На руинах Эдема (полный файл)

Глава 10

Свет берется из затменья,

Суть рождается в сомнении,

Нужные слова — из тишины.

Расставанья и свиданья

В этом зале ожиданья

В общем знаменателе равны

Павел Кашин "До свиданья, время".

Гелий улыбнулся мне — не то что напугано, но как-то смущенно — и я задумалась о том, что история, которую он собирается рассказать, похоже, не будет "доброй сказочкой на ночь".

— С чего же мне начать? — немного рассеянно спросил он, не обращаясь, кажется, ни ко мне, ни вообще к кому-то конкретному. Сейчас он сидел, скрестив ноги, на полу, а я сама устроилась на кровати. Почему-то с такого ракурса ангел выглядел гораздо моложе и... более земным что ли. Не богу объяснить, но в этой троице (Гелий, Сильва и, прежде всего, Лоа) с самого начала чувствовалось нечто такое, "сверх", отличающее от простых смертных. Дело не только в красоте — хотя, каждый из них был по-настоящему, безукоризненно красив — и не во внешности вообще. Что-то идущее изнутри делало ангелов теми, кем они на самом деле являлись, и в какой-то степени подавляло окружающих. Так вот, в данный момент этого чего-то я не чувствовала.

Он провел ладонью по лбу, убирая непослушные вихры. И, хотя Гелий не улыбался сейчас, возле глаз появились неглубокие морщинки.

— Знаешь, наверное, стоит начать с того, как я умер.

— Как ты... Что? — я чуть было не свалилась с кровати.

Моя реакция показалась ему веселой.

— А как по-твоему становятся ангелами, Тесс? Пусть даже такими... неправильными, как мы. Путь всего один — через смерть.

— Так ты... мертвец? — не без страха в голосе спросила я, в тоже время ощущая себя ужасно глупо.

Вместо ответа Гелий протянул мне руку ладонью вверх, я прикоснулась к ней.

— Чувствуешь, теплая? Пульс на месте, как и все остальные признаки жизнедеятельности... Нет, мы не мертвые. Тут все гораздо сложнее, — он замолк, вероятно, давая возможность переварить услышанное. Впрочем, подозреваю, что настоящие потрясения еще впереди.

Ангел начал говорить, не отнимая своей руки от моей. Почему-то я не была против...

— Сейчас меня поражает, с каким упорством люди готовы истреблять друг друга... Стоит немного отстраниться, взглянуть на картину в целом — и не может не ужасать количество войн и крови, пролитой по тем или иным причинам. Проблема в том, что отстраниться, пока ты сам находишься среди всего этого, почти что никогда не выходит... Тебе говорят, ты берешься за оружие и идешь убивать таких же людей, которых кто-то назвал коротким, оправдывающим любую жестокость с твоей стороны словом "враг"...Война страшна, но не в тот момент, когда ты сам являешься ее частью.

Я прекрасно понимала, что он имеет в виду. Наверное, до того странного сновидения, я и не представляла себе, в какое ужасное время мне довелось родиться. Не то что бы не знала совсем о его жестокости, но все равно воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Плохое, неправильное и... единственно возможное.

Так странно, что какой-то сон изменил мое мировоззрение, показал, что возможна и другая жизнь, лучшая и светлая, что разруха и озлобленность — не норма, как бы много их не было в нашей истории.

Вот только Гелий прав: пока идет война, а ты ее часть — разве возможно вдруг осознать и суметь пойти против ее суровых законов? В одиночку... или с жалкой горсткой смельчаков-безумцев? Приговор судьбы ясен — почти невозможно. Однако надеясь на это призрачное "почти", мы и продолжаем бороться.

— Я плохо помню сами сраженья — и вообще все, что было тогда, оно ускользает и расплывается. Кажется, что смогу вспомнить, если захочу, но... Зато четко и ясно в памяти сохранилось то, что было незадолго до моей гибели, — взор Гелия затуманился, стало понятно, что он мыслями и душой где-то далеко... или давно... отсюда. — Небольшая передышка между боями, настолько крошечная, что не успел еще рассеяться дым от выстрелов, только тихо очень. Единственные звуки — стоны и вздохи раненых и умирающих, да изредка звучат какие-то команды, которые никто не торопится исполнять. Я был в палатке, которая служила лазаретом, вместе со своим соратником — имени его я не помню, да и не были мы друзьями. Никого кроме нас там не было, а он оказался серьезно ранен, и практически не подавал признаков жизни. Я собирался выйти, чтобы позвать кого-то на помощь, но вдруг у меня закружилась голова, я споткнулся, чувствуя, что ноги отказываются держать... Перед тем, как потерять сознание, я успел заметить, что воздух стал пахнуть как-то иначе — очень странная смесь свежего запаха, какой бывает после дождя, и чего-то мерзкого и тухлого.... Пришел в себя я ненадолго; голова раскалывалась, слабость не дала сопротивляться... Последнее, что помню из жизни: оскаленное лицо боевого товарища — того самого, раненого, что был в палатке — с пугающими закатившимися глазами. В его руках был нож, он бросился на меня мгновенно, не оставив ни единого шанса... До сих пор не знаю, что за безумие его настигло, и как чуть живой боец вообще смог на кого-то напасть... Хотя, это и неважно. Вот так я и погиб, — заключил ангел, устало опустив голову. На его лбу поблескивали капельки пота, как будто воспоминания вытянули из него много сил.

— А что было потом? Как ты стал?.. — я замолкла, почему-то слово на букву "а" оказалось слишком сложно произнести.

— А потом появились Двое... протянули мне руки и повели за собой, не давая оглянуться. Я ведь даже не сразу тогда понял, что умер, потом уже осознал. А тогда просто шел вслед за ними сквозь странный туман, в котором смутно угадывались застывшие фигуры сражающихся. Мы брели очень долго, как мне показалось, но ни разу не остановились отдохнуть. А потом пришли... к краю земли, наверное. Это было место, где не было горизонта, и темный бескрайний океан был единым целым со светлым небом. Когда мы оказались там, я понял, что один из "провожатых" исчез. Тот, который остался — он весь будто излучал свет, и даже на его руках было нарисовано по солнцу — указал наверх и спросил: "Хочу ли я отправиться туда и забыть о земных горестях". Я согласился, не до конца понимая, что он имеет в виду. И оказался в месте, где любое желание тут же становилось реальностью, где у каждого за спиной было по паре крыльев, и никто, кажется, не знал боли.

Мое сердце билось слишком быстро, болезненным пульсациями отдаваясь в голове. Создалось странное-странное чувство, что я подошла к какой-то грани, прижалась к тончайшей пленке, за которой — нечто непостижимое, страшное в своем величии. Запредельное. Непредназначенное для людей.

— Эти двое — кто они?.. — спросила я, почти уверенная, что с одним уже встречалась.

Ангел пожал плечами:

— Как я полагаю, Бог и Дьявол. Или те, кто играют эти роли уже очень давно...

Я слабо кивнула. Да, роли, игра... Самая масштабная и жестокая игра во вселенной — жизнь.

— Потом... Что было потом? — кажется, меня лихорадит. Возможно, завтра я проснусь и не вспомню того, что рассказал и еще расскажет мне Гелий. Или приму за странный сон, преддверие болезни... Возможно, в этом-то и вся соль... Но пока я могу слушать — я слушаю. Если знание — единственное, что я могу противопоставить Им.

— А потом из рая сделали полигон для будущих солдат, — голос сухой и колючий, а в глаза смотреть даже боюсь. Но речь Гелия вновь делается мягкой и приятной слуху, и я погружаюсь в события, описываемые им. Как наяву вижу...

