Он приоткрыл дверь и вошел внутрь.
Внутри церкви было темно, горели только несколько мерцающих свечей, да отражали свет уличных фонарей несколько небольших латунных светильников между мраморными колоннами, образовывавшими центральный проход. Уличные огни отражались через витраж за алтарем слабыми синими, золотыми, белыми и красными бликами.
Стуча тростью по мраморному полу, Тарзаров подбрел к простой деревянной исповедальне у правой стены здания. Он вошел в одну из кабинок, закрыл дверь и встал на колени. Загорелся красный свет, освещая его лицо.
Открылась зарешеченное окошко, отделявшее его от крошечной, неосвещаемой кабинки священника. Темная фигура слабо виднелась сквозь деревянную решетку.
— Otets, prosti menya, ibo ya sogreshil, — пробормотал Тарзаров.
— Я глубоко потрясен слышать вас, Сергей, — сухо ответил человек с другой стороны. — Я надеюсь, что вы никого сюда не привели?
Тарзаров слегка улыбнулся.
— Ворону, возможно. Но не человека. Я знаю свое дело, Игорь, — он осторожно постучал по решетке. — А что же священник, чье место вы узурпировали? Что с ним?
— Срочно вызван в больницу на окраине Москвы, провести последние обряды над умирающим прихожанином, — ответил человек. — У нас есть много времени поговорить наедине.
— Удачное совпадение? — Спросил Тарзаров.
— Никакой особой драмы, — посмеиваясь, сказал другой человек. — Просто вопрос времени и удачного совпадения. Гораздо удобнее, не так ли?
Тарзаров кивнул. Он никогда не испытывал моральных терзаний по поводу организации травмы или смерти даже невинного свидетеля, если это было необходимо для дела. Но при таком подходе всегда оставался риск. Даже наиболее подготовленные люди всегда могли допустить ошибку, оставив следы, по которым мог последовать кто-то вроде принципиального полицейского или сообразительного иностранного шпиона.
— Итак, к делу, — сказал другой человек. — Как вы оцениваете своего протеже сейчас? Он все еще настолько же поглощен гневом и руководствуется жаждой мщения? Насколько я знаю, в прошлом году, во время кризиса со "Звездным огнем" вы боялись, что он может втащить нас всех в абсолютную катастрофу.
— Геннадий стал... спокойнее, — медленно ответил Тарзаров и пожал плечами. — По крайней мере, внешне. Я не сомневаюсь, что внутри он продолжает гореть белым пламенем, но он, похоже, стал лучше это пламя контролировать. Теперь он использует свою ярость в качестве оружия, направляемого на тех, кто не оправдал его надежд, а не устраивает неконтролируемого взрыва, сносящего все вокруг.
— Интересно, — сказал человек. — Тарзарову показалось, что его голос звучал разочаровано. — И неожиданно.
— Победа может убрать многие шероховатости, — напомнил глава штаба Грызлова. — Хотя цена была высока, Геннадий сделал то, о чем мы мечтали так долго — полностью уничтожил американскую военную космическую станцию. Это дало ему больше уверенности в своих силах и своих решениях.
— Вы разделяете эту уверенность?
Тарзаров снова пожал плечами.
— На данный момент да, — он пристально посмотрел через решетку. — Конечно, я не могу обвинить его в том, что направленный против нас теракт он использовал нам на благо. Использовать это, чтобы на законных основаниях оккупировать восточную Украину было смелым, но этот маневр простерся далеко за пределы моих ожиданий. Пока что американцы не оказывают серьезного противодействия, и, по этой причине, НАТО выглядит поверженным бумажным тигром.
— Это так, — с неохотой признал другой.
— И в результате он стал популярнее среди населения больше, чем когда-либо, — напомнил Тарзаров.
— Популярен! — Горько пробормотал другой человек. — Это палка о двух концах, уж я-то слишком хорошо это знаю. Народ поддерживает вас ровно до тех пор, пока вы выглядите победителем. Но он отвернуться от вас, как только все начнет усложняться. Этому нельзя верить.
— Все люди заслуживают доверия, — спокойно сказал Тарзаров. — Но сейчас поддержка президента среди народа дает ему большую власть над чиновниками и военными. Он добился почти полного контроля над Кремлем и вооруженными силами.
— Я вижу, — сказал другой. — Так вы считаете, что Грызлов стал человеком без слабостей?
— Человеком из стали? — сказал Тарзаров, обыгрывая псевдоним Иосифа Сталина. Он покачал головой. — Нет. Пока нет. Еще нет. — Он молча простоял на коленях некоторое время прежде, чем продолжить. — В его политике и его поведении все еще есть некоторые потенциальные слабости и они меня серьезно беспокоят.
— Например?
— Я опасаюсь, что его ненависть к полякам может привести нас к прямой конфронтации с ними — и через них, с американцами и остальной НАТО, — признал Тарзаров. — До сих пор нам везло. Но Геннадий слишком сильно полагается на нашу удачу.
— Я полагал, что Варшава, по крайней мере, частично ответственна за эти теракты, — сказал другой. — Если это так, то наши действия более чем оправданы.
