Тропою Верности и Веры

— Где паладин? — резко бросила Наталья. Трудно было бы сказать, что заставляло ее говорить с таким выражением.

Уна пожала плечами.

— У пруда. Через два квартала к западу. Молится.

— А где...

— ...мы были всю ночь? Искандер был в здешнем храме Света, должно быть, просил помощи в завтрашней битве. А я следила за тем, чтобы его молитву не прервала никакая нечисть. А что?

— Ничего, — смерив ее взглядом, Наталья сложила руки на груди. — Нам пора выходить.

— Стал быть, с чего б ему молиться сперва в храме, а после у пруда? — недоверчиво проворчал варвар.

Уна пожала плечами, но ничего не ответила. Однако на лицах переглянувшихся друида и некроманта мелькнули тени беспокойства.

Путники тронулись в дорогу через час. Солнце уже взошло, но свежесть утра сохранилась, поэтому идти было легко. Наталья по-прежнему держалась во главе отряда, хотя ее работа проводника была завершена, когда последние путники сошли с ковра на окраине Нижнего Кураста. Дальше вести мог сам паладин, но Наталья осталась. Что ею двигало, не спрашивал никто. Но почему-то никто не был против того, чтобы она и дальше сопровождала отряд. Несмотря на угрюмость, врагом она не казалась никому.

На то, чтобы пройти весь Нижний Кураст, у путников ушло все утро. По пути им не встретилось никаких неожиданностей за исключением стаи огромных черных обезьян, сигавших по развалившимся крышам и ловко карабкавшихся по остаткам каменных стен. Обезьяны непрерывно верещали и швыряли в людей дикими плодами до тех пор, пока раздраженный некромант не дохнул на ближайших огнем. Однако даже после того, как они отстали, до людей еще долго доносились их вопли.

Идти по городским улицам было гораздо легче, чем через лес. Выложенная камнем дорога была приятным разнообразием в сравнении с липкой грязью болот. Саида удобно расположилась на ковре, по-восточному скрестив ноги, и старалась смотреть по сторонам, чтобы не упустить появления опасности. Ковер плавно стелился над землей, самостоятельно облетая препятствия вроде каменных завалов.

Спустя какое-то время, за которое пройдено было немало, паладин остановился, бросив на проводницу вопросительный взгляд. Ковер дернулся и повис над дорогой, раскачивая бахромой и толкнув Зандера правым краем.

Наталья недоверчиво осмотрела несколько ближних зданий, нагромождение полусгнивших балок, срубила металлическими когтями на предплечье несколько кустов, отыскивая метки пути, и повернулась к путникам.

— Мы заплутали, — холодно бросила девушка, глядя на паладина. — Город водит нас по кругу.

Спутники переглянулись.

— Ты уверена? — паладин знал, что Наталья не ошибается; он и сам знал город, но в этой части, более напоминающей древнее капище, затянутое буйной растительностью, могло за прошедшие годы обосноваться что угодно. Девушка кивнула, посоветовав остальным быть начеку, и мягко, по-кошачьи двинувшись вперед, желая отыскать или проверить дальнейший путь.

— Остановись, — Зандер поднял бледное лицо, всматриваясь в скопление перекрученных веток, наползающих друг на друга в странном стремлении забраться повыше. Определенный порядок и пирамидальная форма дикого куста не были характерны для растения. — Там.

Стиснув рукоять меча, Искандер двинулся к побегам. Наталья скользнула следом. Уна держала готовой к полету стрелу, с синей искрой холода, дрожащей на зазубренном наконечнике. Несколькими взмахами рассекая ветви, грудой упавшие к их ногам, паладин и проводница отступили, всматриваясь в сокрытое прежде.

Перед ними, поднимаясь высоко над головами людей, высился черный гранитный обелиск. Основным мотивом вырезанной по всей поверхности подножья росписи оставались черепа животных и людей, скалящих клыки. Вершина обелиска представляла собой срезанное острие, увенчанное грубым очагом из камней. Из середины очага вздымались черные языки гранитного же столба пламени.