— — — — —

Вроде, и не всерьез все это. Нет, ни травм, ни боли — никто из них не чувствует этого. Но все же под безупречным небом безупречного мира — искусственного Эдема — разворачиваются сражения. Тренировка, игра... Вот только никто из них не посмеивается, не шутит, не перебрасывается саркастичными замечаниями. Удар. Еще один. Кулак темноволосой женщины летит прямо в челюсть ее соперницы — гибкой блондинке — и достигает своей цели. Голова резко откидывается назад, и где-то в другом мире светловолосой пришлось бы после такого посещать стоматолога... а, может, и вправлять челюсть в больнице. А здесь она лишь скалится и оттирает с треснувшей губы крошечную капельку крови — хоть какой-то намек на правдоподобие происходящего.

Их всего пятеро... Маловато для армии. Может, где-то далеко, в этой райской бесконечности, другие ангелы бьются друг с другом. А может и нет.

Вот пары меняются. Блондинка встает напротив юноши с темными вьющимися волосами. Пару секунд они глядят друг другу в глаза, как дикие звери перед дракой. А спустя эти мгновения взаимной проверки на прочность расправляют крылья и ныряют в чистейшее небо. Брюнетка и высокий юноша с аристократичным профилем продолжают наносить друг другу отточенные выпады, не поднимая голов наверх.

Только рыжеволосая хрупкая девушка не участвует в тренировках. Ее тонкие пальцы, кажущиеся на ярком свету чуть ли не прозрачными, рассеяно сплетают бледно-фиолетовые цветы в венок. Но вот по красивому личику пробежала тень, девушка поджимает губы и зажмуривается — ее настигли воспоминания, которые она не желает разделить с кем-то еще... Или не воспоминания? Черты неожиданно заостряются, становятся хищными... Теперь она излучает затаенную опасность, совершенно неуместную в окружающей обстановке. Как будто злодей из какой-то драмы перепутал все и выбежал на сцену, где разыгрывают добрую сказку, сломав волшебное очарование и вызвав испуганные слезы на детских лицах...

Цветы, судорожно сжатые в руках, слабо задымились, чтобы в следующий миг вспыхнуть голубым пламенем. Рыжеволосая в страхе распахнула глаза, в которых плясали отблески погасшего уже огня... В ее ладонях не было ничего, кроме горстки темного пепла...

Двое ангелов рухнули на землю, сцепившись друг с другом. Оба сразу же поднялись и даже сделали попытку натянуто рассмеяться. Но смех прозвучал как-то дико и неестественно и быстро завяз в тишине, как бабочка в меду.

Так проходили их дни в раю. Один за одним. Множество лет...

— — — — —

— Мы сражались и сражались, не знаю, зачем... Вряд ли потому, что хотели... Но и не потому, что кто-то велел. Так продолжалось до тех пор, пока... — ангел замолчал, подбирая слова.

— Говори же, — подбодрила его.

Он виновато опустил взгляд.

— Лоа — все дело в ней.

Я сдержано кивнула, чувствуя, как каменеют, судорожно сжимаются мышцы во всем теле. Следовало, конечно, ожидать, что разговор об ангелах не обойдется без ее упоминания. Следовало... однако я не была к этому полностью готова.

Ты должна, велела я себе. Всего то и нужно — забыть о собственных чувствах на несколько бесконечно долгих минут.

Кажется, у меня получилось.

— Продолжай, — крошечное слово стоило огромных усилий и, выдавив его из себя, я устало прикрыла веки.

— Ей начали сниться сны. Никому из нас не снились, а вот ей... Причем, как говорила она: это были не просто сны. Находясь в раю, она видела то, что происходило на Земле. Переживала страдания людей, умирала вместе с ними на войнах, оплакивала умерших близких. Но мы не могли осознать, что с ней происходит. Боялись, думали, возможно ли там сойти с ума... В одно утро она пришла мертвенно-спокойная, только глаза полыхали пугающей решимостью. Сказала, что отыщет кого-нибудь их тех, кто привел когда-то каждого из нас сюда. Будет просить о людях, чтобы их страдания прекратили. Предложила идти с ней — и мы все пошли.

