Перед бурей 2-2

Гарий не заметил ничего произошедшего, то ли дремал, то ли медитировал. Когда девочка подошла на негнущихся ногах, открыл глаза и пусто смотрел на неё, как будто пытаясь вспомнить, кто такая.

Мона протянула ему миску. Гарий перевёл взгляд на еду, и его взгляд оживился.

— Что-то уже... — с сомнением пробормотал.

— Попробуй хотя бы.

Гарий попробовал. Попробовал ещё. И вовсю заработал ложкой и челюстями. А Мона так и стояла рядом, смотрела, как он чуть ли не давится и шипит, обжигаясь — такой обычный и привычный, нисколько не героический.

— Чего ты так смотришь? — поинтересовался Гарий, подняв голову от тарелки и вдруг обнаружив её рядом.

— Ничего, — она смутилась и опустила взгляд.

— Ты плачешь?

— Нет! — она тронула щёки и удивилась, обнаружив влагу. В качестве оправдания предъявила пучок лука. Гарий взял и захрустел.

— Теперь и ты плачешь.

— Угу, — Гарий с усилием сглотнул, похлопал ладонью по колоде рядом. Девочка осторожно присела. Они разделили кусок мяса и какое-то время сосредоточенно жевали.

— Что тут происходило без нас? — спросил мальчишка, управившись.

— Ничего особенного. Рубили лес, охотились, — Мона выразительно помахала костью. — Достроили тут всё... Хочешь, я повожу тебя по крепости?

Тут же спохватилась, что не в его состоянии лазить по лестницам и бродить по стенам, но Гарий вскочил, показывая, что ему всё нипочём. Палку, впрочем, прихватил.

— Давай лучше ты расскажешь мне, что случилось в этом вашем походе, — предложила она, пытаясь его удержать. — Ты же, наверное, хочешь похвастаться? — невинно намекнула.

К её удивлению, Гарий серьёзно задумался. Замотал головой.

— Знаешь, давай я похвастаюсь потом... когда всё будет нормально. Сейчас что-то неохота.

Мону зацепило краем его воспоминаний и едва не утащило в боль, крики и стоны раненых, ощущение бесконечной усталости и тщеты, когда мальчишка понимал, что этим он помочь не сможет. Задыхаясь, она вынырнула. Дура, нашла о чём спрашивать!..

Гарий улыбнулся — нет, сложил губы в улыбку. Кажется, он не заметил её случайного вторжения в память. Желая отвлечь, Мона повела его, сыпала новостями, трещала без умолку, хвастаясь сама "великими свершениями", перевспоминала всех друзей, которые остались в Мечте. Она таскала его из края в край крепости, спрашивала Гария, что бы он сделал здесь, или придумал там, или перестроил тут. Здоровалась со всеми, кто попадался им на пути и останавливалась перекинуться хотя бы парой слов, заставляя мальчишку говорить тоже.

В конце концов Мона добилась, чтобы Гарий немного отвлёкся от своих дум — о чём бы он там ни думал. Хотя, возможно, она просто его загоняла.

Дети остановились у фургона Александра и привычно забрались на крышу. Вспомнив игру, стали перекидывать друг другу, словно мячики, названия созвездий, которые уже появились на небе.

— Что там? — вдруг спросила Мона, тревожно выпрямляясь. — Кричат?..

Гарий прислушался.

— Это у костров.

Они переглянулись и спрыгнули с крыши.

У котлов собралась толпа. Мона, таща Гария за руку, протолкалась вперёд, на этот раз их не спешили пропускать.

— В чём дело? — спросила Мона у впередистоящих.

— Какая-то свара у рабов, — буркнула Луиса, оборачиваясь. — То ли старые с новыми погрызлись, то ли...

— Насколько я понял, — откуда-то сбоку вынырнул Джурай, — один из них принадлежит к какому-то сословию... и потому требует, чтобы мы обращались с ним как-то по-особенному. Когда его заковывали в ошейник, он на пену изошёл, его даже развязывать не стали. А вот сейчас развязали. Кажется, зря.

