У Рогозина оставался в магазине еще один патрон и, долго не рассуждая, он кинулся в самую гущу сражения, одним выстрелом завершив его: башка второго чудовища превратилась в удобрение для деревьев.

Все было кончено, но в пистолете Семена оставались еще несколько патронов и пока все пули не оказались в теле уже мертвого противника, капитан не мог успокоиться.

Рогозин опустился на землю рядом с Гешей, отвел его дрожащие руки в сторону, разорвал куртку и посмотрел на длинную кровоточащую царапину.

— Что здесь? — послышался над головой голос Юрика.

— Если яда не было, то, наверное, выживет, — ответил Виктор, хотя понятия не имел о тяжести ранения спутника. — Вдохни глубоко?

Геша, часто дышащий, покрытый испариной и весь какой-то жалкий, кажется, еще не пришел в себя. Широко раскрытыми глазами он смотрел на Рогозина и не понимал ни единого слова.

— Шок, — прокомментировал Юрик.

— Дай-ка, — на колени перед Гешей опустился капитан.

Он ощупал тело здоровяка, вызвав пару болезненных "охов".

— Пара ребер сломаны. Жить будет, — подтвердил капитан диагноз Рогозина. — Эй! — Он шлепнул Гешу по щеке раскрытой ладонью. — Ну-ка в себя приходи...

Детина что-то промычал невразумительное и попытался открыть опухший глаз.

— Когда ты в первый раз выстрелил, — произнес Юрик, объясняя Рогозину ситуацию. — Этот бегемот оглянулся. А здесь этот черный из-за дерева на нас и кинулся. Мы с капитаном в стороны подались, а абаас как раз башкой в Гешу врубился. Ружье гешино — пополам, сам он кубарем покатился. Мы с Семеном стрелять стали, ногу черному отстрелили, потом руку. Так он оставшейся лапой капитана по сапогу так полоснул! Только брызги в стороны! Надо его ногу осмотреть тоже. Ну вот. Семен — хлоп на пятую точку и давай садить в этого из пистолета, перезарядиться уже не успевал. А здесь и ты подоспел. Без карамультука нам бы туго пришлось. Сдохли бы здесь.

Рогозин уже и сам успел оценить полезность оружия и теперь набивал его патронами, добытыми из карманов — на всякий случай.

— Артиллерист, мля, — криво ухмыльнулся капитан, отстраняясь от пришедшего в себя Геши. — Вовремя, ты подоспел, здесь Юрик прав. Твой-то как?

Рогозин оглянулся через плечо: отвратительный труп без своей уродливой головы все так же валялся на месте и никуда уходить вроде бы не собирался.

— Вон валяется, — показал стволом спасшего всем жизнь ружья. — Ногу показывай... те.

Рогозин за две недели так и не успел перейти к панибратскому "тыканью" — сказывалось воспитание. Только лишь Моня и Юрик удостоились подобной близости. Но Моня сгинул в лесу.

На сапоге капитана действительно чернел длиннющий порез с влажными от крови краями — во всю голень. Рана даже издалека казалась куда серьезнее гешиной царапины. Семен вынул нож, единым умелым движением до конца разрезал сапог и попросил Рогозина:

— Что-то хреново мне, Вить. Стяни-ка, нога распухла, сам не слезет.

Виктор ухватился обеими руками за подошву, потянул на себя, что-то противно и протяжно чавкнуло — словно кто-то тяжелый и медленный наступил в грязь, капитан прорычал невразумительное "богадушуматьтвою!" и остался бос на одну ногу. Из искромсанного сапога на землю вылился почти стакан крови, быстро впитавшейся в почву. Секунд пять капитан тяжело дышал, потом скомандовал:

— Юрик, посмотри, что там?

— О-о-о, — вырвалось у Геши, тоже сунувшего свой любопытный, похожий на картофелину нос к капитанской ноге. — Тебе кирдык, майор.

— Юрик? — еще раз настойчивее попросил Семен, не особенно обращая внимания на мрачное пророчество.

— А чего — Юрик, Сема? — спокойно раскуривая сигарету, переспросил тот. — В больницу тебе, паря, нужно, к доктору. А иначе... Болит?

