Предтечи Зверя. Изродок. ( часть первая)

— Оставь его, урод!

Это уже зажавшие меня в каре ребята с автоматами. Да и не только с ними. Вон у тех троих, похоже, огнемёты даже. А вот тот, что возле обозвавшего меня уродом, ствол к голове Светланы прижал. Приготовились к встрече.

Я аккуратно положил на травку раненого. Вообще-то всё здесь забетонировано, но вертолёт упал на самом краю площадки, там, где росла трава. И, по-моему, это совсем не та площадка. Хотя — вон там, похоже, вход в подземелье, из которого я вырвался. Да, очень похоже, вон, даже дверь выломана....

— Руки! Или там... лапы вверх давай!

Было видно, что командир не видит пока продолжения. Он поправил микрофончик, начал что-то тихо говорить. А мне становилось плохо. Всё— таки оба ранения были неприятными. Нет, сил ещё хватало, но этот жар от вертолётного огня.... Он сушил кожу. Да и этот камуфляж, не давал коже дышать. Надо было что-то делать. Или — не надо? Я хотел увидеть шефа, что же, сейчас меня к нему и отведут. А Светлана.... Я думаю, что после того, что я сделал с этим их Менгеле и медперсоналом, они сразу возьмутся за старое.

Пилота уже переложили на носилки. С его головы сняли шлем, и на волю высыпались длинные русые волосы. Вот так!

Как "так" мне не дали додумать.

— Тебе туда — кивнул командир куда-то в сторону. — И без фокусов. Семён, покажи.

Это были, действительно, огнемёты. Прогудевшая возле меня струя дохнула жутким жаром и заставила меня отшатнуться.

— Понял, урод? Шаг вправо, шаг в лево — и хана. Я бы тебя сразу, да вот шеф.... Ведите его! И если он хоть трепыхнётся....

Надо подчиниться. Нет, можно сейчас кинуться. Половину я бы ещё выкосил, пока бы горел. Но только половину. Да и вот та сволочь пальнёт в Светлану не задумываясь. Нет. Потерплю.

"Терпи, Будь осторожной. Будь хитрой. Жди. Я тебя вытащу. Сама не геройствуй" — передал я свои мысли девушке. И услышал только тоскливый стон в ответ. Разуверилась и отчаялась. Бедная девочка.

Наверное, это была заброшенная ракетная шахта, в которую мы спускались по длиннющей винтовой лестнице. В конце — узкие проход через раскрытые сейчас толстенные (куда там сейфам!) металлические двери, затем — узкий лаз, и сама шахта — сырой бетонный колодец, закрытый сверху. Довольно просторно и тепло. Я тут же содрал с себя всю одежду. Один из провожатых огнемётчиков, стоявший у люка — лаза ахнул, выругался, но никаких мер не принял. Затем он убрался назад ,и узкий лаз закрылся массивной бетонной плитой. Да-а, нашли клетку. Ну хоть тепло и сыро. Комфортные условия для ужа из "Буревестника". Впрочем, и для меня тоже. Лечь, свернуться калачиком... хм... "калачик", замереть и все силы — на раны. А пока суть да дело — думать, думать и думать. По тому, что я достал из мозгов командира наших преследователей, их шеф здесь и не бывает. Не хочет светиться в этом деле. Заправляет его заместитель. Существо безгранично жестокое и в тоже время трусливое, хитрое, далеко не глупое. Где-то я такое сочетание.... Типа Гиммлера, что ли? И вот эти дела с трансплантантами, вроде весьма доходные и даже не столь обременительные, как наркота. По крайней мере, пока на них не обратили такого внимания, как на наркобизнес. Но это — пока. И посему всё это держится в строжайшем секрете. Даже он, этот Радюк знал о сути этого бизнеса потому, что обеспечивал и охрану объекта и доставку "доноров" и уничтожение отработанного материала. В смысле останков. Убивать-то там уже нечего было. Нет, о детях он ничего такого не слышал. Нет, без его ведома никто сюда не поступал. Может, какой другой филиал этим и занимается, но он не знает. Шеф? Нет, не знает. Только слышал, слухом земля полнится, что где-то там, рядом с властными коридорами обретается. Да, в последнее время все они.... И не только наш шеф. Немного, говорят, "того". Крыши у них поехали конкретно. Знаете, что наш приобрёл? Подводную лодку! Нет, не ядерную, но всё же. Откуда известно? Команду набирал. Отправлял завербованных куда-то в заполярье. Почему "куда-то"? Ну, потому, что до самого северного аэропорта билеты заказывал. Почему с такими полномочиями — и в погоне? Да голову бы оторвали за этот побег. Отсюда живыми выпускать нельзя. Смерти подобно.

Вот так. Смерти подобно. Что же они со Светланой сделают? Не-е-ет, лежать и думать нельзя. Трясти надо. Я вскочил, начал ощупывать стены. Глупости. если это ракетная шахта.... Ну и что? какие-то там коммуникации всё-же проходили? Ну, типа там кабелей, заправочных шлангов.... Ничего.... Только вот здесь водичка сочится. Аххх, хорошо-то как кожу хоть немного смочить. Но тоже странно — создавали такие сооружения на века, а тут — вода сочится, как в каком старом погребе. Только тёпленькая. Значит, откуда-то сверху, не добраться. Та-а-ак. А впихнули меня сюда через... Да, вот здесь. Крепко, не проломишь. Мешок. Просто огромный бетонированный мешок. Карцер. Как тогда в изоляторе. Помнишь? И чтобы на полу не лежал, воду на пол. А здесь сухо. Сухо. Постой! Вода сочится, а на полу сухо? Куда-то же она.... Всё. Успокойся и присмотрись. Где твоё хвалёное инфракрасное зрение? Ну, присматривайся! И я увидел. Тёплая вода, словно розовые ягодки, падала сверху и разбивалась на ещё более мелкие розовые искорки. Затем они тоненькими волосками соединялись уже в ручейки, которые оканчивались у среза бетонного кольца в полу. Вот тебе и какое-то коммуникационное отверстие. В полу шахты? И такое солидное? Может, газоотводное? Чтобы шахту не рвануло при запуске. А, черт его бери! Главное в чём? Главное в том, что оно сейчас закрыто неплотно, если в щель бежит вода. Значит, при желании и настойчивости его можно.... Но кроме желания и настойчивости необходимо ещё и силушка. А пока её не было. Не зажили ещё раны и на восстановление уходили немногие оставшиеся силы. Ну, ничего. Отлежаться бы спокойно. Но какое тут спокойствие, если Светлана....

Где-то натужно загудел электромотор. Плита, закрывавшая вход, отошла в сторону.

— Эй, урод, давай наружу. И без фокусов!

В предостережение говоривший ахнул струёй их огнемёта. небольшенькой такой. Узенькой. Всего только лицо мне и опалил.

— Давай-давай, выбирайся! — подтолкнул меня голос, когда я отшатнулся, схватившись за глаза. — Давай, мать твою, а то совсем спалю!

К счастью, глаза остались целы и я увидел уже знакомый коридор и уже знакомые морды провожатых. Правда, теперь они были перекошены страхом, отвращением и ненавистью одновременно.

— Вперёд тварь! — и я опять услышал шипение готового плюнуть огнёмёта. Может, повернуться и плюнуть мне? Не успею.

— Ты всё же поаккуратнее. Надо живым довести.

— Да пошли они, бля! Ты же видел, что он с нашими!

Ну, теперь понятно. Нашли останки дружков. За это и вот этот гостинец — пламенем в лицо. Как же больно, зараза! Нет, не думать! Вот, не думал же, и.... Аа-а-ах! — это я всё-таки не выдержал, дотронулся до ожога.

— Подожди, скотина, ещё не то будет! Иди — иди. Ещё раз тормознёшь — твою поганую задницу припеку. Вот так!

Он не выдержал и полоснул сзади по спине. Так, в порядке предупреждения. Ну, подожди, подожди....