Постепенно из фраз окружающих они поняли, что случилось. После войев ели пленники, им оставили сырого мяса, сыти и картошки, предложив самим готовить. Немедленно завязалась драка за то, кому именно стоять у котлов. Алек пропустил молнии через все ошейники сразу, раздал несколько затрещин и назначил первых попавшихся.

Один из них, высокий чужак с повреждённым горлом — Гарий в своё время еле спас его и думал теперь, не зря ли, — он принялся возражать. Кричать не мог, зато могли другие, у которых, оказывается, накопились к долговязому уйма претензий.

— Кошмар, — оценил Гарий. — Как только у вас справляются с большим количеством невольников?

Мона пожала плечами.

— Человек не может владеть человеком, — процитировала Покон. — Так что рабы принадлежат цехам, кузням, каким-нибудь мастерским... и их никогда не бывает слишком много.

Они добрались до той самой колоды, на которой ужинали, и немного возвысились над толпой, получив возможность наблюдать за происходящим.

Двое рабов, один "старый", другой вновьприбывший, орали на долговязого. Тот не мог им ответить тем же, но шипел, как клубок змей, и брызгал слюной, возможно, ядовитой. Посреди спора торчал Алек с отстранённым выражением лица. Гарий почему-то вспомнил, что с такой же равнодушной миной он сломал шею тому рабу.

— Сейчас он их прибьёт, — Мона, подумав о том же, вцепилась ему в руку. — И все успокоятся.

— Этого не убъёт, — Гарий разглядывал чужака. — Он не наш сородич, и брат сначала должен спросить его, откуда он взялся и что здесь делает.

Мона поёжилась, представив, как именно Алек будет "спрашивать" длинного задиру, и едва не пропустила начало действий.

— Ладно, — сказал Алек. — Если ты считаешь, что поварская работа ниже твоего достоинства, готовить будут другие.

Он доброжелательно кивнул остальным.

— И можете его не кормить.

Рабы переглянулись и недобро ухмыльнулись. Долговязый презрительно посмотрел на них, на Алека, плюнул ему под ноги.

— Предпочту лучше сдохнуть от голода, чем... — задохнулся, схватился за горло. Молодой вой усмехнулся.

— Сдохнуть от голода? Вообще-то есть гораздо более простые способы... сдохнуть, — последнее слово он произнёс как будто выбирая, какой именно способ пустить в ход. Шевельнул пальцами, и долговязый захрипел. Рядом с витазом и жертвой мгновенно образовалось пустое пространство.

Алек задумчиво посмотрел на него, отпустил, и долговязый упал перед ним на колени, хватаясь за горло. Что-то невнятно пробулькал.

— Варвары, да? — задумчиво повторил Алек. — А ведь ты прав. Мы варвары, и наша жизнь проста и сурова. И без изящного обхождения — не наша стезя, безо всяких затей режем и пытаем воров и налётчиков, будь они хоть статовскими дворянами...

Пленник вздрогнул, резко вскинул голову, уставился на Алека.

— Впрочем, я уже примерно знаю, что можешь ты мне рассказать. Благо приходилось читать вашу че Вайлэ, — небрежно обронил вой.

Пленник вытаращил глаза. Оставив его удивляться, Алек повернулся к рабам.

— За работу, — велел.

— Постойте! — крикнул кто-то.

— Ну, чего ещё? А, напарничек, — узнал он корноухого раба.

— Мой король, — задыхаясь, сказал тот. — Это вы?..

Алек оглянулся на всякий случай, хотя за его спиной никого не было.

— Ты чего? — насторожённо спросил он.

— Мой король, — и раб рухнул на колени. Алек попятился от неожиданности, помянул тварей Проводника. Раб попытался облобызать его ступни.

— Прошу простить нас, ваше величество... не узнали... это всё он!.. — злобно зыркнул в сторону долговязого. Тот уже выпрямился, вскинул подбородок, смотрел с вызовом. Что-то прохрипел. Алек напряжённо уставился на него. Дуэль взглядов продолжалась долго, пленник опустил глаза.

— Очень некстати, что я разбил тебе горло, — процедил Алек. — Сдаётся мне, ты мог бы порассказать много всего интересного. С другой стороны...

Он обернулся к остальным. Охотники и войи смотрели на него не менее обалдело, разве что на колени падать не спешили.

Алек перевёл взгляд на коленопреклонённого.

— Встать!..

— Разве я смею... — пленник попытался зарыться в землю у его ног, Алек зарычал. Тот подхватился на ноги, качаясь и отворачиваясь от горящего взгляда войя.

— Пошли. Ты тоже! — рыкнул он на долговязого, тот искривил губы и хотел было что-то сказать... Сильная мысль заткнула его на полуслове и сшибла с ног. Алек пошёл на толпу, которая почти испуганно расступилась перед ним. Двое пленников, словно привязанные верёвками, устремились следом — один послушно семенил сам, другого волокло по земле.

Алек вертел головой, выкрикивал имена, и из толпы выходили люди. В числе прочих был назван и Норик.

— Чёрт, невовремя, — Мона спрыгнула с колоды, поспешила к своему фургону. Вопреки её опасениям, Норик уже стоял на "пороге" фургона. В одном сапоге. Мать возвышалась за ним.

— Что?!. — вертела головой, пытаясь вчувствоваться в хаос эмоций, охвативших крепость.

— Алек свирепствует, — сообщила девочка.

— Чего?!. — Норик спрыгнул наружу. Линда выбросила следом второй сапог и вышла сама.

— Там какой-то пленник... — Гарий наконец догнал девочку. — Он говорит, что Алек... я не совсем уверен, что означает это слово... Правитель?

Норик переглянулся с женой, и они заторопились следом.

— Говори!..

Вся крепость собралась около фургона Александра, — за исключением рабов, которые остались варить еду, и стражей, глядящих с башен на все стороны света. Большинство свободных были с оружием, оттого Моне показалось, что она присутствует на военном совете какого-нибудь драчливого дикого племени. А его вождь и заодно волшебник, молодой седовласый мужчина, собирался держать речь.

Хотя нет, Алек тут же передал слово рабу.

— Отвечай!.. — прорычал. — Кто вы вообще такие, что это за ересь про короля и отчего добрым людям нельзя проехать по дороге?

И напуганный пленник заговорил, частя и захлёбываясь словами.

В Радон пришли чужие люди, которые претендовали на власть, ссылаясь на некоего сказочного короля, законного правителя этих мест. Они учили странным вещам, проповедовали — если воззвания к мятежу против церковников и всей империи можно так назвать. Соблазняя дурные головы обещанием свободы и богатства, они сколачивали банды и грабили добрых граждан, путешественников, а иногда и деревни. Всё отобранное, по словам бандитов, должно было послужить делу победы. И всё делалось под рассказы о добром короле, который когда-то, в будущем, придёт и возглавит свой народ...

— Да кто такой этот "король", которого они всё трясут? — поинтересовался Джурай, слушавший с гримасой недоверчивого отвращения, как будто не мог поверить, что обычные здравомыслящие люди способны загореться такой чушью.

— Что-то вроде самого главного риша у беричей, — неохотно пробурчал Алек, — как там бишь его зовут? В общем, наследный правитель страны. В Стате и ещё где-то.

Джурай присвистнул, покачал головой.

— У беричей как раз звание хор-риша ненаследное. Король, король... А я-то думал, что это слово означает карду фантаса, и ничего больше. Правитель целой страны, надо же! О высокий, о сиятельный!.. — отвесил шутовской поклон. И ойкнул, отскочил, когда Алек звонко стукнул костяшками пальцев по подставленному загривку.

— Будешь шутить, велю казнить через выслушивание дурацких шуток.

— Ты настоящий тиран, — Джурай почесал ушибленное место. — Всё-таки с чего этот припадочный решил, то ты и есть тот король, который вернётся, и устроит всем весёлую жизнь?

Алек промолчал, зато заговорил Джонатам.

— Он не король. Всего лишь потомок доров...

Джурай вопросительно посмотрел на друга, Алек досадливо отмахнулся.

— Доры, старые правители, которых свергла пришедшая на эти земли церковь. Я сам смутно представляю, с какого бока я им родственник...

— А мне ты не рассказывал, — попенял Гарий, на правах брата подобравшийся поближе и с интересом слушавший невнятную, но пламенную речь раба.

— И нам! — поддержали друзья.

— Да так... — Алек растерялся. — Не то чтобы я стеснялся этого, но привык скрывать. Зачем? Доров нет давным-давно, правит империя...

— Думаешь, церковники лучше заботятся о твоём народе? — поинтересовался мальчишка, словно обиженный тем, что Алек не спешит взять принадлежащую ему по праву крови власть.

— Нет никакого "моего народа", — отрезал Алек с горячностью, его самого удивившей. Радон от него отрёкся, и ему ничего здесь не нужно. Разве что забрать своих.

Он обвёл взглядом присутствующих, усмехнулся.

— Не народ принадлежит правителю, а правитель народу. А вот доры считали иначе. Будь сейчас у власти та династия, у нас бы творились междоусобицы почище, чем у беричей. И, кстати, меня бы, скорее всего, убили в колыбели — чтобы не претендовал на какой-нибудь кусок плохой земли с развалившейся лачугой. Уж настолько-то историю родного края ты должен знать.

— Это их история, — Гарий набычился. — Церковь — великая обманщица. Они могли всё это выдумать, чтобы мы считали — раньше, при дорах, жилось плохо, а сейчас правит мудрая Церковь, и всё хорошо.

Алек с удивлением понял, что мальчишка спорит почти всерьёз. Этих дурацких воззваний наслушался, что ли?.. А рабы и уши развесили, слушают с восторгом, как будто надеются, что он немедленно возьмёт власть в свои руки!..

— Наши сказания гласят то же самое. Братоубийственные войны, походы на соседей ради добычи, рабов и просто от скуки. Помнишь?.. — молодой вой на мгновение задумался и назвал с полдесятка первых строчек песен. Гарий скис. Тоскливые заунывные напевы были знакомы каждому уроженцу этих мест. В них повествовалось о набегах, разорении, жестоких битвах, после которых залитую кровью землю некому было пахать.

— ...Курганы, — продолжил Алек. — В них просто зарывали людей, потому что люди не могли даже выбрать времени срубить простой некрополь, или сжечь между постоянными смутами!..

Гария аж перекосило. Алек поймал себя на том, что пытается убедить не сколько брата — всё-таки разумный парень и к тому же целитель, что даёт особый образ мышления, — сколько вот этих молодых разбойников, замороченных словесными кружевами о высоких целях.

Нет, подумал он, покосившись на рабов. Этим их не проймёшь, нужно что-то большее.

— Народ требует... — вякнул корноухий, осёкся, испуганно глядя в лицо Алеку.

— Народ? — зарычал вой. — Это вы, что ли, народ?!. Сборище обманщиков и обманутых!..

— Так ты и в самом деле крови доров? — поинтересовался один из рабов, который встал рядом с корноухим. Алек узнал и его — крикун, который молил о смерти.

— А если и так — вы что, будете мне подчиняться? — с вызовом спросил Александр.

— Нет. Тебе — не буду, — крикун скорчил рожу, долженствующую означать презрение к смерти, которой, он был уверен, его немедленно придадут.

— А почему? — Алек понял, что ему в самом деле любопытно.

— Ты продался Еретикам! — раб ткнул пальцем почему-то в Норика, — должно быть, именно такими он видел людей этого мифического племени. — И церковникам! — окинул взором крепость, словно ожидая увидеть белые одежды патэ.

— Не гляди, их здесь нет, — фыркнул Алек.

— Поклонись, — встрял корноухий. — Каким бы он ни был — он наш король!..

— Не поклонюсь, — крикун вскинул подбородок, явно позаимствовав этот жест от долговязого.

Кстати. Алек повернулся к нему. Похоже, он всё ещё не отошёл от своего короткого путешествия, лежал, свернувшись в клубок.