— Не-а, — покачал головой капитан. — Зудит, тянет, чешется... Но нет, не болит.

Он бледнел на глазах. Дыхание становилось прерывистым и нерегулярным. Зрачки расширились — будто наступила темнота, хотя солнце еще даже к зениту не подобралось, а на лбу выступила крупная испарина.

Юрик пощупал пульс, заглянул зачем-то капитану в рот, провел двумя пальцами по длинной ране с начинающими синеть краями.

— Плохо, паря. Совсем плохо. Если через пару часов ты не будешь в больнице, у тебя разовьется некроз, потом гангрена. А к вечеру ты умрешь. Этот черномордый успел зацепить твой кут. Одна часть тебя еще здесь, другую он утащил за собой в мир духов. У-ффф, — Юрик шумно выпустил струю дыма вертикально вверх. — Кут можно поправить, если вылечить тело, но нужны хорошие лекарства и специалист, который знает, как ими пользоваться. Или можно отрезать часть твоего пропавшего кута от тебя, но нужен сильный шаман, который пойдет в мир духов и сможет это сделать.

Рогозин растерянно моргал, в глазах будто разом пересохло. Перед ним лежал уже почти мертвец — осунувшийся, почти серокожий капитан совсем не был похож на того отставного уверенного в себе вояку, каким знали его все члены экспедиции.

— Есть один способ, — нехотя протянул Юрик, копаясь в карманах. — Но я не знаю, как ты сможешь это сделать.

— Какой? — еле слышно пробормотал Семен.

— Ты сам пойдешь к духам и заберешь у них свой кут.

Все изумленно уставились на якута, не понимая, как капитан сможет сделать хотя бы один шаг.

— Я? — переспросил Семен, едва шевеля губами.

— Да, ты. Подумай. Либо ты умрешь, либо попытаешься остаться в живых. Выбирай. Только времени у тебя совсем мало. Я думал, что ты умрешь к вечеру, но, кажется, твой кут поврежден гораздо сильнее, чем мне казалось. Ты вряд ли протянешь еще даже два часа, — Юрик в этот момент почему-то показался Рогозину похожим на ГДР-овского Чингачгука — Гойко Митича, он был так же суров и красив в своей убежденности. — Или под когтями этого абааса была какая-то ядовитая дрянь, которая сейчас тебя убивает, или он утянул твой кут. В любом случае нужна либо хорошая медицина, которая вылечит тело, либо следует отобрать свой кут обратно. Ты должен пойти и сразиться с ним там.

Нога капитана от колена и ниже уже совершенно почернела и стала похожа на головешку — для окончательного сходства не хватало лишь языков адского пламени, пожирающих плоть.

— Как же я пойду?

— Я дам тебе вот это, — в руках Юрика появился маленький пакетик с сушеным мхом.

Рогозин уже видел этот пакет, в который несколько дней назад запасливый якут наскреб с камня-алтаря-портала светящийся мох.

— Ты покуришь и я отправлю тебя в мир духов. А там уж как повезет: либо ты сможешь вернуться, либо они утащут тебя окончательно. Других вариантов нет.

Капитан раздумывал недолго — молчание тянулось едва ли минуту.

— Давай, — выдохнул Семен. — Давай свою дурь.

Геша расширившимися глазами смотрел на них, потом повернулся к Рогозину:

— Они это серьезно? Ущипни меня!

— Толку-то, — хмыкнул Виктор. — Вы же видели этих тварей — разве могут такие быть в нашем мире? Но если они здесь, то почему бы капитану не прогуляться к ним?

— Вы не языками болтайте, а по сторонам смотрите, — посоветовал им якут. — И будете очень здоровы.

— А мы чего? Мы... смотрим, — Рогозин отвернулся от Геши и уставился поверх кустов, выискивая малейшее неправильное движение.

Юрик между тем уже скрутил "козью ногу" из какого-то обрывка газеты, нашедшейся в его вместительном сидоре, сунул ее в рот капитану и чиркнул зажигалкой:

— Давай, паря!

— Дурдом, — выдохнул в сторону Геша, осматривавший поверженных "черных". — Всякое видел, но чтобы курением гангрену лечили...

Рогозин не смог более вглядываться вдаль — в глазах рябило от солнечных зайчиков и раскачивающихся стволов. Он встал боком к капитану с Юриком и стал наблюдать краем глаза за происходящим.

Семен глубоко затянулся. Кончик самокрутки разгорелся алым, с небольшими синеватыми сполохами в глубине. Спустя пару секунд капитан выдохнул прозрачный дым и в глазах Рогозина сразу защипало, он стал тереть их руками, желая в деталях разглядеть происходящее с капитаном, боясь пропустить какую-то очень важную деталь.

— Кхмх, — вырвалось из горла капитана.

— Кури, паря, кури, — настойчиво требовал Юрик, одновременно выстукивая двумя пальцами какой-то незнакомый Рогозину ритм на натянутой коже своего сидора.

Получалось гулко — как будто что-то бубнил приглушенный сабвуфер.

Попроси Рогозина кто-нибудь настучать что-то подобное и Виктор сломал бы себе голову, вспоминая эту рваную последовательность звуков без четкого ритма, без какой-либо мелодики, но вместе с тем удивительно гармоничную. Странным образом завораживая, она то замедлялась до почти полной тишины, то ускорялась до частой дроби, но все было так гладко, слаженно и органично, что хотелось слушать и слушать.

Капитан успел сделать четыре затяжки, когда Юрик что-то тихонько запел — неразборчивое, тягомотное и муторное, но удивительным образом ровно ложащееся на неровный ритм его постукивания, и тотчас голова Семена упала подбородком на грудь, из уголка рта потекла нитка слюны, а рука с самокруткой безвольно опустилась на землю.

— Все, — оборвал стук и пение Юрик. — Он ушел. И нам пора. Пошли отсюда.

Маленький якут живо вскочил с колен на ноги, принялся упаковывать в мешок все, что успел достать из него. Закинув ружье на плечо, бодро потрусил куда-то в лес.

— Ты, Витька, возьми его ствол, а ты, Гешка, прихвати рюкзак, — проходя мимо них, успел бросить Юрик.

Геша с Рогозиным переглянулись, но оба как бронзовые памятники остались на месте.

— А? — глупо спросил Геша.

— Куда это он?

— Не знаю. Эй, паря! — крикнул Геша вдогонку Юрику. — Ну-ка ходи обратно!

Юрик остановился, оглянулся, искривил лицо, будто сожрал лимон. Нехотя, словно сильно устал, он вернулся на поляну.

— Ты куда это собрался, орел? — глядя на него ясным взором, поинтересовался Геша. — Ты нас развел, что ли? Куда это ты?

— Так пора уже очень, вертушка ждать не станет, — пожал плечами якут.

— А капитан?

— А капитану уже все равно. У него даже айыы в нижнем мире нет, чтоб помогли выбраться. Пропал капитан.

— Как так? Ты же обещал ему шанс?

— Он умер во сне, тихо и без боли — какой еще тебе нужен шанс, паря? Я сделал все, что мог. Очень хорошо сделал.

— Ты совсем дурак, что ли? — наливаясь кровью, прошипел Геша. — Пока мы вместе и живы, я не дам никого бросить. Посмотри, он еще дышит!

Юрик скосил свои раскосые глаза в сторону Семена, кивнул сам себе:

— Это ненадолго, паря. Если человек не шаман, то в нижнем мире ему делать нечего. Он еще дышит, но он уже, считай, мертвец. Ему не выбраться обратно. Никто не выбирался.

— Зачем же ты тогда?.. Сука! — Геша разъярённой глыбой нависал над тщедушным якутом, но тому, кажется, вовсе не было страшно.

— Не мог же я его зарезать? Он бы все равно не выжил. Его кут...

— Да что ты раскудахтался "кут-кут, кут-кут", как курица! — брызжа слюной, зарычал Геша. — Пока он дышит, нельзя уходить! Ты хоть скажи ему! — Здоровяк повернулся к Виктору.

Рогозин не знал, что делать. Бросать капитана ему совсем не хотелось, но он уже десятки раз успел удостовериться в постоянной правоте Юрика, которая только на первый взгляд казалась извращенной и кривой, но на деле всегда оказывалась точной и конечной.

— Юр, в самом деле... Он же еще жив?

— Прилетевшие на вертушке тоже могут быть еще живы. А потом станут мертвы. Кого спасать станем и как спасаться будем?

— Да иди ты хоть к черту! — зло бросил Геша, усаживаясь на землю перед почти безжизненным телом капитана. — Я никуда не пойду! Десант своих не бросает!

— А ты? — Юрик внимательно посмотрел на Рогозина. — Тоже из десанта? Тоже головой кирпичи ломал?

Рогозин не то что в десанте, он вообще в армии никогда не был, но тоже не мог уложить в голове мысль о том, что еще дышащего человека можно просто оставить в лесу.

— Мы сможем вернуться здесь же? — спросил он.

— Хочешь на обратном пути этого носорога забрать?

— Да.

— Не знаю. Если вертушка цела и мы в нее попадем, то здесь мы больше не окажемся. Ей здесь негде приземлиться.

— Где-то рядом?

Рогозину отчаянно не хотелось бросать Гешу, проявившему неожиданное благородство и граничащее с ослиным упрямство. В возвращение же Семена Виктор уже не верил. Но даже умерший капитан все равно нуждался в правильном погребении — нельзя было бросать его среди тайги.

— Возможно, — кивнул Юрик. — Место я знаю.

— Тогда пошли, — принял решение Рогозин. — Геша, мы за тобой вернемся!

— Да больно надо! — сварливо рыкнул тот, нервно выстругивая ножом острие на колышке.

Рогозин постоял несколько секунд, не зная, что сказать, потом спохватился и побежал вдогонку за успевшим отойти Юриком.

Рогозин плелся вслед за ловко перелезающим через поваленные деревья проводником-товарищем, но мысли его заняты были отнюдь не запоминанием маршрута или освоением азов ориентирования на местности. Он думал о том, что вот эти люди — оставшийся с умирающим Семеном Геша, сам Семен, и, конечно, Юрик, стали для него в последние дни гораздо дороже и ближе, чем все те, кого он знал в Северной столице. Они казались честнее, благородней и выше любого из его прежних приятелей. Даже не исключая старого кореша Ваську, который, выручая Рогозина, никогда не забывал выставить небольшой "счетец", включавший в себя траты и "плату за услуги". И никто из них не повел бы себя так как Геша, никто не взвалил бы на себя ответственность за остатки экспедиции как капитан Семен. Или в столицах жизнь другая, где важнее не сам человек, а его место среди людей? И если место не высоко, то и рассчитывать на чье-то участие глупо?

То ли выбирать друзей Рогозин не научился, то ли выбирать было не из чего — вот эта мысль крутилась в голове безостоновочно и на разные лады. И от того, что Виктор не мог найти верного или, по крайней мере, полностью устраивающего его ответа, он изрядно бесился, забывая посматривать вокруг.

Он остановился, когда наткнулся буквально на спину Юрика, спрятавшегося за каким-то деревом.

— Что там?

— Пришли, — ответил Юрик. — Вон вертушка, видишь?

Рогозин заметил только высунувшийся из-за деревьев на противоположном берегу хвост аляповато раскрашенного вертолета.

— Ну! Поплыли, что ли? — Виктору не терпелось воспользоваться связью вертушки.

— Смотри лучше! Между палаток.

Рогозин пригляделся и вскоре увидел, как двое в "летчицких" куртках, сидя на корточках, что-то ковыряют в высокой траве.

— Что это?

— Атас там, — прошептал в ответ Юрик и сразу стало зябко.

Пес Атас прочно уже ассоциировался с Савельевым: если есть пес, то где-то рядом и хозяин. А нынешняя компания Кима Стальевича совсем не внушала доверия.

— А вот и Савельев, — разглядел бывшего начальника экспедиции Юрик.

И действительно, Ким Стальевич быстрым шагом приближался к пилотам, и отчаянно жестикулируя руками, что-то пытался им сказать. Монотонный шум реки заглушал его голос, видно было только как открывается рот. Внезапно он остановился, будто натолкнулся на стену, повернул голову и Рогозин готов был поклясться! — заглянул в самую душу Виктору. Лицо Савельева будто скакнуло вперед — как всегда случается, если резко поднести к глазам бинокль: вот оно — что-то — еще далеко, и вдруг оказывается прямо перед лицом.