Мы всё-таки выбрались по этой бесконечной лестнице на свет Божий. Жара. Совсем не осенняя жара. Эх, в воду бы сейчас! На самое дно Марианской впадины! Да нет. Что-то типа армейского плаца. Все с автоматами наизготовку. И огнемёты. Три, там вон ещё, и ещё, и ещё. Да, с такими силами спалят в момент. Но больно же как, а? Зачем меня сюда вывели? если сжечь, то и шахте можно было. Ага, вот оно что! Наместник захотел поинтересоваться. Да, даже и похож на Гиммлера. Низенький, обрюзгший, даже с усиками. Только что без пенсне. И два шкафа рядом — тот, что командовал при нашем прибытии, и тот, который Светлану под стволом держал. Да, точно трусливый. А девушка где? Да вон. Только не Светлана, а та, русоволосая. Вертолётчица. Она что, ранена не была? Была. Иначе, что за представление с вертолётом? Нет, наверное её контузило. Чем, выстрелом контузило? Смешно. Она же в шлеме была. Нет, вон же правая рука на перевязи. Значит....

Отцы — командиры расступились и Гиммлер подался немного вперёд, внимательно всматриваясь в меня. Это он, конечно, сглупил. А я не мог не воспользоваться этой глупостью. В течение пяти минут я скачивал с его сознания информацию. А потом он рухнул замертво. С этим я уже столкнулся тогда, на озере. Как образно говорилось про кракенов в одном романе, я "высосал мозг", а без этого, тело, оказывается, не функционирует.

Окружающие своего шефа ребятушки не поняли происшедшего. Нет, то, что их Гиммлер дыгнулся — поняли, конечно. Но вот от чего? Не выдержало впечатлительное сердечко вида вот такого ужастика? Наверное, так. Потому, как зло мотнул в мою сторону головой командир.

— Не-е-е-ет! — успел ещё услышать я крик вертолётчицы.

Глава 17

В детстве, читая книгу о Сергее Лазо, я с ужасом представлял себе последние минуты жизни этого человека. Потом успокоился — ну, не пролезет же тело в паровозную топку! Потом опять расстроился за него — когда в кино несчастного японцы всё же заталкивали в огонь живым. Хотя и связанным. А оказалось — ничего страшного. Если, конечно, сразу умереть. А вот мне не повезло. Вертолётчица, стерва, своим криком, не дала дожечь. Нет, для обычного человека хватило бы с лихвой. А вот для меня.... А-а-а-у-у-у-у. Бо-о-о-ольно-о-у-у-у! Да, я хрипло выл и не выть не мог, хотя каждый глоток воздуха, словно свинец, обжигал и горло и лёгкие.

— Босс же сказал не кончать без его приказа.

— Мне такого приказа не передавали. Сама виновата. Да мы его, как видишь, и не кончили.

Удивительно, что я ещё слышал эти голоса. Видеть-то я уже ничего не видел.

— Убрать назад! Ну и вонища! Ещё и вой этот.... Заверните в брезент и туда же!

Брезент — это новая боль. Как и волочение по земле. Господи, но за что? Я же столько не нагрешил! Да отними же ты у меня разум, если не хочешь отнять жизнь!

Палачи скинули меня на лестницу, и скатывали, пиная ногами. А смерть всё не шла и не шла. И даже забвение. Каждая ступенька, каждый удар армейского ботинка взрывались в чёрном сознании новыми и новыми ярко — золотыми вспышками боли. Затем также ногами меня протолкали на шершавый пол. Где и оставили.

— Сдохни, тварь!

Я попытался влезть в его мозги с одной просьбой — дожечь. Нет, что — то нарушилось. Только недолгое гудение электромотора — и тишина. Если не считать хриплого, усиленного эхом воя. Ну, не герой я. Не могу молча терпеть такую боль. Ну, не по грехам же мукау-у-у-у-а!

.... А — у-у-у-у — а-а-а !!! — это стоит вой моих соплеменников. Мы держались долго. Бог ли, природа ли, но наделил нас кто-то исключительной живучестью и способностью к регенерации. И исключительной памятью. И... и много чем ещё. Но для их проявления нужна была и жизненная сила других. Другой разумной цивилизации. Да— да, кровь людей. Сколько её там надо было нашему народцу? И выбирали мы самых отъявленных мерзавцев. Поэтому и жили не тужили. Мы — в водной стихии, выходя на сушу лишь так, иногда, по некоторым делам, а другой вид разумных существ — на суше, тоже не особенно к нам заглядывая. И всё бы ничего. Только вот, прожгло. Ахнула сверхновая и выжгло всё. Мы последние. На суше-то уже давно пустыня. Но вот сейчас и наш черёд.

