, товарищ капитан?

Хмурая озабоченность мгновенно исчезла с лица Истратова, он благодарно заулыбался. Майка тут же мысленно обругала себя дурой. Мучится же человек... Не знает, куда себя деть. Вот как у Дашки это просто получилось. Позвала, и ему сразу легче стало. Конечно, Дашка воевала, она знает, как надо. В следующий раз надо иметь в виду.

— Ой, и правда! — торопливо подхватила она. — Андрей, пойдем с нами, а? И нам веселее, да и ты здешний лес посмотришь. Мы с тобой земляникой поделимся.

— Ну, пойдемте... Посуду дадите?

— Да прямо в рот можно, — с улыбкой сказала Даша.

— Самый лучший способ, — одобрил Истратов. — Ничего не пропадет.

— А мы с ребятами на даче ягодки на травинку нанизывали... — вспомнила Майка. — Девочки себя земляничными браслетами и бусами украшали. Потом приносили домой и ели с молоком. Вкуснятина!

Дошли до родника, напились. Майка плюхнулась животом на траву и пила, пока не заныли зубы. Даша аккуратно зачерпывала воду горсточкой, а капитан сразу наполнил флягу. Про запас.

— Хорошо-о-о... — отдуваясь, произнесла Майка. — Вкусная вода... сладкая...

— Пойдемте, что ли? — поторопила Даша.

Они поднялись в гору. Лес капитану не понравился.

— Это ж разве лес? Тю, три палки торчат! Вот у нас на Урале — это лес так лес! Деревья — в три обхвата! Корабельные сосны!

— Еще Петр Первый с Урала сосны для кораблей возил, — вспомнила Майка.

— Верно, — кивнул капитан.— Сказку про Медной горы хозяйку знаешь? Во, самое, значит, ее царство. Кабаны водятся. Лоси. Жуки с во-от такими усищами! Бабочки там разные.

— Клещи, — не удержавшись, съехидничала девушка. "А нечего наш лес ругать! Лес как лес. Хороший".

Капитан даже сплюнул с досады.

— Тьфу ты, медики! Вечно какую-нибудь холеру найдете! А у вас в Саратове — что?

— Холера и есть, — спокойно отозвалась Даша, проворно ссыпая в котелок землянику. — Саратов всю жизнь неблагополучным по холере считался.

"И откуда она только всё знает?" — ревниво подумала Майка.

У капитана тоже получалось быстро — видимо, привык. Пока Майка, изнывая от жары, с трудом прикрыла дно котелка, он уже половину успел набрать. Но ей завидно не было — превосходство было столь очевидным, что и тянуться не стоило.

— Дай пособлю, кудлатка!

С его помощью работа пошла веселее, и вскоре все три котелка были наполнены доверху. Даша аккуратно прикрыла ягоды сверху травой и улыбнулась, отводя со лба прядь волос.

— Ну вот. Теперь и в рот пособирать можно.

— А я и так собирала! — удивилась Майка.

— То-то у тебя дело так медленно двигалось! — хором поддели ее Даша с капитаном.

Девушка принялась щипать землянику и отправлять ее в рот.

Ягоды были удивительно вкусными, а если их запивать водой — вообще пир получался. Наевшись, Майка растянулась на траве и сощурилась от счастья.

— Хорошо-то как! Как будто — мир!

— Уморилась ты, — ласково сказала Даша. — Сосни маленько, время есть.

Майка свернулась калачиком там же, где сидела.

— Погоди, кудлатка, — вмешался капитан.

Ну что там еще? Истратов указал под соседний куст.

— Туда лучше ложись. Там скоро тень будет, а тут самый солнцепек.

— Ты слушай, Майка, товарищ капитан дело говорит. Солнечный удар хватит — на руках тебя, что ли, назад тащить?

Спорить смысла не было.

Ее не будили — она сама проснулась, чувствуя себя вполне отдохнувшей. Села, протерла глаза. Неподалеку лежали пучки лекарственных трав — Даша с капитаном успели собрать, пока она спала. Майка только сейчас заметила, как помолодела подруга в лесу. Всегда строгая, неприступная и очень взрослая, сейчас она гляделась едва ли не Майкиной ровесницей. Девушка впервые задумалась: а ведь она о Даше совсем ничего не знает. Даже сколько той лет.

Даша сидела на траве и плела венок из одуванчиков. Способ был какой-то замысловатый, похожий на колосок. Майка даже не подозревала, что венки можно плести по-разному.

"Да она еще и поет! И голос красивый какой! Что ж в самодеятельности не выступает?"

Несе Галя воду, коромисло гнеться,

А за ней Иванко як барвiнок вьеться.

- Галю, моя Галю, дай воды напиться.

Ти ж така хороша, дай хоч подивиться

- Вода у ставочку, пiди та й напийся,

Я буду в садочку, прийди подивися.

"По-украински поет... Интересно, откуда она родом?"

Доплетя венок, Даша надела его, и Майка невольно залюбовалась — какая же красавица!

— Ожила, кудлатка? — подмигнул капитан, вытаскивая из нагрудного кармана часы. — Пора вертаться, а то к ужину опоздаем.

Даша так и пошла назад в веночке. Майка всю дорогу гадала про себя, слабС подруге будет так заявиться в общежитие или не слабС? Оказалось — слабС. Подходя к госпиталю, она отчего-то застеснялась, сняла веночек и нахлобучила его на Майку. Той он оказался велик, и она сдвинула его немного набок.

— Она мелкая еще, ей больше подходит, — словно извиняясь, тихо сказала капитану Даша.

Земляникой с Истратовым, конечно, поделились. Третий котелок ему высыпали целиком — всё равно ведь товарищам отдаст, самому хорошо если горсточка достанется. Возражать никто не стал, даже Верочка промолчала.

—

Возле кабинета, где проходила медкомиссия, толпилась большая очередь. Майке там, по правде говоря, нечего было делать, но она все время крутилась поблизости, ожидая, пока выйдет ее подопечный.

Наконец он появился. Майка сдержала первый порыв немедленно броситься к нему, затормошить и расспросить. Пошла рядом по коридору, затем по лестнице вниз и в сад. На ступеньках отважилась спросить:

— Ну как?

— Пор-рядок!-улыбнулся во весь рот капитан. — Завтра на фронт уезжаю.

— Уже?!.. — ахнула Майка. — А санаторий?.. Ранение-то тяжелое!

— Предлагали — отказался. Кто ж фрицев бить будет?

"Без тебя не справятся, — с досадой подумала она. — И куда рвется, ведь буквально с того света вытащили! Неужели отдохнуть не хочет?"

— А отпуск по ранению? Родню навестить? Наташку?..

Капитан вынул папиросу. Закурил, по-фронтовому пряча огонек в ладони.

— Родня далеко. На Урале. Туда-обратно по фронтовым дорогам — недели две выйдет, если не больше. Чего сердце зря рвать? Вот фрицев добьем, тогда и свидимся.

Майка понуро кивнула. Расставаться очень не хотелось.

— Эх, кудлатка ты, кудлатка! Что ж тебе подарить-то на память?

Девушка пожала плечами.

— Блокнотики обычно дарят, карандаши трофейные. Видят — я всё время с книжками, вот и дарят.

— Ну, блокнотиков у меня нет. А есть вот что. Закрой глаза!

Майка послушно зажмурилась. На ладонь ей легло что-то тяжелое. Открыла глаза... Часы! Настоящий серебряный офицерский хронометр на цепочке! Трофейный! С чеканной крышечкой и со звоном! Царский подарок!

— Носи, кудлатка. Вот — время будешь знать.

"Взять — не взять? Отдариться-то нечем! А не взять — обидишь. От чистого же сердца человек дарит".

— А... а ты как же?

— А я себе еще добуду. У фрицев такого добра — во сколько! Знаешь, как добыл?

Майке стало любопытно.

— Расскажи!

— Фрицы побежали, мы их позиции заняли. Заходим в блиндаж — а там всё культурненько, понимаешь, на столе тарелки, чашечки фарфоровые... Ну что ты на меня так смотришь? Немец — он без удобства не может! Ну вот, чашечки, значит, фарфоровые, в цветочек, так их растак, а в чашечках горячий кофе дымится. Так драпали фрицы, что кофе попить не успели. И хронометр этот лежит. Ну, я себе и забрал: чего добру пропадать...

— А кофе? — Майку больше интересовал кофе, чем часы.-Выпили?

— Еще чего!

"Ну да, конечно, после фрицев не стали! А я бы... А я бы, — призналась себе девушка, — и после фрицев бы..."

— Свежий заварили! — рассмеялся Истратов. — Там еще много было! Заварили, попробовали и вылили: редкая дрянь оказалась! А часы носи, кудлатка. На память.

— Спасибо... А у меня... Вот! — Майка пошарила в кармашке платья и выудила оттуда дырчатый камешек на замусоленном витом шнурке.

— Это "куриный бог". Я его из Артека привезла. Говорят, он желания исполняет, только я пока еще не пробовала. На. Держи на счастье. Чтоб в тебя больше не стреляли.

— Ну, спасибо, кудлатка!

Майка подозрительно покосилась на капитана — не смеется ли. Но тот, похоже, был искренне рад пустяковому подарку.

— Из Артека, говоришь, привезла? Училась хорошо, выходит?

— Не-е-е... Я стихи сочинила. И победила на городском конкурсе. Вот и послали.

Капитан обнял Майку за плечи.

— Я напишу?.. — полувопросительно осведомился он.