— Языческий алтарь, — проговорил Зандер, рассматривая руны, грубо высеченные в камне. — Древний как сама земля, и такой же неустойчивый. Интересно, что он делает здесь, в Курасте, издревле считавшегося сосредоточием религии Света. Взгляните, — некромант приблизился, заложив руки за спину.

— Камень как камень, украшенный резьбой, — проворчал Таул, чье превосходное зрение позволяло обозреть руны издалека, не приближаясь к обелиску. — Похожи на старосеверный диалект, по крайней мере, некоторые значки обозначают понятные мне слова. На что тут смотреть? Эй, Мрай! Может это по твоей части? Хотя сомневаюсь, чтобы ты умел читать.

Варвар ответил презрительно-предупреждающим рычанием. Тонкие пальцы Саиды успокаивающе легли на мускулистое предплечье, усмиряя вспышку гнева. Улыбнувшись девушке, варвар подошел ближе.

— Половину разберу, пожалуй, — проворчал Мрай, наклоняясь чуть ли не вплотную к закорючками, выписывающим волну по подножью обелиска. — Алтарь чего-то там... некоего Гибсд... нет, Дибг... — он наморщил от усилия лоб, протягивая руку. — Древнему... э... убийце... И воспря...

— Не прикасайся! — внезапно взревел некромант, бросаясь вперед, и слыша, как варвар договаривает:

-... воспрянет прикосновением.

Обелиск замерцал. Вначале тусклое, едва видимое серое свечение стремительно обретало окраску и насыщенность, пульсируя, поднималось все выше, подбираясь к каменному огню. Пока не вспыхнуло кроваво-красным, окрашивая камень в раскаленные цвета пламени, ревушего на самом верху обелиска. На поверхности обращенной лицевой стороной к путникам, проступил контур зазубренного варварского клинка, с выгнутым эфесом и лезвием, шириной в ладонь, плавно сужающимся к кончику дуги, образованной телом лезвия. Варвар отшатнулся, запрокинув голову и глядя на огонь, пылающий на вершине алтаря.

— Лезвие Старой Религии, — выдохнул кто-то позади. Саида вздрогнула, глядя расширившимися зрачками на побледневшую, дрожащую Уну. — Алтарь Гиддбина!

Заросли угрожающе затрещали. Из зелени, из-под разрушенных зданий и прямо из земли лезли гремящие костьми мертвые подобия воинов. Скалили длинные клыки мохнатые саблезубые кошки, припадали к земле, готовясь к прыжку стремительные леопарды, с шкурой белой, как снег. Нетерпеливо сжимали костлявые кулаки крупные скелеты, по размерам не уступающие в росте варвару Мраю, размахивая заржавленными топорами. Качнули головой, увенчанные острыми рогам чудовищные подобия туров, взрывающие землю копытами. На кончиках рогов животных плясали языки пламени. Такие же огни стекали по ребрам скелетов, расцвечивали шкуры хищных кошек дорожками огня, бегущими по хребту.

— Стой! — Вскричала Уна, увидев, как меч Мрая рассекает ближайшего к ним костлявого воина точно туман. — Это мертвые призраки! Они не тронут вас! Ждите Гиддбина!

Словно в ответ на произнесенное вслух имя, из алтаря выдвинулась оскалившаяся морда исполинского коня, объятого красным пламенем.

— Лезвие Старого Мира! — взревел всадник, занося над головой чудовищного размера топор. Россыпь искр сорвалась, рассыпавшись по земле. Глаз коня и глаза всадника полыхали длинными языками пламени, такого же красного, как пылающее на вершине обелиска. Развернувшись, хлестнула раскаленная цепь, метясь в Саиду. Взревев от ярости, варвар поймал конец цепи, и, сунув конец меча в ребра вставшего на дыбы коня, рванул цепь на себя, замахнувшись облапленным жидким огнем клинком.

На краткий миг глаза всадника полыхнули удивлением и недоверием. Огромный кулак сжался, подтягивая к себе цепь и варвара, висящего на другом конце. Огненная лошадь молотила передними копытами воздух, хрипя и разбрасывая горячие огненные брызги, вылетавшие из оскаленного рта.

— Дикий Гиддбин! Покровитель Охоты и Войны!