— Я очень сильно сомневаюсь, что поляков хоть что-нибудь связывает с этими террористами, — ответил Тарзаров. — Доказательства из причастности к убийству генерала Воронова не более чем косвенные. И нет никаких доказательств, что они были ответственны за последнее злодеяние. Я не доверяю никому в Варшаве, но действительно не думаю, что Петр Вильк и его банда сошли с ума.
— И все же... — Мягко намекнул другой человек.
Президент считает иначе, — сказал Тарзаров. — Он абсолютно убежден, что Польша напала на нас, используя связанные с ней террористические группы на Украине. Он жаждет повода наказать их, отомстить за гибель наших людей и нанесенный ущерб. В настоящее время его удовлетворила оккупация восточной Украины, но я беспокоюсь, что в своем навязчивом стремлении нанести по Варшаве ответный удар, он может пойти на огромный риск.
— Начинает звучать тревожно знакомо, — ядовито сказал другой человек. — Возможно, его мания мести теперь уже мертвому американскому генералу Маклэнэхэну и членам его семьи теперь перешла на поляков? На всю Польшу?
Тарзаров помолчал какое-то время, и, наконец, ответил.
— Искренне надеюсь, что нет. В конце концов, есть веские стратегические причины желать видеть Польшу сломленной.
— Да, — согласился другой человек. — Из всех наших бывших владений, Польша является богатейшей, сильнейшие, наиболее независимой. Если окажется возможным сломать ее, не рискуя полномасштабной войной, многие из более мелких и слабых стран Центральной и Восточной Европы снова окажутся в нашей сфере влияния.
— Скорее всего так, — хотя и неохотно, согласился Тарзаров. — Но и другие это понимают. И если мы слишком сильно и слишком рано надавим, это может вызвать реакцию тех, кто, как новый американский президент, в противном случае готовы были бы закрыть глаза на наше растущее влияние.
— Вы попали в точку, — сказал другой. — Я высоко ценю ваши соображения по этим вопросам. Они чрезвычайно полезны. И я ценю вашу готовность передать их мне — несмотря на вашу очевидную лояльность президенту Грызлову.
— Я верный слуга государства, — тихо ответил Тарзаров. — Но не государя.
— Я давно заметил это, Сергей, — сказал человек, сидящий в темноте по другую сторону сетки. — С нетерпением жду наших новых... обсуждений.
После того, как начальник штаба Геннадия Грызлова ушел, чтобы окольными путями вернуться в Кремль, Игорь Трузнев, бывший президент России, еще долго оставался на место, обдумывая полученную информацию — и различные пути ею воспользоваться. Ранее он просто надеялся, что террористические атаки этого маньяка Кравченко доведут Грызлова через его горячность до катастрофы, и покажут военной и политической элите России, как они ошиблись, заменив его, Трузнева, на этого молодого человека. Ну что же, если Грызлова начал лучше себя контролировать, Трузнев был просто обязан заставить своих ничего не подозревающих украинских марионеток поднять ставки.
СЕМЬ
"Знание тьмы в себе — лучший способ борьбы с тьмой в других людях"
— Карл Густав Юнг, швейцарский психиатр
* * *
Трахтемировский природно-археологический заповедник, Западная Украина
Следующей ночью
Федир Кравченко пригнулся в укрытии, изучая противоположный берег Днепра в бинокулярный прибор ночного видения. В нескольких километрах южнее естественное течение реки перекрывалось огромной плотиной Канивской гидроэлектростанции, образуя огромное водохранилище, имеющее в этом месте ширину почти в два километра.
В какой-то степени, это делало это место более опасным в качестве переправы, так как любые плавательные средства будут находиться на воде значительно дольше. С другой, плотный лес Трахтемировского заповедники спускался до самого края воды. Полог леса давал его сторонникам возможность лучше укрывать моторизированные надувные лодки и снаряжение от российских разведывательных беспилотников и самолетов. Дополнительным плюсом было то, что восточный берег также был покрыт лесом, давая переправившимся прибежище и укрытие сразу после пересечения реки. Через лес также шли несколько троп и грунтовых дорог, давая его людям возможность быстро направиться дальше, в безопасные укрытия и тайные лагеря дальше на востоке.
Кравченко знал, что на войне любое решение несет в себе риск. Приходилось взвешивать различные варианты и выбирать те, которые, как вам казалось, предлагали наибольший успех при наименьшем риске. Правильный выбор всегда был в какой-то степени авантюрой.
К несчастью, иногда авантюры оканчивались провалом.
Как в этот раз.
Пах-пах-пах!
В бинокль он мог видеть, как три зеленые искры взлетели в небо по другую сторону реки. Они взлетели прямо над двумя лодками, мчащимися по водохранилищу в восточном направлении. Даже на таком расстоянии он мог видеть, как четыре человека на каждой лодке замерли в ужасе.
— Черт подери...
Кравченко опустил бинокль как раз перед тем, как искры взорвались, осветив весь Днепр. Злобно шипя, они медленно начали опускаться, освещая все на мотни метров вокруг.
