Записки судового врача: Отголоски прошлого

— Нет. А почему ты вдруг так решил?

— Да все просто... Ты очень профессионально не доливаешь! Да что ж ты так принес, будто где-то это украл, полный стакан давай! — пришлось сделать еще три шага туда и обратно за добавкой. — А вот теперь можно и поговорить... Знаешь, в жизни, бывает, наступает такой период, когда приходит время задуматься о том, все ли ты делаешь правильно. Когда ты уже в таком возрасте, что менять что-то уже поздно, а начав какое-нибудь дело, рискуешь его вообще не закончить.

— Я надеюсь, мне такое грозит не скоро.

— Ага, надейся... Так вот, однажды мне что-то стукнуло в голову...и это была не мачта...и я крепко призадумался над тем, что у меня нет наследников. Вот, глядя на ту же самую Гайде, понимаешь, что батя хоть и преставился, а дочка-то гоняет по морям, и имя не пропало, и репутация... А я-то после себя совсем никого не оставил. Устраивать рейды по домам своих бывших подружек, чтобы проверить, не осталось ли у них от меня совершенно случайно "подарочка", было чревато, ведь брошенная женщина может оказаться опаснее опытного головореза. Жениться...так я ж немножко не в том статусе, чтоб быть завидным женихом. И вот однажды совершенно случайно занесло меня в гинторские леса. Мы с мужиками решили на досуге пострелять зверя — шкуры, бивни, рога, все это можно было хорошо сбыть на рынке. И там я обнаружил удивительную штуку... Стаю каких-то макак, в которой жил маленький мальчик. Настоящий человеческий детеныш, он лазил по деревьям, ел жуков и вычесывал блох у своих сородичей. И людей он почти не боялся, и даже, как оказалось, знал с два десятка слов...ну, чуть поменьше, чем дети в его возрасте, но тоже ничего. Его родители, наверное, где-то погибли...ну, или просто вышвырнули ребятенка в лес, чтобы не кормить лишний рот. И тут я решил, что это судьба, и забрал "обезьяньего мальчика" к себе. Вот так и получилось, что Армин со мной уже одиннадцать лет.

— Невероятно... — восхитился Ларри. — И сложно, наверное, было воспитывать одичавшего ребенка? Если не знать эту историю, то он не так уж и сильно отличается от обычных людей...

— Да вот оно как-то все само собой получилось. Я специально ничего не делал.

— Пратт, да у тебя, оказывается, скрытые таланты! Ты просто гениальный педагог.

— Что??? — пират вдруг резко сменил милость на гнев и приподнялся со своего места, грозно насупив брови. — Ты за словами следи, доктор, не зарывайся! За "педагога" можно и в глаз получить.

— Ой, силы небесные... Да я не хотел тебя обидеть, прости. Я в хорошем смысле.

— Ну, смотри у меня... — пришлось задобрить Хельмута еще одной порцией рома и просидеть некоторое время в молчании, так как продолжать дискуссию на темы психологии и педагогики было немного небезопасно.

— А можно еще один вопрос? — наконец робко поинтересовался Траинен.

— Не с того ты начинаешь... Есть как минимум две вещи, которые нельзя делать насухую, — это вести задушевные разговоры и...

— Все, я сейчас ром принесу!

Все-таки кэп был хорошим собеседником, словоохотливым... Квасил себе беззастенчиво и никого больше к собутыльничеству даже ради приличия не склонял. Такие люди обычно и становились источниками бесценной информации.

— Раз уж мы начали обсуждать дела семейные, то, может быть, ты сможешь мне что-нибудь рассказать о шивиллином детстве? Особенно о ранних годах, о которых мне ничего не известно...

— Почему бы тебе самому не спросить?

— Я бы спросил... Да я и пытался, неоднократно, но она не любит распространяться на эту тему. Расскажи лучше ты...ты ведь такой великолепный рассказчик.

— Да ладно... Да меня же рыжая грохнет, если узнает, что я тут ее секреты раскрываю.

— А я не скажу, что это был ты, — обнадежил его Ларри. Будто бы никто не догадается, что вряд ли кто-то другой может сливать такую информацию... Но Пратт поверил и успокоился. Все-таки его приемный сын уже почерпнул от него все лучшие, семейные черты характера.

— Эх...ладно! Ларри, а налей-ка мне тогда еще рому!

— Ларри, налей мне рому! — беззастенчиво-громко вторил ему Ричи.

— Вот, птаха дело говорит, — кивнул Пратт. — Так что налей. Не ему, — уточнил он, ткнув пальцем в пугливо отпорхнувшего в сторону попугая, — а мне, — и алкогольный алгоритм вновь повторился. — Шивилла, мать ее...как там ее мать?.. Ах да. Ее звали Селина...да, точно, Селина Ройлоффсен. Смотри, какая забавная штука получается, я уж и не вспомню, как звали мою родную маму, но имя этой девки запомнил на всю жизнь, потому что дружище мне в свое время только и делал, что мозги пудрил своими амурными похождениями... Хех, девка...сейчас она наверняка давно уже почтенная дама и мать благородного семейства. Но в моей памяти она навсегда останется той ладной молодкой, которая вскружила голову Шимусу. Я и видел-то ее вблизи всего несколько раз, когда они тайно встречались в порту или мне приходилось прикрывать их "инкогнито" в какой-нибудь гостинице, но и этого было достаточно, чтобы понять, что Рыжая Борода не продешевил.

— Наверное, она была похожа на Шивиллу сейчас? — поинтересовался Лауритц, как губка впитывающий каждое слово из рассказа пирата.

— И да, и нет... Та была красоткой что надо, и Шейла у нас — ого-го. Вроде бы все красивые женщины похожи друг на друга...а вроде бы и не похожи... Ты меня понимаешь? — Ларри кивнул. — А эта Селина была горячей штучкой... Не абы кем, а настоящей графиней. Обычная история — выдали ее по малолетству за мужика, который в отцы ей годился, а он еще и военным оказался, во флоте служил. Капитан дальнего плаванья, тудыть его растудыть... А молодому организьму же ж вредно воздержание, того самого хочется, как есть и пить...ну, ты же врач, ты и сам должен знать. Вот и пока мужа месяцами не было дома, женушка нашла себе дружка помоложе да полюбвеобильней, чтоб не скучно было одной. Очень удобно получалось — один уезжал, а на его место тут же приезжал другой. Я подозревал, что там могли быть и третий, и четвертый, и двадцать пятый, но Шимус такие мысли отметал на корню. Романтика у них, видите ли, была, большая любовь. И всех вроде бы все устраивало. Ему не нужно было беспокоиться о том, как содержать свою зазнобу, — она чужими стараниями была и сыта, и одета, и роскошью не обделена, а выкрасть ее и забрать с собой навсегда он желанием как-то не горел. Ей можно было сколько угодно насмехаться за глаза над нелюбимым мужем... Правда, если бы их затяжную интрижку таки раскрыли, пирату грозила бы виселица, а девку бы с позором вышвырнули на улицу. Но им повезло.

— Погодите... А когда же на свет появилась Шивилла? Что-то не стыкуется, если ее мать уже была замужем, то как же она...

— А вот так. Муж у нее, по ходу, был не только старый, нелюбящий и дома редко бывающий, а еще и слепой и туповатый. Потому что не заметить, что жена залетела на стороне и тайно родила... В общем, такую женушку никому не пожелаешь. Но как-то после долгого плаванья, которое длилось больше полугода, мы вернулись в Королевство, Шимус, конечно, тут же побежал к своей полюбовнице, а она ему с порога — сурприз, любимый, у тебя ребенок родился, еще и девочка! Ну, он, ясное дело, был ошарашен, сначала даже не поверил...но когда своими глазами увидел это чудо, то не смог отрицать свою, так сказать, причастность. Селина была не дура, дочку дома не держала, но и от себя далеко не удаляла, выдав ее за новорожденного ребенка кого-то из служанок... И так вот они все друг другу головы морочили лет пять. Вроде любовь прошла, и у Шимуса женщин с тех пор был целый батальон, но по старой памяти он к своей веселой графине наведывался иногда. И вот однажды приезжает он, а она опять на сносях, уже от законного супруга. Говорит, вот беда-беда, не знаю, что с дочкой делать, родному ребенку кормилица нужна, а внебрачного — с глаз долой, а то муж прознает как-нибудь, всем худо будет. Помоги, говорит, маленькую Шивиллу забрать и спрятать где-нибудь, что хочешь делай, а то я ее в приют сдам. И что бы ты думал, как в этой ситуации поступил Рыжая Борода?

— Он взял дочь на свой корабль и с тех пор во всех плаваньях она была вместе с ним... Надо же, такая маленькая... — тут, кажется, Ларри понял, почему его капитанша не любит распространяться на тему своей семьи, а уж тем более о матушке. Первой его мыслью стало то, что мадам Ройлоффсен была, мягко говоря, паршивой матерью. А женой — еще худшей... Доктор не принимал и не понимал таких поступков...или просто, в силу своего воспитания, упорно отказывался понимать.

— А ты откуда знаешь? — искренне удивился Хельмут. — Я что, уже рассказывал эту историю?.. Или неужели догадался?

— Да я кое-что уже слышал об этом.

— Так вот, когда кэп притащил эту малявку, которая была уже в таком возрасте, что бегала, как заведенная, и совала всюду свой нос, команда была, мягко говоря, не в восторге. Но против капитанской воли не попрешь, всем пришлось смириться с наличием ребенка. А воспитатель из Рыжей Бороды был, честно говоря, хреновый, поэтому, чтобы девочка не загнулась на судне в первые полгода, он приставил к ней нашего тогдашнего судового врача. А точнее, врачиху. Была у нас тогда на "Сколопендре" неплохая знахарка, что-то вроде травницы, ну, без образования (вы таких, наверное, недолюбливаете), но тетка с головой на плечах. А ребенку, уж тем более девочке, положена была женская забота. Правда, всем мужикам, начиная с капитана, тоже нужна была ее женская забота, так что та мадам у нас еще года два от силы прослужила и рассчиталась, не выдержав напряженного графика. Я не знаю, помнит ли Шейла все еще это сама, но наверняка именно с тех самых пор у нее и заложилась страсть к судовым врачам, — пират хохотнул и состроил хитрющую пьяную рожу, будто бы Траинен и без этого не понял, на что тот намекает.

Честно говоря, Лауритц обрадовался тому, что сегодня услышал. Он был морально готов к любой истории и успел прикинуть в уме несколько возможных вариантов, но ему стало даже в некотором роде приятно от того, что его зазноба имеет аристократические корни, а не является дочкой какой-нибудь портовой проститутки. Хотя будь она даже дочерью шлюхи, Ларри не стал бы ее меньше любить, правда-правда. И после такого откровения он как раз и спешил "поделиться радостью" с Шивиллой, которую не пришлось долго искать, — капитан Гайде стояла на палубе, облокотившись о фальшборт и глядя вверх, потому что вид, открывавшийся впереди и с боков, был весьма однообразным и быстро надоедал.

— Хороший вечер... Спокойный, не правда ли?.. — тихо проговорил Ларри, обнимая девушку со спины. Теперь-то Гайде к этому привыкла и безмятежно откинула рыжую голову доктору на плечо, а вот на первых порах с этим было тяжело... Рефлексы-то не пропьешь, и однажды, пару раз попытавшись незаметно подкрасться к морячке сзади, судовой врач отхватил локтем под дых. Поначалу капитанша, конечно, очень извинялась, а потом и попривыкла...

— Хороший... Звезды здесь красивые, — она подняла взгляд в небо, — круглый год, потому и море так называется...

— Шивилла... Я хотел с тобой поговорить. Не как с капитаном, а просто — с тобой.

— Я нашла твой чулок, он был под кроватью, а я вытащила его и положила...уже не помню куда, если ты об этом.

— Нет, я не об этом... Хотя спасибо, чулок — это тоже немаловажно. Помнишь, я неоднократно пытался расспросить тебя о твоей семье, и если об отце ты еще кое-что рассказывала, да и мы все о нем не так давно узнали много нового, то о матери не проронила ни слова?.. А мне ведь интересно...

— Помню. Но ты должен понимать, что раз я не ответила тогда, то не отвечу и сейчас. Да оставь же ты эту тему в покое, сколько можно ее мусолить...давай закроем ее раз и навсегда. Нету у меня матери, на том и точка. Знаешь, бывает вот "безотцовщина", а я — то же самое, только наоборот.

— Закроем, обязательно... Только сперва обсудим, чтобы не оставлять вопросы без ответов. Не обижайся на меня, пожалуйста, но, раз уж ты такая скрытная молчунья, я не удержался и поговорил об этом с Хельмутом. И он мне все рассказал.

— Что?.. — рыжекудрая высвободилась из докторских объятий и развернулась к нему лицом. Вид у нее был немного недовольный и раздосадованный. — Вот же трепло, как баба базарная... В очередной раз убеждаюсь, что мужчины любят посплетничать не меньше женщин, и секреты хранят не лучше. Так что же он тебе рассказал?

— Я полагаю, все, что знал сам. А известно ему было немало...

— Ладно. Раз уж ты изловчился подловить меня на этом, то придется доводить дело до конца... Пойдем лучше ко мне.

— И ты покажешь, где у тебя спрятан горшочек с золотом?

— Ага, все тебе и покажу, и расскажу... Пойдем.

В капитанской каюте Лауритц присел за стол и плеснул себе в стакан немного воды из графина, а Шивилла достала свою трубку и принялась заполнять ее табаком. Это было не очень хорошим знаком, ведь курение, по словам капитанши, успокаивало нервы, а нервировать ее лишний раз было не самым безопасным занятием. И если Гайде набивает себе трубку, то вполне возможно, что мысленно она мечтает набить кому-нибудь что-нибудь другое... Но доктор держался молодцом, он моментально раскололся и сдал Хельмута со всеми потрохами, дословно пересказав все, что ему уже поведали, после чего историю можно было продолжить и дополнить недостающими элементами.

— Мы жили в маленьком домике с кормилицей... — рассказывала девушка, раз в несколько минут покусывая мундштук и выпуская маленькую струйку дыма. — Я тогда не знала, кто была та женщина и кем она мне приходилась, но теперь понимаю, что это называется именно так. Она была добренькой... Но запрещала мне называть ее "мамой". Кроме меня у нее был еще как минимум один ребенок, такой же маленький, а потом, кажется, еще и второй появился... Я уже плохо помню. А та, которая хотела, чтобы я звала ее своей мамой, меня только навещала, иногда часто, а иногда ее не бывало так подолгу, что мне каждый раз казалось, что она не придет уже никогда. Она всегда причесывалась как-то по-чудачески и просила меня целовать ее в щеку...а от ее белой-белой кожи пахло пудрой... Она приносила мне какие-то странные подарки — платьице в кружевах, шляпку с ленточками или какую-нибудь игрушку... Но строго-настрого предупреждала, чтобы я не носила этого на людях и никому не показывала, а то другие будут что-то не то думать и говорить. Я тогда мало что понимала, но уже тогда мне это казалось проявлением крайней тупости... Зачем же нужны хорошие вещи, если ими ни перед кем нельзя похвастать?.. — да, честно говоря, паршивенькое детство получалось. Ларри сочувственно закивал, но большего себе не позволил — капитанша терпеть не могла, когда ее жалели, "как какую-то слабачку". — У моей кормилицы не было мужа. Когда я пыталась ее об этом спросить, она говорила, что однажды зимой он заболел и умер. "Маминого" мужа я тоже никогда в жизни не видела, поэтому думала, что с ним такая же история приключилась. Но однажды к нам в гости пришел один мужчина...и мне сказали, что это — мой отец... Как сейчас помню, он был таким высоким, таким огромным, с пушистой бородой...с рыжей бородой. Я тогда впервые в жизни узнала, что кроме меня на свете, оказывается, бывают еще рыжие люди. А до этого мне перед каждым выходом на улицу завязывали голову платком или заставляли носить ужасный чепчик, чтобы никто не видел моих волос... Отец мне тогда показался настоящим великаном, и я по-настоящему испугалась, а он только посмеялся надо мной, и смех у него тоже был очень громкий, раскатистый, как гром... Грома я в то время тоже, кстати, боялась, но мне вскоре пришлось избавляться от этого глупого страха, как и от многих других. А потом, когда он пришел во второй раз, то забрал меня. Насовсем. Он посадил меня к себе на плечо, и когда мы шли по улице, я смотрела на всех свысока, как с колокольни, и плевала на головы прохожим косточки от вишен, которых он мне купил целый кулек. Пожалуй, это было одно и самых ярких и светлых впечатлений моего детства... А потом начались суровые будни.