Всадник повернул голову, взмахом топора отбивая удар меча северянина. Уна, выпрямившись и опустив лук, чуть склонила голову.

Секунды, растянувшиеся в вечность, огненный всадник мерил девушку и её спутников пылающим взглядом. Затем расхохотался, дернув цепь так, что варвар полетел под копыта лошади, с фырканьем заплясавшей на месте.

— Есть помнящие тебя, Лезвие Старой Религии, — Уна говорила четко, свободно, и спутники ее понимали. Как понимал новый язык и старый покровитель охотничьей удачи.

— Клянусь Холодным Ключом, — Гиддбинн вонзил пятки в бока коня, укрощая его, — этот город не вымер окончательно.

Земля содрогнулась, когда исполин спрыгнул с лошади, обводя взглядом спутников Уны. Амазонка подавила нервную усмешку. Можно быть богом и древним символом ушедшего времени. Можно обладать бессмертием и силой, способной сокрушить горы. Но, если тебя не понят и не чтут, даже такие существа, как огненный всадник, склонны впадать в меланхолию, находясь внутри собственного алтаря. Иными словами — Лезвие Старой Религии давно не слыхал своего имени, произносимого устами почитателей, и буквально до смерти устал от одиночества. А значит — был не против поговорить без оружия.

Паладин вложил меч в ножны. Он не успел принять участия в битве, но теперь, когда древний бог, или демон, ступил на землю, содрогнувшуюся под ним, он вышел вперед. Он был лидером их отряда, и вести разговор следовало ему, а не его воинам.

— Гиддбин, — тщательно выговаривая незнакомое ему имя, проговорил он. — Что заставило тебя проснуться от одного лишь человеческого прикосновения? Что тебе нужно на земле, которая едва помнит тебя?

Краем глаза паладин видел, как подобрались варвар и некромант, а волшебница тихо сползла с ковра и утвердилась на ногах, опираясь на свой посох. Похоже, все, за исключением амазонки, готовились к битве — с самим древним демоном.

Глаза Гиддбина полыхнули темным пламенем. За его спиной похрапывал и рыл копытом землю конь древнего существа. С морды животного, шипя, срывались искры, падая на землю — на почве затем еще долго тлели угольки. Амазонка стиснула сильными пальцами древко копья, с тревогой глядя на спутников.

— Красивая наложница, — блеснул жуткой улыбкой монстр. Глаза без зрачков оценивающе рассматривали Саиду, вспыхнувшую от бесцеремонного взгляда и слов существа.

Амазонка подвинулась ближе к святому воину, кладя пальцы на запястье, и жестом удерживая руку, лежащую на эфесе меча.

— Святоша новой религии, девчонка с посохом, — пылающие глаза переходили с одного на другого члена маленького отряда, — варвар с севера, едва ворочающий языком. А... И Сын Волков здесь! Не вымерли все-таки... Жаль! — Рыкнуло божество войны древних народов, небрежно кладя скрещенные руки на рукоять топора, перевернутого и упертого лезвием в землю. — И двое слуг смерти. Для полноты компании. Святоша, недостойный моего внимания, ты смеешь задавать вопрос Лезвию Старой Религии? Эта земля помнит Гиддбина!

— Настолько хорошо, что Гиддбин пробуждается от прикосновения первого попавшегося странника? — голос Искандера дрогнул от сдерживаемого гнева. — Эта земля забыла тебя, демон!

Топор взлетел в воздух, очерчивая ревущий круг. Гиддбинн откинул голову, так что змеящиеся, толстые сальные пряди волос упали на спину, и расхохотался во все горло.

— Что мы, стал быть, слушаем этого мертвого пса?! — зло вопросил Мрая, подбираясь для прыжка. — Убьем его!

Могучий удар ладони демонического призрака прошлого пришелся по груди варвара, отбрасывая его назад.

— Отлезь, глупец, — презрительно бросил Гиддбин. — Говори ты, — Уна выступила вперед, оставив копье воткнутым в землю.

— Прошу тебя, Лезвие Старой Религии, дай нам пройти, — проговорила амазонка, бесстрашно глядя на возвышающееся над ней существо.

— Нет, — осклабился демон, приближая напоминающее маску черепа лицо так близко, что приглушенный огонь глаз идола осветил лицо девушки. — Вы останетесь здесь. Я так хочу!

Саида подняла посох, испепеляя демона ненавидящим взглядом. Зандер перевернул кисть кверху — над ладонью загорелся тугой комок голубого пламени.

— Боевая дева. Восточная магия, верно? — ухмыльнулся Гиддбин, вновь поворачивая лицо к Уне. — Может, ты хочешь еще чего-то? — вкрадчиво переспросил Дикий Дух Охоты. — Нет, мне скучно здесь. Вы остаетесь.

Уна позволила себе усмехнуться: демоническая сущность Гиддбина требовала поклонения и жертв, которых древний идол религии ушедших времен лишился с последним человеком, покинувшим город. Те, кто поставили алтарь, украсили его и приносили дары, умерли или ушли, оставив черный обелиск посреди наступающих джунглей.

— Еще я прошу тебя дать мне свои дары, — амазонка приложила руку к груди, склоняя голову перед тварью. Искандера замутило от этого зрелища, но паладин не вмешивался, полагая что девушка-воин знает, как общаться с пробужденным к жизни призраком религии северных народов.

— А если вместо этого я принесу тебя в жертву Старой Религии? — задал вопрос огненный идол, сощурив глаза.

Амазонка согласно качнула головой вверх-вниз; слова мягко стелились над землей.

— Ты можешь сделать, как говоришь, — согласилась девушка. — Но разве не я приносила тебе дары, отделяя от трофеев охоты? Разве не тебе посвятила у Гремящего Ключа шкуру и голову снежного тигра? Вспомни меня, древний бог Охоты! Вспомни, что твое имя чтут береговые племена! Вспомни! Я — амазонка Уна, дочь свободного народа, прошу твоего дара и помощи!

Гиддбин нахмурился, словно взвешивая сказанное.

— Что получу взамен? — наконец спросил Лезвие Старой Религии. — Ваш путь лежит в темные глубины, на встречу с Великим Злом. Дева... я не хочу отпускать живых, которые могли бы скрасить мою скуку. Вы будете блуждать по городу, всякий раз возвращаясь к алтарю, пока не поймете тщетность ваших мук.

— Ты можешь сделать так, — снова согласилась Уна, — оставив нас здесь, заманивая мороком, но тогда Великое Зло выйдет наружу. Подумай Гиддбин, что ты теряешь, отказывая мне в просьбе!

Огненноглазый Бог Войны и Охоты задумался. Прошло несколько мучительных минут, прежде чем с руки, легшей на украшенный черепами пояс, не стек ручеек огня, выжигая землю.

— Согласен, амазонка, — проворчал древний языческий демон. — Ты получишь свой дар.

— Тебе будет посвящена часть победы над Великим Злом, Дикий Гиддбин! — пообещала девушка-воин.

— Я хочу ухо Дьябло, — выразил желание Лезвие Старой Религии, ощеривая длинные тигриные клыки.

— Оно будет посвящено тебе! — с жаром заверила амазонка.

Спутники девушки переглянулись в недоумении, отступили, увлекаемые Зандером прочь. Огромная ладонь стиснула плечо амазонки. Нестерпимо потянуло паленой кожей и горелой плотью. Амазонка выгнулась, подхватывая другой рукой Гиддбина, возносимая на уровень глаз существа, гулко роняющего в тяжелый, жаркий воздух слова старого языка народов севера, населявшего горы от моря и до далеких далей, упирающихся в край мира.

— Я ничего не понимаю! — пожаловалась Саида.

— Кажется, ей больно, но она не сгорает заживо, — проворчал рыжий Таул, заинтересованно глядя как тело девушки-воина, объятое жидким огнем, корчится в руках демона. — Языческие демоны падки до славы и возносимых молитв.

— Ты прав, — подтвердил Зандер, складывая руки на груди. — Они питаются поклонением. В нем их жизнь, их сила, их слава, их смысл. Без почитателей — он ничто. Пустое место. Истлевшая нить на полотне истории.