Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Затем все привели в исходное, а палубу окатили водой из брезентового рукава, смыв все следы рыбалки.
На ужин кок — новозеландец приготовил суп из рыбьих плавников, а к ним нажарил гору сочных стейков.
Комплексами мореходы не страдали и отдали всему должное.
Мыс Доброй Надежды мы обогнули без проблем и вошли в Индийский океан при благоприятной погоде.
Но у Мадагаскара попали в шторм, длившийся несколько суток. Хождение по палубе было ограничено, и после вахт команда обреталась в каютах.
Ван Ли, с которым за время плавания я сошелся довольно близко, оказался весьма интересным человеком. В свое время он учился на историческом факультете Пекинского университета, который бросил, став во времена Культурной революции хунвейбином.
Как известно, отряды этих молодых людей, состоявшие в основном из студентов высших и средних учебных заведений, были созданы по инициативе Мао Цзе -Дуна для борьбы с инакомыслящими.
Однако в ходе революции они вышли из-под контроля и по приказу Великого кормчего* их объявили вне закона. В результате часть молодежных активистов была уничтожена армией и народной милицией, оставшихся выслали в дальние районы на перевоспитание, а некоторые, в том числе Ван Ли, бежали из страны.
Неудавшийся историк добрался до Кореи, где нанялся матросом на судно, следовавшее в Латинскую Америку, и связал свою жизнь с морем.
В эти дни вынужденного затворничества, боцман рассказал мне занимательнейшую историю, касающуюся китайского императора Цинь Шихуанди.
Названный правитель в 221-м году до нашей эры (когда предки европейцев еще сидели на деревьях) создал централизованное китайское государство, завершил строительство Великой стены, а еще имел, неземную армию, призванную охранять его в загробном мире.
Именовалась она "терракотовой"*, насчитывала, по меньшей мере, восемь тысяч статуй воинов с лошадьми, захороненных рядом с императорским мавзолеем.
Со слов Ван Ли, это место было обнаружено весной 1974 года в городе Сиань провинции Шенси. При бурении местными крестьянами артезианской скважины.
Как показали последующие раскопки и изучение, воины и лошади Терракотовой армии были сделаны в различных районах страны, являясь настоящими произведениями искусства. Поскольку выполнялись в индивидуальном порядке, вручную и с использованием неоднородных методик.
Каждая отдельная статуя имела свои уникальные черты, и даже выражение лица. После придания необходимой формы, статуи выпекались и покрывались специальной органической глазурью, поверх которой наносилась краска. Воители отличались по рангу: военачальники, офицеры и солдаты, роду войск — пехотинцы, лучники и конники, а также вооружению.
Вес лошадиной скульптуры составлял около двухсот килограмм, статуи воинов были наполовину легче.
Строительство мавзолея, периметр внешней стены которого составлял шесть километров, длилось тридцать восемь лет и потребовало усилий семисот тысяч рабочих.
Хотя вместо живых воинов, вопреки привычной традиции вместе с императором были похоронены их копии из глины, что бывший хунвейбин расценивал как весьма прогрессивный шаг, при раскопках обнаружились останки и нескольких десятков тысяч рабочих вместе со своими семьями. Которые, в отличие от солдат, были вполне реальными.
В рассказе Ван Ли чувствовалась гордость за Китай с его первым императором, давшим миру великое историческое наследие.
А мне по-человечески было жаль безвестных крестьян, скульпторов и строителей. Очень уж несправедливо устроен этот мир. Тем, кого я видел.
Потом шторм кончился, задул попутный муссон и, завершив двухмесячное плавание, мы бросили якорь на рейде Калькутты.
Далее был таможенный контроль с недолгим карантином, переход в грузовой порт и выгрузка нефти. После чего я получил расчет, пожал руки Ван Ли с другими членами команды и, собрав вещи, тепло простился с капитаном.
— И куда теперь, сынок? — поинтересовался сеньор Хуан, проводив меня до трапа. — Если конечно не секрет?