Майка замерла и потупилась. Она живо представила себе, как Клава с Верочкой будут ей кости перемывать. И словно наяву услышала ехидный голос рыжей: "Везет Майке! Сразу два жениха! Одного убьют — ей второй останется. А чего там — война всё спишет! "

— Ты чего, кудлатка? — забеспокоился Истратов. — Аль обидел тебя чем?

— Ты лучше всем пиши... — не поднимая глаз, тихо проговорила она. — А то девчонки обидятся. Все же старались...

Капитан выпустил ее и шутливо погрозил пальцем.

— Ох, девчонки! Крапивное семя, а?! Хуже вашего бабьего суда — только трибунал! Да и то как поглядеть, трибунал-то еще и оправдать может!

"Обидела человека, — казнилась Майка. — Я-то знаю, что ничего такого он в виду не имеет. И никогда не имел... А девкам как докажешь, что он просто друг? Друг, какого никогда не было. Со свету ведь сживут, сороки!"

— Ладно, — подытожил Истратов. — Буду писать на имя начальника отделения. Он человек пожилой, вдовый, про него никто ничего не подумает. Верно я говорю, кудлатка?

— Верно, — едва слышно прошептала Майка.

— Ну, значит, на том и порешим. Проводишь завтра?

— Провожу.

...До вокзала было рукой подать — две улицы перейти. Капитан остановился на углу у площади.

— Всё. Дальше за мной не ходи. Сам дойду.

Истратов обнял Майку. Та уткнулась носом ему в грудь, было неудобно, она слегка повернула голову и оцарапала переносицу об орден. "Какое неуклюжее прощанье получается... Косолапое..."

— Ну, бывай, кудлатка. Долгие проводы — лишние слезы. Может, свидимся еще.

Он поправил лямки вещмешка и быстро зашагал к вокзалу. Майка, сжав на груди руки (и откуда такой театральный жест взялся? Ах да, от мамы-актрисы...), смотрела ему вслед, потом опомнилась, побежала, расталкивая локтями толпу, захлебываясь колючим воздухом, вытягивая шею, стараясь найти взглядом капитана, конечно же, потеряла его, завертела головой, заметалась бестолково, потом людской поток вынес ее дальше, к поезду. Гудок паровоза, крики, плач, кто-то бежит, кто-то машет, рядом девчонка в тесной матроске зовет какого-то Сашу... Девушка проводила глазами отъезжающий состав, и ее с головой накрыло отчаяние.

"Вылечился и уехал... Опять на фронт! Гос-по-ди-и-и! Профессора ему легкие сшивали, руку по кусочкам собирали... Был бы мир — вылечили бы... И он бы жил... А мы опять отправляем туда, где убивают... Зачем же мы его лечили?! Зачем всё это?! За-че-ем?!"

— Верочка

После истории с "креном на сорок градусов" тот летчик старался почаще попадаться Майке на глаза. Как будто невзначай встречал ее в коридоре, рвался помочь донести стопку белья или тяжелое ведро с водой, балагурил, рассказывал веселые байки про летную службу.

— Это, сестренка, истребители парами летают. А у нас строй другой. Бомбардировщики летают звеньями по три самолета, треугольником. Получается такой ромб — замыкающий самолет идет посередине, за ведущим. Три ромба — эскадрилья. Поняла? Мы тебе не истребители.

Стало интересно: этого Женя не рассказывал.

-А экипаж у вас какой?

— Да экипаж как экипаж... — на эту тему летчик явно беседовать не хотел. — Пилот да воздушный стрелок. Сшибли нас над колхозным полем, я спрыгнул — и прям в капусту угодил. Колхозницы потом подобрали. Комедия!

— Ах, вот как! — подначила Майка. — Других летчиков из училища выпускают, а вас, выходит, в капусте нашли? Буду знать теперь.

Когда внимание лейтенанта стало чересчур навязчивым, Майка спохватилась, задавила в себе любопытство и стала избегать его. Зато Верочка всё время крутилась рядом, заглядывала летчику в рот и безбожно кокетничала.

— Ой, товарищ лейтенант, а как вы летали? А вы герой, да?

— Ну, герой! — приосанился тот. — Орден имею.

— Ой, а расскажи-и-ите! — канючила Верочка.

— Да что ж тебе рассказать, рыжик? "Илюша" — вот зверь-машина, я тебе доложу! Один залп — и хана фрицу. Как-то раз я мессер на шестеренки разобрал — до земли один мусор долетел! Вот так-то!

— Ка-ак интере-е-есно! — захлопала ресницами Верочка. — А еще расскажите!

Майка вздохнула с облегчением: ну слава аллаху, отвязался, на подружку переключился. Но Верочке этого было мало. Как-то раз, когда они с Майкой остались на посту одни, рыжая спросила, хмурясь и раздувая ноздри: