Такой красивый, он завораживал. Нестерпимо хотелось погладить огненную шерсть. Герда подкралась к нему на цыпочках и протянула руку. Плут махнул хвостом и помчался прочь. Она бросилась вдогонку.
Бежал кот очень быстро, но то и дело останавливался, словно проверяя, не отстала ли она. Гонка разжигала азарт. Герда ни за что не собиралась упускать плутишку. Неожиданно кот замер и повёл драным ухом. Она подкралась к нему вплотную и уже протянула ладонь, как кот снова понёсся в чащу.
"Не уйдёшь!"
Герда зацепилась ногой за торчавший из земли корень и упала, выронив корзинку. Черника высыпалась. Герда поднялась, потирая ушибленную ногу.
— Ну вот, сбежал!
Она посмотрела на корень, об который споткнулась. Рядом на земле неподвижно лежала змея с жёлтыми ушами. Ужик!
Герда подобрала ветку и осторожно ткнула чешуйчатое тело. Змейка не двигалась. Герда прижала пальцы ко рту. Ужика растоптала! Детёныша Ужиного короля. Сейчас явится он сам и утащит её под землю. Хорошо хоть братьев у неё нет, и никто не станет его на части рубить. А что, если он пришлёт страшного пса?!
Герда бросилась собирать чернику в корзинку, желая убраться от мертвой змеи подальше. Загребая горстку укатившихся к самым кустам ягод, девочка услышала раскатистое рычание. Она медленно подняла голову и встретилась взглядом с кроваво-красными глазами лохматого чёрного пса. Ростом он был едва ли ниже Герды. Пёс щерил наполненную острыми зубами пасть, с которой на землю капала слюна. Девочка сглотнула и попятилась. Обогнав её, пёс с громким лаем оттеснил Герду к поваленному бревну и затаился в кустах. Она устало расплакалась.
Всё пропало!
* * *
Лучезарные покинули Ужград на следующий день. Выждав ещё один и отблагодарив гостеприимного смотрителя голубиной станции, Николас с Эглаборгом перешли границу и направились в Дикую пущу. Раньше она была частью первобытного леса, покрывавшего большую часть северного Мунгарда. Но люди наступали, а лес не мог выстоять против пожаров и вырубки. Теперь от него остался лишь этот сосновый бор, который можно было пройти насквозь за день, если знать дорогу. Но приезжие, да и местные, побаивались той силы, что скрывалась в тенистых чащах. За это его и прозвали Дикой пущей.
День шёл на убыль. В воздухе стоял терпкий запах лесных трав. Едва заметная тропа извивалась вдоль тёмных оврагов, мимо уходящих ввысь вековых сосен. Из низин вытаскивал щупальца вечерний туман.
— Вот бы и вправду отыскать наследника Белого Палача. Если кто и достоин, то только вы, — развлекал разговорами Эглаборг. — Обменяли бы его на помилование или спасли кого из наших. Да мало ли что ещё можно было бы выручить!
— Если наследник лорда Веломри ещё жив, то вряд ли боги доверили бы его мне. Не думаю, что они настолько жестокосердны, — задумчиво изрёк Николас.
— К вам или к нему? — подначил целитель, наблюдая, как ненасытный туман поглощает всё на своём пути.
Николас не стал отвечать и натянул поводья. Странно петляла эта дорога. Чутьё подсказывало, что они двигались не в том направлении. Он вынул карту из-за пазухи и сверился с ней. До большой Оленьей тропы должно быть всего две мили, она проходит восточнее Ужиных топей и упирается в Сокольничий тракт. А этих мелких ответвлений тут нет. Ладно, надо забыть о карте и положиться на дар.
Николас вскинул голову: целителя уже и след простыл. Вокруг был только мокрый, непроницаемо белый туман.
— Эглаборг!
Ответило ему лишь тихое перешёптывание эха. Николас изо всех сил сосредотачивался на аурах, но без толку. Целитель как сквозь землю провалился. Туман стал настолько густым, что даже собственные руки различить не удавалось. Навалилась тишина: ни пения птиц, ни шорохов, будто всё завязло в липкой паутине. Чутьё вырисовывало перед глазами тени — огромные, клыкастые, когтистые и опасные. Словно демоны окружали, так много, что не вздохнуть. Повелевал ими чёрный спрут из детского кошмара, перебирал щупальцами, сверкал кровавыми глазами, желал добраться до сердца и вырвать его из груди.
Ладонь легла на эфес, напряглись мышцы на руке, ноги непроизвольно впились в конские бока. Сейчас что-то будет. Битва, неистовая и беспощадная, та, о которой Николас мечтал так долго, и та, в которой ему не выстоять. Сила не на его стороне, а к хитростям у него склонности нет. Нужно возвратиться в безопасное родительское лоно, спрятать голову под подушку. Отец защитит, он сильный и вечный, а Николас...
Тишину разрезал тонкий девичий голос: мягкий, мелодичный, завораживающий. Звоном колокольчиков лилась песня, слова на непонятном языке вкручивались в уши. Разобрать диковинное наречие не получалось, но ритм, сама музыка вызывала в голове образы, открывая смысл. Как будто он мог говорить на этом странном языке свистящего воздуха, весенней капели и птиц.
— Брат мой, Ветер, помоги. Заклинаю, Всадник Зари, приди ко мне тёмной ночью. В пору самую страшную, когда рекою льётся кровь. Мы слабы и всеми позабыты, нам не выстоять одним. Приди, когда не светит солнце, приди, до первых петухов нам не дожить. Спаси и сохрани, ты сможешь, ты могуч и светел. Мы верим, ты единственный, чьё сердце слышит. Подними свой меч. Нарушь клятву, взамен ты получишь любовь, свободу и путь, что изменит твою судьбу и отвернёт от замкнутого круга. Новый путь наполнит высохшее русло, и возродится жизнь. Мы восславим имя твоё в веках, и ты не умрёшь никогда.
Повсюду вспыхивали цветы: сиреневые и бирюзовые. Выстреливали в руки хищные лозы, тянули за запястья. В туманную гущу, в разорённую деревню, где по улицам метались хищные тени, где вскрикивали разом десятки голосов и затухали. Где чёрный спрут тянулся к поющей на последнем издыхании девочке.
Вот-вот убьёт, и наваждение прекратится.
Нет, так нельзя! Нельзя всё время быть ребёнком, подставлять других и заставлять бороться там, где должен защищать он.
Понукаемый пятками, конь помчался вперёд, перепрыгивая через поваленные брёвна и овраги. Прочь с нахоженных троп, по бездорожью, через колючий подлесок и бурелом.
Уже близко ветхий домик на отшибе. Николас спешился и вбежал внутрь. Певунья единственная живая лежала в окружении разбросанных по полу мертвецов. От пережитого ужаса её волосы покрыла седина, последние звуки исторгал сорванный голос. Не зазвучит он вновь никогда, а если и вернётся, то петь уже не сможет. Серый жемчуг глаз сверкал отчаянно ярко, омытый горькими слезами. Бледные руки тянулись к Николасу. От них шли путы и вспыхивали дурманные цветы.
Что это за колдовство? Демон или дух? Вилия в воздушных одеждах со стрекозьими крыльями и птичьими глазами. Она зачаровывала своим пением, сводила с ума. Николас приблизится — она раскроет пасть, полную ядовитых зубов, и вонзит их в его плоть.
Но нет, её аура меркла, вилия умирала. Жаль, ведь она единственная знала его настоящее имя. А он так и не спас, увязнув в нерешительности.
В висок кольнуло, вкус крови на губах отрезвил. Послышался тихий плач. Вилия исчезла, мертвецы, домик, деревушка, даже демоны обратились в неясные очертания деревьев. Молочный океан медленно редел, показалась небольшая поляна. Вот же она — вилия. Живая, в светлом платьице, с толстыми льняными косами за спиной, на голове красная косынка, лукошко черники рядом. Сидит на поваленной сосне, трясутся плечи от всхлипываний.
Конь испуганно всхрапнул над самым ухом. Вилия посмотрела воспалёнными, жемчужно-серыми глазами и затаила дыхание. Он потянул меч из ножен и наставил на неё, ожидая нападения. Колдовской морок уже не владел им, но грудь всё равно сдавливало от желания прижать её к себе и защитить. Пускай даже от себя самого.