— Познакомлюсь с Калькуттой, а потом отправляюсь в Бутан, — улыбнулся я. — У меня там дела. Спасибо вам за все, что для меня сделали.
— Пустое, — махнул рукой капитан. — Люди должны помогать другу. Удачи.
Глава 2. Неожиданная встреча. Я становлюсь ламой.
Первый, которого я встретил на причале, был Кайман. В белом европейском костюме и шляпе. Он величаво стоял, расставив ноги в начищенных туфлях, и дымил сигаретой.
— Явление Христа народу? — выпучил я глаза. — Ты откуда здесь взялся?
— Пути Господни неисповедимы, — рассмеялся вождь, после чего заключил меня в дружеские объятия.
А далее сообщил, что спустя пару недель после моего отъезда, в деревню наведались иммиграционные власти, начавшие интересоваться им и мною. Мол, незаконно въехали в страну, а значит, подлежим выдворению.
— Это не иначе с подачи американцев, — нахмурился я.— Ну и что дальше?
— Я им сказал, мол, ты уже свалил, а куда не знаю, после чего мне приказали убираться из Венесуэлы, заявив, что в противном случае посадят.
Ждать, пока они это сделают, я не стал, и когда власти убыли, дав мне на сборы двадцать четыре часа, провел ряд организационных мероприятий.
Для начала назначил Ораху вождем, а Кокои шаманом, сообщив им, что убываю в командировку, вслед за чем, прихватив наличность, отправился к сеньору Мигелю, у которого выяснил, что ты отплыл в Калькутту.
Ну а дальше дело техники. Сначала перелет на Дакар, а оттуда сюда. Здесь устроился на работу и вот, пришел тебя встретить. — Надеюсь, возражений не имеется?
— Обижаешь, — потрепал я друга по плечу. — Ты для меня столько сделал. А я добра не забываю.
— Ну что? Тогда поехали ко мне? — сдвинул он на затылок шляпу. — Отметим, так сказать, встречу.
— Нет вопросов, — сказал я. — Двинули.
Оставив позади порт, со скользящими в вышине стрелами кранов, жужжащими у судов погрузчиками и снующими там докерами, мы вышли на обширную стоянку у него, где Кайман подвел меня к небольшому "фольксвагену".
— Мой служебный автомобиль, — сказал, когда уселись в кабину, после чего завел двигатель, и мы выехали в город.
Калькутта шумела разноголосицей уличной толпы, гудела клаксонами машин и непередаваемо пахла.
Проехав в автомобильном потоке, перемежающем автобусами с рикшами в центр, мы свернули на одну из улиц и остановились у построенного в европейском стиле, рядом с древним буддийским храмом, трехэтажного дома. Судя по виду, он знал лучшие времена, но выглядел еще довольно прилично.
— Это гостиница, у меня здесь номер на двоих, — сказал Кайман, когда мы вышли из машины.
В затененном прохладном фойе, с допотопной мебелью, скрипящим под ногами паркетом и кожаным продавленным диваном, за стойкой администратора нас встретил смуглый пожилой индус в тюрбане и белой накидке. Вежливо поприветствовав гостей, он снял с конторки и вручил Кайману медный ключ с брелоком.
На третий этаж мы поднялись по вытертой ковровой дорожке, поскольку лифт в гостинице отсутствовал, прошли по длинному, с рядом дверей коридору и остановились у одной. С номером "54".
Силь ву пле*, — сказал, вождь, — отпирая ее ключом. — Это мои пенаты.
"Пенаты" состояли из прихожей, довольно просторной комнаты, ванной с туалетом, а также выходящей на теневую сторону лоджией, увитой каким-то цветущим растением. Издававшим сладкий запах. Мебель, телевизор и холодильник были шестидесятых годов, но жилище выглядело чистым и уютным.
— Так, ты пока располагайся и если есть желание, прими душ, а я пока спущусь вниз. Закажу ужин в номер, — сказал Кайман,
Сунув вещмешок в шкаф, я прошел в ванную, где, раздевшись, с удовольствием ополоснулся под прохладным душем, а когда вернулся назад, Кайман, облаченный в шорты и футболку, доставал из холодильника запотевший сифон, оплетенный сеткой.
— Как насчет содовой со льдом? — поставив его на журнальный столик, направился к буфету.
— Не откажусь, — опустился я в кресло.
Чуть позже, сидя друг против друга и удобно вытянув ноги, мы попивали колкую, с потрескивающими кубиками льда, газировку. Я рассказал приятелю о плавании, а также охоте на акулу, а Кайман о своей работе.
Так случилось, что во время перелета из Дакара в Калькутту, его соседом в кресле оказался топ— менеджер одной местной компании, занимавшейся поставками чая в Европу. После знакомства, узнав, что попутчик знает английский с русским, он предложил вождю в ней место переводчика.
— Работа не пыльная, да и платят прилично, — сказал Кайман. — Так, что не бедствую. Жить можно.
Потом в дверь постучали, — он крикнул "войдите!" и на пороге возник официант с подносом, в белом дхоти*
Мехербани сахиб*,— изобразил он легкий поклон. Вслед за чем накрыл стол и удалился.
К горячей курице с рисом, рыбе, сыру и зелени, хозяин добавил бутылку замороженной "Столичной" их холодильника.
— Откуда? — удивился я.
— Презент, — сковырнул колпачок с бутылки Кайман. — Помимо Европы, компания работает с Советским Союзом.
Затем мы выпили за встречу, и отдали дань ужину. Вкусному, но с изрядным количеством перца и других, неизвестных мне специй.
Между тем на город опускался вечер, жизнь в нем понемногу замирала, зной спадал, и мы вышли в лоджию, подышать свежим воздухом.
Там стояли два бамбуковых шезлонга, мы уселись в них и закурили.
— Послушай, Этьен, — сказал после недолгого молчания Кайман. — Как ты смотришь на то, если я отправлюсь с тобой в Китай? Индия не по мне. Здесь много суеты, шума и к тому же нездоровый климат.
— Буду только рад, — без колебаний ответил я. Кайман был настоящий друг, и ему можно было верить.
— Только в Китае мы отправимся в особый район, он зовется Тибет, — добавил, взглянув на вождя. — И там я продолжу дело Увааты, став ламой.
— Да. В Тибете нас сам черт не найдет, — рассмеялся Кайман. — Хорошо придумал. Кстати, хочу задать тебе вопрос (глубоко затянулся сигаретой).
— Давай — кивнул я.
— Ты русский?
— Почему так решил?
— Когда ты болел малярией, то бредил на русском языке и кое — что о себе рассказывал.
— Например?
— Что учился в школе КГБ, а потом служил в контрразведке. И еще. Разное.
Запираться дальше не было смысла, мне не хотелось обманывать Каймана, и я рассказал ему все. О своей прошлой жизни, смерти и чудесном воскрешении.
Когда закончил, на небе взошла огромная луна, более яркая, чем в Северном полушарии; в воздухе почувствовались запахи речных испарений, а со стороны храма замелькали тени летучих мышей. Создавая иллюзию потусторонности.
— Да, — нарушил долгое молчание Кайман, выслушав мою историю. — Если бы это рассказал кто другой, ни за что бы, не поверил.
— Почему? — не согласился я. — В мире были и есть подобные люди. Например, тот же Нострадамус, Мессинг или Ванга. Биографии их весьма туманны, но вполне возможно, что они проживали вторую жизнь. Почему и стали прорицателями.
— Так ты знаешь все события, которые нас ждут? — вытряс из пачки пару сигарет Кайман, и мы снова закурили.
— Нет, — выдул я дым изо рта. — Только самые значительные. Ну и те, которые отложились в памяти. Так что никакого дара предвидения у меня нет. Он укладывается в законы физики.