Среди деревьев на дальнем берегу реки замелькали новые вспышки, отбрасывая жуткие тени на окружающие ветви и листья. Вокруг лодок замелькали белые фонтанчики. Командир украинских партизан сжал зубы, глядя, как пули российских тяжелых пулеметов хлещут по воде.
Он отправил восемь человек прямо в засаду.
Рация, закрепленная на бронежилете Кравченко, разразилась криками и мольбами о помощи:
— Нужно прикрытие огнем! Нам нужно прикрытие огнем! — Кричал кто-то. — Нас сейчас изрешетят!
Стиснув зубы так, что у него заболела челюсть, украинец отвернулся. Вражеские пулеметы были слишком далеко, за пределами дальности стрельбы из автоматов его людей на этом берегу реки. Открыв огонь, они только выдадут русским свою позицию и предложат им сочную цель для артиллерии и минометов.
Нет, подумал он мрачно, плен будет для партизан на лодках смертью. Русские либо будут поливать из огнем, пока не уничтожат, либо отправят свои лодки, чтобы захватить их в плен. После того, как они пытками и сыворотками правды вытянут из пленных каждый кусочек информации, они просто убьют их.
Сейчас он мог сделать только одно.
Кравченко повернулся к Павло Литвину.
— Код "Омега".
— Правильно, майор, — согласился тот, не пытаясь скрыть сожаления и гнева. Он осторожно переключил частоту на своей рации и нажал кнопку. Затем он сменил частоту и нажал кнопку во второй раз.
Сработали подрывные заряды на обеих лодках. Два огромных взрыва сотрясли поверхность Днепра. Когда дым и брызги улягутся, не останется ничего, что можно будет опознать — не людей, ни снаряжения.
Несколько мгновений Кравченко смотрел на широкую реку, ощущая горечь поражения. Пока он не мог понять, как переправить на восток больше людей и оружия, не понеся неприемлемых потерь.
* * *
Защищенный лагерь эскадрильи "Железный волк", 33-я авиабаза, около Повидза, центральная Польша
Следующим утром
— КПУ-два, готовность к заправке в полевых условиях. "Железный Волк один-пять" на подходе, расчетное время две минуты.
— Второй понял, "Волк один-пять". К заправке готов.
Капитан Надя Розек стояла у летной полосы 33-й авиабазы, внимательно вслушиваясь в четкие, уверенные переговоры за треском помех в рации. Она была одним из нескольких офицеров польских сил специального назначения, приданных эскадрилье "Железный волк". Большинству ее товарищей предстояло быть переводчиками на случай необходимости связи между подразделением "Скайон" и более привычными польскими военно-воздушными и наземными подразделениями.
У нее были другие задачи. Во-первых, она была выбрана для прохождения подготовки на пилота одного из двух "Кибернетических пехотных устройств", тех самых "Железных волков", которые дали эскадрилье новое название. Во-вторых, что было еще важнее, она была здесь в качестве глаз и ушей президента Петра Вилька для наблюдения за планами и действиями эскадрильи.
"Вы будете не шпионом, капитан, — с улыбкой сказал ей Вильк. "Но я хочу, чтобы вы помогали мне в качестве штатного элемента цепочки командования, если возникнет такая необходимость. Из того, что мы видели, следует, что силы "Железного волка" используют подходы, далеко выходящие за пределы обычной военной подготовки. Для меня очень важно получать информацию из рук офицера, который способен понять и оценить, на что способны в бою люди Мартиндейла".
Хотя шпионом она в какой-то степени все же была, подумала Надя, она была шпионом и не особо тайным и не враждебным. Никто в эскадрилье "Железный волк" не удивился бы узнав, что их новый работодатель планирует внимательно следить за тем, на что пошли его 500 миллионов долларов.
По крайней мере, новое назначение вернуло ее к родным пенатам. Эта авиабаза, расположенная на полпути между Познанью и Варшавой, была местом дислокации польского 7-го эскадрона специального назначения. Она провела здесь год, летая на вертолетах Ми-17, отрабатывая бреющий полет и другие опасные маневры, необходимые для доставки групп специального назначения в тыл врага и их эвакуации в боевых условиях. Существующая инфраструктура сделала Повидз логичным местом для размещения здесь нового подразделения. 33-я авиабаза была окружена плотным защитным периметром, а местные жители уже привыкли к необычным самолетам, летающим с нерегулярными интервалами.
Надя услышала в наушниках другой голос, исходящий с самолета "Железного волка", приближавшего к 33-й авиабазе.
— КПУ-два, я "Железный волк один-пять". Вижу полосу, тридцать секунд, конец связи.
— Ожидаю, — лаконично сказал пилот КПУ.
Она озадаченно обернулась, вглядываясь в горизонт во всех направлениях. Ничего не было видно. Ни вертолета, ни самолета, ни даже огромного боевого человекоподобного робота. Американцы что, ее разыгрывали?
Внезапно с юга показался большой двухвигательный самолет, покрытый темно-зелеными, светло-зелеными и серыми пятнами камуфляжа. Он с ревом шел над самыми верхушками деревьев. Пролетев над полем, он резко накренился и круто развернулся, замедляясь резко, почти невозможно быстро.