Убить, не спрашивая? Только вот аура-то у неё человеческая, прожилки блёкло-голубые. Дитя ветра, впрочем, у девочек дар раскрывается намного позже. Может, демон затаился неподалёку и путает его, чтобы он погубил ребёнка?
— Кто ты? Демон или человек?
— Че-человек, — ответила девочка, сдерживая всхлипывания. — Человек я!
— А чего рыдаешь, как баньши?
Николас спрятал меч в ножны, но настороженно оглядываться не перестал. Опасность таилась за каждым кустом.
— Заблудилась я!
— Что такой маленький ребёнок делает в дремучем лесу один?
— Я не маленькая! — она насупилась и возмущённо сжала ладони в кулачки. — Я дочка лесника. Он меня сюда отправил. А что ты здесь делаешь? Люди сюда не ходят!
— Я тоже заблудился, — Николас пожал плечами. — Ничего подозрительного не видела?
Она сглотнула и снова испуганно затряслась.
— Я случайно раздавила ужика, и теперь его пёс хочет меня съесть.
— Пёс ужика? — Николас вскинул брови.
— Нет, пёс Ужиного короля. А ужик — его детёныш, — девочка указала на мертвую змею рядом с собой.
Николас подобрал с земли палку и потыкал её.
— Ты его живым хоть видела? — Девочка покачала головой. — Может, он давно такой лежит.
— Тогда почему тот страшный пёс не выпускает меня с поляны? — она кивнула на кусты и, поскуливая от страха, добавила: — Наверное, он хочет съесть мои потроха. Я в книжке прочитала.
Трусиха, как Лизи. Что с неё взять?
Николас направился к кустам. Там и правда притаилась собака. Увидела его и залилась угрожающим лаем. Может, очередной морок? Жаль, что колдуна не видно. Придётся сегодня живодёром поработать.
Николас снова вынул из ножен меч и направил на пса. Девчонка подскочила к Охотнику и схватила за локоть:
— Стой! Даже если ты его убьёшь, а не он тебя, сюда явится Ужиный король и утащит нас к себе в палаты. Правда, он обычно красивых девушек похищает. Но мы с тобой не девушки, то есть не красивые. И уж точно не нагие. Ой, — сбивчиво тараторила она. — Я хочу сказать, что если у тебя нет братьев, которые смогут изрубить Ужиного короля на части, то мы зачахнем у него в подземелье без солнечного света.
Николас уже не знал, смеяться ему или плакать. Сколько ей? Поди, восемь. Самый возраст для посвящения. Правда, он не слышал, чтобы их устраивали для девочек. Но дар у неё все-таки есть. Да ещё этот пёс — скорее дух, как золотой олень. Нужно понять, как он хочет проверить девчонку. Если Николаса сюда приволокли, значит, он должен сыграть роль наставника. Но ведь он ни испытания не прошёл, ни мудрость не обрёл. Какой из него наставник?
Словно отвечая, пёс встал на задние лапы и клацнул зубами у лица девочки. Николас отпрянул вместе с ней.
— Я его не трону, если ты сама с ним справишься. Есть идеи? — заговорил Охотник, когда они оба устроились на поваленном бревне.
— Нет. Теперь мы либо умрём здесь от голода, либо пёс съест наши потроха, — девочка снова заплакала.
— Да не реви ты. Терпеть не могу маленьких хныкалок, — не выдержал Николас.
Она испуганно всхлипнула и вжала голову в плечи. А-а-а, девчонки! Как с ними общаться, чтобы они не плакали?
Он достал из-за пазухи платок и принялся вытирать её лицо. Девочка прикусила губу и затихла.
— Давай подумаем вместе, — приговаривал Николас назидательным тоном, вычищая её левую щёку от грязи. — Если этот пес хотел нас убить, он бы давно это сделал. Значит, он просто не выпускает нас с поляны. Сомневаюсь, что он жаждет уморить нас голодом. Это долго. Да и ему самому нужно есть, а не сторожить нас денно и нощно. Правильно?
Девочка кивнула.
— Что ему может быть нужно? — Николас спрятал платок. — Подумай. Ты наверняка знаешь ответ.
Она рассеяно обежала взглядом поляну.
— Змея на Лысой горе тоже была неподвижной. А когда Сымон ей поклонился, постелил платок и угостил молоком, она ожила и подарила ему свою корону. Правда, это было в середине вересовика, а сейчас ещё жнивник не начался.
— Молодец!
Николас достал из своих вещей деревянную кружку и налил молока из большой фляги. Девочка сняла с головы косынку и расстелила её перед змейкой. Николас поставил туда кружку. Они отошли на шаг.
Змея зашевелилась, заползла на косынку и высунула изо рта раздвоенный язык. Удостоив их коротким взглядом, уж с царственным видом испил молока, а потом начал извиваться всем телом, с трудом стягивая с себя старую кожу. После долгих усилий он освободился и скрылся в высокой траве.
Николас подтолкнул оробевшую девочку к змеиной коже:
— Она твоя. Забирай.
— Зачем? — заупрямилась она.
— Пса ею отвадишь. Держи, — Николас завернул кожу в косынку, всучил девочке и потянул к кустам.
Пёс больше не рычал, а к чему-то принюхивался. Девочка дрожащей рукой протянула ему косынку. Пёс уткнулся в неё носом, чихнул и, поджав хвост, убежал в лесную чащу.
Девочка облегчённо выдохнула и едва не упала, ослабнув от напряжения. Николас подхватил её и отнёс обратно к поваленному дереву.
— Молодец. Видишь, как всё просто вышло? — он потрепал её по голове. — Мне даже драться не пришлось.
— Спа-спасибо, — с трудом выговорила она.
— Не за что. Ты же сама всё сделала. Я совсем чуть-чуть помог.
Девочка расцвела лучистой улыбкой. Красавица будет, когда вырастет. Вилия.
Она вдруг поджала губы.
— Отец не велел мне говорить с незнакомцами.
— Тогда давай знакомиться. Я Мортимер Стигс с Авалора в Западном море, — Николас протянул ей ладонь. — А ты дочка лесника из?..
Она не смогла долго хмуриться и улыбнулась, хлопая серебристыми ресницами.
— Герда... То есть Альгерда Мрия из Волынцов, — девочка густо зарделась и вложила свою маленькую ладошку в его, впервые показавшуюся огромной и грубой лапой.
— И почему же отец тебя здесь оставил?
— Он отъехал по делам, но сказал, что скоро вернётся. Ты ведь веришь?
— Конечно! Он очень тобой дорожит, как все отцы дорожат своими детьми.
По правде, вначале Николас решил, что девчонку отвели в лес, чтобы не смотреть, как она погибает от голода. Селяне так поступали порой из-за отчаянной нужды. Но Герда-то ни голодной, ни неухоженной не выглядела. Хоть и была одета небогато, но мелкими аккуратными чертами походила на старую Сумеречную знать. Такая утончённая изысканность, хрупкая до болезненности — аристократы очень её ценили и старались подчеркнуть на родовых портретах.
— А братья-сёстры у тебя есть?
Она отрицательно помотала головой.
— Что ж, тогда давай поедем вместе. У меня быстрый конь, мигом нас до Волынцов домчит.
Над лесом уже сгущались сизые сумерки.
— Не успеет до темноты. Пешему отсюда часа полтора-два ходу по Оленьей тропе. Но там поперёк дороги лежит широченная сосна. С конём не пройдёшь. Надо двигаться в обход до Сокольничего тракта, а это ещё часа три вдоль Ужиных топей. В такой туман туда лучше не соваться. Можно в трясину угодить.
— Что ж, тогда здесь заночуем. Ты ведь не боишься? — он изобразил жуткое лицо, растопырил пальцы и протянул к ней ладони.
Герда заливисто рассмеялась. Вот это уже лучше!
— Подожди тут, пока я дров соберу. Заодно надо моего компаньона отыскать, а то он в трёх соснах плутает постоянно.
— Отец отыщет. Он здесь каждую тропу знает, каждое дерево. Всех заблудившихся домой возвращает.
Зверолорд что ли? Хотя девчонка из Детей ветра, так что вряд ли.