Он снова замолк, а я задумалась. И поняла вдруг, что не могу ненавидеть эту странную девочку-ангела. Никогда не ненавидела и вряд ли смогу, чтобы она ни сделала. Хотя, считать ее второй младшей сестрой больше не сумею... Теперь внутри осталась только жалость к этому странному созданию, не приспособленному к нашему миру... И легкая горечь разочарования. Когда пускаешь кого-то себе в сердце, а он наносит удар — специально или нет, неважно — невозможно будет относиться к нему по-прежнему. Наверное, единственное, что я могу пожелать в отношении Лоа — чтобы наши пути разошлись и не пересеклись больше никогда. Так будет проще, по крайней мере, мне.

Что же Кайл... Разложить по полочкам свои чувства к нему пока что не в моих силах. Умом понимаю, что не имею права обвинять его, так же, как и Лоа... Вот только его я знала гораздо дольше и любила сильнее... и если от кого-то и ожидала предательства — точно не от него.

Время... Вот, что мне сейчас нужно. Чтобы приглушить, дать смириться и научится жить без чего-то важного. Но чтобы идти дальше, нужно сначала вытащить нож из спины... Что невозможно, пока я и Кайл (и Лоа) находимся вместе в этой коммуне. В моей голове уже зреет решение, пока не оформившееся еще окончательно, но... Я знаю, чего хочу.

— И что? — нетерпеливо тормошу Гелия.

— У Лоа все получилось, как видишь, — улыбается он, но как-то невесело.

— Лучше бы не получилось, — пробормотала я и закрыла лицо руками, надеясь, что смогу не заплакать.

Я услышала, как ангел встает с пола, и понадеялась, что он решил уйти и оставить меня ненадолго в одиночестве, но вместо этого он сел рядом со мной и, обняв, стал гладить по волосам. Я не стала сопротивляться, мне было приятно его доброта и неожиданное сочувствие. Однако то, что случилось следом, поразило меня до глубины души.

Гелий вдруг мягко, но решительно обхватил мое лицо руками и... поцеловал. Внутри меня, от самого сердца, начало разливаться тепло. Голова закружилась, и я начала отвечать на поцелуй. Но тут страшная мысль поразила меня. Резко вырвавшись из нежных объятий, я, задыхаясь, спросила у него жалобно, путаясь в словах:

— Скажи только.... То, что происходит — это... это как у Лоа и Кайла?

Ангел пристально посмотрел мне в глаза и твердо сказал:

— То, что я чувствую к тебе, принадлежит только мне. И никто и ничто не навязывали мне этого.

Волна облегчения прокатилась по моему телу. Для меня это и вправду было важно — я просто не вынесла бы осознания, что с моей жизнью сыграют ту же партию, что и с жизнью Кайла, не оставив права на выбор.

Гелий вновь припал к моим губам, и я на пару минут позволила себе надеяться, что где-то в мире все же есть тот, кто слышит мои молитвы. Тот, кто отняв одно, даст другое...

Конец второй части

Часть третья. Огонь.

Огонь...

я тону в нем беспомощным старым бревном,

я просто устала бороться за небо и звезды.

Горячее пламя накроет своим полотном,

И мне отступать в неизвестность уже слишком поздно.

Его языки лижут кожу, цепляют лицо,

Сгорают одежды клочки и подушечки пальцев.

Стена красных всполохов стянет тугое кольцо,

И яркие краски закружатся в бешеном танце.

Глаза закрываю. Мне некуда больше идти,

Я падаю в омут огня, я сгораю до пепла.

Скажи, почему, почему же решил ты уйти?

Зачем ты обрек мою душу на вечное пекло?

Ты смотришь, как я с этой пыткой покорно мирюсь,

В твоих застекленных глазах полыхают пожары,