— Кроме встречи с Творцом и воскрешения, — сказал Кайман. — Это какая-то чертовщина.
— Не скажи, — снова возразил я. — Об этом говорят практически все религии.
— И какова твоя цель? Изменить мир? Или что-либо другое?
— Мир изменить нельзя, — философски изрек я. — Все, кто пытался это сделать, плохо кончили.
— В смысле?
— Иисус Христос пришел к людям учить их добру и справедливости. Не вышло. Люди его распяли. Затем это же попытался сделать в своем понимании Адольф Гитлер, возомнив себя мессией. В результате, убив миллионы, потерпел крах и покончил жизнь самоубийством. Сейчас наши вожди ударными темпами строят коммунизм. Очередная явная утопия.
Так что никаких иллюзий на этот счет, я не питаю.
— Значит, остается "или" — вспыхнул напротив светлячок сигареты. — Что ты вкладываешь в это понятие?
— Ничего. Я буду предрекать будущее в меркантильных интересах, а еще водить за нос сильных мира сего. Разных там президентов, королей и генсеков миллиардерами.
— А что? Лично мне это по душе, — заявил Кайман, после чего светлячок, прочертив дугу, исчез. Словно его и не было.
Ну а потом мы отправились спать. Утро вечера мудренее.
Поскольку побывать в Калькутте и не посмотреть "Жемчужину Востока" мог только сумасшедший, к которым я пока себя не относил, весь следующий день (это было воскресенье) приятель знакомил меня с городом.
Он был из тех, которые потрясают и очаровывают одновременно. Интеллектуальная и культурная столица Индии являла миру известных поэтов, писателей и лауреатов Нобелевской премии. Десятки мест в ней представляли бенгальский танец, поэзию, искусство и кино. При этом третий по величине город страны, уже давно ассоциировал с образами человеческих страданий для жителей Запада.
Крайняя нищета тесно соседствовала с монументами британской колониальной архитектуры, подавляющее большинство которых находилось в плачевном состоянии. После потери статуса политехнического центра Индии в начале века, болезненного раздела страны в 1947-м и потока беженцев в результате индо-пакистанской войны, Калькутта стала синонимом упадка и бедности.
В истории редко случается, чтобы город так остро поносили и клеймили его знаменитые посетители.
Французский антрополог Клод Леви — Стросс как-то назвал Калькутту "местом всего, что стоит ненавидеть в мире". Американский кинорежиссер Вуди Аллен отметил: "здесь есть сто не внесенных в список заболеваний".
Лауреат Нобелевской премии по литературе Видиадхар Сураджпрасад Найпол заявил: "Я не знаю другого города, судьба которого была бы столь безнадежна".
Его немецкий коллега, также лауреат — Гюнтер Грасс, прожив в городе в течение нескольких месяцев, пошел еще дальше и придумал худшее оскорбление из всех: "Это куча мусора, выброшенная Богом".
И даже будущий премьер-министр Индии Раджив Ганди назвал Калькутту "умирающим городом", пожелав, что бы она просто исчезла с лица Земли.
Первой покровительницей Калькутты была Кали, одна из наиболее почитаемых божеств в индуизме. Ее часто изображают обнаженной, с четырьмя руками и темной кожей. Лицо Кали перекошено гримасой. Гипнотический и пронзительный третий глаз расположен на лбу. Она носит ожерелье из голов мужчин.
Верующие знают, что богиню разрушения не следует воспринимать легкомысленно. Согласно индуистской легенде, она бесстрашна перед лицом смерти и сознательно предпочла смерть на огне. Обезумевший от потери своей супруги, Шива исполнил ужасный танец смерти, и Земля вздрогнула. Дабы воспрепятствовать непоправимому, Вишну метнул магический диск, тело Кали раскололось на пятьдесят два кусочка и упало на Землю. Мизинец правой ноги приземлился возле реки Хугли. Спустя некоторое время на этом месте возник город Калькутта.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |