Науфрагум: Под саваном Авроры - Том второй

Страшно подумать, что было бы, если бы не обладающая столь многими талантами телохранительница. Трансильванцы наверняка вытащили вахтенного радиста из кресла, не дав ему послать радиограмму о захвате дирижабля. А вот переданный Брунгильдой SOS наверняка запеленговали, определив координаты места падения, и спасатели уже спешат туда, но вся Либерия сейчас в лихорадочном волнении — что же случилось с 'Олимпиком', полным отпрысков самых влиятельных аристократических и деловых семейств? Что откроется глазам спасателей — мертвые обломки или люди, ожидающие помощи? Есть ли в гондоле запасная радиостанция, способная выдать достаточно мощный сигнал? О чем думают сейчас мои родители? Отец в экспедиции, поэтому до него вести дойдут не скоро. Возможно, он даже не успеет поволноваться, как нас уже найдут. Но мать... я ведь написал ей, что отправляюсь в вояж, хотя ответа, как обычно, не получил. Готов поклясться, что она опять во всем обвинит отца — хорошо хоть, обвинения эти тоже запоздают. В любом случае и ему, и мне потом придется выслушать немало — в который уже раз. Хоть не возвращайся. Мне даже больше жаль родителей Алисы — они обожают дочь, и тетя Кларисса сойдет с ума от горя, услышав поспешные сообщения о гибели дирижабля. Надеюсь, панике все же не дадут разойтись — слишком много здесь важных людей. А там, глядишь, полетят радостные вести о том, что пассажиры и команда живы... так, постойте, про нас-то как раз никто ничего не знает. Даже если спасатели доберутся до гондолы, а затем отыщут обломки корпуса, откуда им знать, где мы затерялись в этих бесконечных пустошах. Родителям придется тяжело. У той же принцессы Грегорики... постойте, ее мать умерла, а отец... ммм, да, Маркетта говорила, что он уцелел... кажется, в автомобильной аварии? Даже жаль, что я не никогда не интересовался светской хроникой — совершенно ничего не знаю о нем. Но наверняка принцу будет очень больно — потерять сначала жену, а потом вдруг услышать известия об одновременной гибели сына и дочери, наследников и продолжателей династии. Хотя я уверен, что семьям Брунгильды и Весны будет ничуть не легче... пусть даже они и вырастили довольно странных дочерей. Что касается инсургентки, ммм... принц помянул монастырь, откуда она сбежала. Это значит, что родителей ее то ли уже нет на этом свете, то ли они давно забыли о непутевой дочери. Узнают ли они когда-нибудь, куда та пропала? Софию ведь наверняка ославят, как виновницу всего происшествия, уж слишком красочно она выступила на балу в роли главной инсургентки. И принц Яков тоже приложит к этому руку. Он ведь остался там и наверняка повернет все в свою пользу. Могу поклясться, когда мы выберемся в цивилизацию, шума не избежать. Представляю себе заголовки: 'Наследница династии Тюдоров чудом избежала гибели!' 'Принцесса в лапах инсургентов!' 'Загадочные трения в семействе Тюдоров, принц обвиняет сестру в заговоре!'. Черт, сразу же посыплются вопросы полицейских и журналистов. Им ведь наверняка захочется узнать, как незаметный студент угодил в компанию августейших особ, зачем танцевал с Грегорикой и показывал неприличные жесты Якову. Тут и в самом деле предпочтешь оставаться в безвестности подольше, лишь бы не иметь дела с допросчиками!

Передернув плечами, я вытерся последней простыней, натянул рубашку и брюки, открыл дверь и нырнул в благословенное тепло. Печка тихо потрескивала, очевидно, требуя новую порцию дров, но никто не спешил их подбросить. Отблески огня плясали на телах спящих девушек, устроившихся напротив топки. Чуть в стороне, на столе спокойным ровным светом горела лампа. Грегорика с почти высохшими волосами, отливающими золотом, склонилась над дневником.

Когда принцесса обернулась, на ее щеке блеснула слеза. Она быстро отерла ее краем простыни, но скрыть написанное на лице потрясение была не в силах. Мне не потребовалось долго думать, чтобы понять, в чем дело.

— Вы... прочитали? Докуда?..

— Дальше... чем вы.

Голос ее звучал глухо

— До момента, когда они попали в Берлин. Ваш дед... пишет очень... эмоционально. Особенно о... о противогазах.

Присев возле печки, я подбросил новую порцию дров и, глядя, как по старым доскам стремительно разбегаются огненные язычки, мрачно проговорил:

— Как в тот момент выглядели города, лучше даже не представлять. Не завидую дедушке Гойко и вашим предкам.

Катастрофа произошла днем, и улицы гардариканских городов наверняка были завалены телами погибших жителей. Такие картины можно было бы представить разве что в страшном сне... или на полях отгремевшей за двадцать лет до Науфрагума Великой войны. Осознав это как раз после того, как прочитал про форсирование моста, я уже совсем не рвался продолжать — потому и отложил дневник в сторону. Конечно, сознавать свое малодушие было неприятно, и я тогда дал себе зарок обязательно дочитать написанное дедом, отчего и прихватил дневник с собой в круиз. Принцессе же, наверняка, остановиться не позволило чувство долга, хотя это совсем не то чтение, что подошло бы молодой девушке.

Впрочем, когда спустя несколько мгновений она заговорила, голос звучал твердо.

— Если я правильно понимаю, лейтенант Немирович пробыл в столице недолго. Да, вот здесь — император почти сразу же, как побывал в здании рейхстага, отправил его на разведку. Как раз на север... — прошелестела переворачиваемая страница. — ...Постойте, что это значит?

— В смысле? Не можете разобрать его каракули, ваше высочество?

— Нет, дело не в почерке. Это просто... просто другой язык. Вы не знаете, какой?

Приняв дневник, я уставился на следующий разворот.

— 'Микёзбен... мегдёббентем ес депрессзиос... феджтегетте... тапасзталаток...' — попытался прочитать я. — Тьфу, язык сломаешь. Что за тарабарщина? Первый раз в жизни такое вижу.

— Не понимаю ни слова, хоть это и латиница.

— И не похоже, чтобы простая тарабарщина или шифр. Вот здесь, смотрите — Maximilian. Явно имеется в виду принц. Нет, наверное, это и в самом деле какой-то иностранный язык.

— А какие языки знал лейтенант Немирович?

— Сверх гардариканского? Ммм, несколько центрально-европейских языков — это точно. Он долго служил в Старом Свете. Сдается мне, выполнял поручения, связанные с разведкой.

— Жаль, что мы не так эрудированны. Но какой же язык здесь, в дневнике?

— Не сорбский, и не корватский. Корни не славянские, это уж точно. Нет, ваше высочество, ничего не могу сказать.

— Но как же некстати!.. — принцесса досадливо прикусила губу, хлопнув ладонью по скамейке. Вспомнив, что остальные девушки спят, она понизила голос. — Ведь нам так важно прочитать дневник! Именно сейчас!

Уютно подложившая ладошку под щеку Алиса, не просыпаясь, сморщила нос, что-то пробормотала и потянула на себя край простыни, которой накрылась вместе с Весной. Та, судя по всему, спала крепко, и даже не пошевелилась.

Повернувшись обратно к принцессе, я покачал головой.

— Да уж, подставил дедушка подножку. Но какой смысл? Это же не рапорт, не разведывательная сводка. До сих пор все выглядело как самый обычный дневник. На каком событии он остановился?

— Обрывается на том, что лейтенант Немирович отправился в Оппау по приказу императора. Что дальше — непонятно. Почему он начал писать на другом языке? Решил что-то скрыть? От кого?..

— Хммм... от принца? Вот же, упомянуто его имя. Не зря же между ними была неприязнь.

— Возможно. Хотя... вы знаете, у меня создалось впечатление, что он пишет о дедушке Максимилиане со все большей симпатией. Не совсем так, как писал бы о сопернике. Может быть, просто показалось... — задумчиво проговорила принцесса.

— Правда? — я почесал в затылке. — Не знаю, конечно, каков был по характеру дед, но, если похож на отца... ммм, тот не любитель ссориться.

— Вот как? Было бы приятно думать, что наши предки нашли общий язык и не считали друг друга врагами... — она почему-то на мгновение запнулась, едва заметно покраснела и быстро сменила тему. — Как жаль, что мы не можем прочитать дальше! Здесь еще 30 страниц. Я так рассчитывала на дневник, чтобы понять, что делать дальше.

— Не расстраивайтесь, ваше высочество. Доберемся туда и увидим своими глазами. Все выходит логично — они направились сначала в столицу, где находилось правительство Гардарики и те, кто, скорее всего, и дал команду провести злополучный эксперимент. Насколько я понимаю, выживших экспедиция не нашла, но, возможно, обнаружились какие-то документы, указавшие на лабораторию в Оппау. Очевидно, раз император отправил туда разведывательный отряд, то потом и сам последовал за ним.

— И дядюшка Магнус говорил не про Берлин, а про Оппау, — согласно кивнула принцесса. — Думаю, нам не стоит разбрасываться, отвлекаясь на прочие места. Двинемся прямо туда.

— Согласен. Но учтите, гарантий дать невозможно. Танк простоял полвека, и бог знает, сколько он теперь сможет проехать.

— Рассчитываю на вас, господин Немирович, — Грегорика улыбнулась и забрала дневник обратно. — С вашего позволения, попытаюсь еще разобраться, перечитаю предыдущие страницы. А вы ложитесь спать.

— Но ведь без караула нельзя! Помните пробуждение в сосновом бору у озера?

— Чем же я не подхожу на роль часового? — нахмурилась принцесса. — Если снова появятся чудовища, подниму тревогу не хуже вас. Потом меня сменит Брунгильда. И, между прочим, она тоже настаивала, чтобы дать вам как следует отдохнуть — вы ведь и сегодня работали больше всех и завтра снова сядете за рычаги. Так что не спорьте и укладывайтесь.

Мне ничего не осталось, как поднять руки.

— Слушаю и повинуюсь, ваше высочество.

Подкинув еще дров и расстелив на полу перед уютно потрескивающей печкой кусок брезента, я устроился в тепле и уже закрыл глаза, как вдруг снова услышал негромкий голос принцессы.

— Простите, господин Немирович... еще одно. В разговоре с Софией вы обнаружили хорошее знание общественно-политических дисциплин. Судя по всему, она вращалась в... ммм, довольно маргинальных кругах, где в ходу радикальная литература — и понятно, каковы ее представления об обществе. Но я удивилась, узнав, что кто-то из студентов солидных высших учебных заведений тоже читает Маркса. Тем более, человек, который учится на факультете механики...

— Нет-нет, не спешите записывать в инсургенты и меня, ваше высочество, — я остановил ее, подняв ладонь. — Марксовы труды лично мне попали в руки совершенно случайно. 'Капитал' я нашел на столе у отца — дал почитать кто-то из знакомых инженеров в клубе, где он бывает. Там собираются вполне респектабельные люди. Их интересы достаточно широки, и там не считается неприличным познакомиться с любыми учениями, которые что-то привнесли в копилку общечеловеческих знаний. Назвать этих людей радикалами и в голову не придет... впрочем, они не столь ограничены и зашорены, как высшая аристократия. Да, кстати, и многие из называющих себя 'интеллигенцией'.

— Вы снова говорите обидные вещи, — хмыкнула принцесса. — Но спорить невозможно. Я сейчас поняла, что и в самом деле практически ничего не знаю о теориях, как вы сказали? ...Экономики капитализма и пролетарской революции? Даже Алиса оказалась более сведущей... вот уж не подумала бы раньше.

Я не смог сдержать смешка.

— Вы про обобществление женщин? Не волнуйтесь, это единственное, что привлекло ее внимание из длиннющей лекции, которую я ей зачитал после того, как ознакомился с 'Капиталом'. Все остальное благополучно влетело в одно ушко и вылетело из другого.

— Вы читаете ей лекции о политэкономии? — удивилась Грегорика. — Но зачем? Это действительно совсем не та тема, что может заинтересовать молодую леди.

— Э-э-э, моя вина, ваше высочество, — я беспомощно развел руками. — Но замечательным интеллектом я похвастаться не могу, и поэтому почти любую тему, которая меня заинтересовала, долго верчу и грызу, как Бобик косточку. И часто беззастенчиво и себялюбиво использую Алису как оселок, чтобы отточить сложившиеся в моей голове представления и проверить их правильность. Удивительно, как она еще не начала гнать меня метелкой в тот же самый миг, как я начинаю подбираться к ней с очередной механикой или философией.

— Думаю, она это ценит, даже если и не признается вам. По крайней мере, я бы ценила на ее месте, — заметила принцесса и вдруг спохватилась: — Но простите, Золтан, я сама заставила вас улечься, а теперь не даю спать! Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, ваше высочество, — кивнул я и отвернулся к печке, чтобы не мешать принцессе читать. Брошенные на пол у печки доски были жесткими, но уютное потрескивание огня и шуршание листков блокнота в руках Грегорики звучали умиротворяюще, и я мгновенно провалился в сон — даже более мирный, чем в домашней постели.

Глава шестая

Обломки прошлого мира

Железнодорожная насыпь магистрали, на которую мы выбрались с лесовозной ветки примерно час назад, плавно повернула влево, и над зубчатой стеной громадных замшелых елей возникли упирающиеся в низкие облака высокие тонкие мачты с разлапистыми трехлопастными винтами.

— Это что там такое? — поинтересовалась Алиса, просунувшись ко мне в отделение управления из-под правой пулеметной башенки.

— Мне казалось, ты дрыхнешь, а не наружу смотришь, — отозвался я, утирая очередную порцию крупных холодных капель, заброшенных нудным нескончаемым дождем в узкое окошко механика-водителя.

— Уже выспалась и соскучилась. Сколько мы едем с утра, часа три? Да и трясет на шпалах, к тому же. Так что это? Ветряные мельницы?

— Для мельниц великоваты. Наверное, роторы ветроэлектростанции — гардариканцы довольно активно их строили. Смотри, у одного лопасти до сих пор крутятся. Прикинь, что за неубиваемые подшипники там стоят. А вот в твоем модненьком велосипеде 'Данлоп' мне пришлось два раза за год менять.

Действительно, на одной из пяти мачт ротор, развернувшись против ветра, величественно и плавно вращал узкими тонкими лопастями. Три других мертво застыли, а последний перекосился, упершись лопастями в землю.

— А толку с того, что крутятся? Кому от этого польза? Разве что пейзаж украшают, привлекают потенциальных Дон-Кихотов. Интересуешься?

— Естественно. Необычайно любопытные сооружения — вот бы забраться наверх, к генератору. Какие там обмотки и якоря... да и вид оттуда должен быть невероятный.

— В такую хмарь только сыро, промозгло и противно. Эй, а за ними что?.. Вот это да! Купола, да стеклянные... погоди, они же выше ветряных мельниц! Это же просто горы какие-то!

Алиса была права. Мы не заметили громадные сооружения сразу, поскольку вершины полусферических куполов уходили в тусклые облака, сеющие бесконечную морось. Зато теперь глазу открылось все величие разворачивающейся картины. Над лесом возвышались два громадных ячеистых купола высотой не менее ста ярдов. Поблескивали мокрые стекла, вставленные в шестигранные ячейки из стальных балок. За ними громоздилось и вовсе титаническое сооружение, превышающее их высотой не менее, чем вдвое.

— Геодезики Фуллера, настоящие... — со священным трепетом выдохнул я. — О них писали в 'Популярной механике', и там были картинки, но ни за что бы не подумал, что они такие... такие огромные.