— Ты!

— Но почему?

— Ты! Молчи! И забирай всё! Мы не знаем, куда сможем послать твою матрицу. Не знаем, куда ты попадёшь — на другую планету, в другое измерение, в другую Вселенную.... Но ты, как вирус, попадешь в другое существо, когда в том угаснет разум. И ты продолжишь наш род.... Прощай.

— Но....

Мои соплеменники, уже погибая, уже завывая от боли, отдали и последние силы и добрые ласковые слова прощания. И объединили все свои способности, весь природный дар на мне. И я ещё увидел, как стала уменьшаться в размерах наша милая несчастная, когда-то голубая планета. И только стон боли умирающего народа не удалялся и не отпускал. И в этом ужасном безвременьи я тоже выл от горя и сострадания. Пока однажды, открыв глаза, не увидел странных людей, участливо склонившихся надо мной. " Как ты себя чувствуешь, сынок?" — спросил один из них. Сынок? Какой я ему сынок? Я приподнялся и вдруг увидел свои руки. Странные, пятипалые, неестественного светло-розового цвета. Словно у рыбы без чешуи. Брр! Даже наши сухопутные собратья были более пристойного вида.

— Ничего, — услышал я исходивший из моего рта голос. А затем провалился в долгое беспамятство. В прямом и переносном смысле. И только теперь, вот, с этим предсмертным воем вернулась и память. Нет, па, не возрожу я теперь наше племя. Зачем вообще всё это было? Умер бы я лучше вместе с вами!

Опять гул мотора. Чьи-то шаги. Не вижу, не чувствую. Только вот опять — вспышка боли от прикосновения.

— Ну что, тварь, подыхаешь?

Рука очень неосторожно прикасается к моим обожжённым губам. Сейчас я ка-а-ак.... Нет! Голос женский. Так бы ещё одного урода с собой захватил. А женщину — зачем? Я отвернулся.

— Шеф поручил мне узнать кое-что. И я не оставлю тебя тварь, в покое, пока не узнаю.

И опять рука касается моего рта. Мягко, но настойчиво. Это ещё что за...? Нет! Не хочу. Незачем.

Тихий вздох — и пульсирующая струйка жизни на губах. Короткое освобождение от боли. Какое же это блаженство!

— Я буду каждый день приходить, пока не добьюсь своего. Ну, покажи, что ты можешь разговаривать, тварь!

— Что... тебе... надо...? — прогудел я. В принципе, мы неспособны разговаривать. Незачем, если можно передавать друг другу мысли. Но... если женщина просит.

— Вот и умница. На сегодня больше ничего.

Она отняла руку и ушла. Боль вернулась минут через десять. И как я был благодарен этой неизвестной за десять минут покоя! Кто она? Светлана? Но... я уже знал вкус ей крови. Не она. Эта ... вертолётчица? А ей на кой? И потом — откуда она узнала? Ну, узнать немудрено — хотя бы по ранкам у их погибших соратников. Или у Светланы выпытали. Ох, прости, Свет, вернул тебя в это дерьмо! Лучше бы бежали дальше по лесу, куда глаза глядят! Может, за это и мука? М у-у-у-у к-а-а-ау — нахлынула опять боль. Только вот, заметил я, что кроме боли, вернулось ещё и зрение — я вновь увидел падающие сверху шарики воды. Кое как, перекатываясь, подобрался под этот миниатюрный водопадик и подставил под него потрескавшуюся кожу. Людям нельзя смачивать ожоги водой. Но это людям.

Глава 18

Я приложил палец к губам. Светлана согласно кивнула головой и разрыдалась молча, только тихонечко всхлипывая.

— Я... знала... я... верила.... Нет, Виталя... я... уже ни во что не верила....

— Тих-тих-тих, — шептал я, пробуя спичками открыть наручники. Когда-то меня учили такому фокусу. Ну вот, удалось. И девушка тут же освобождёнными руками прижала меня к себе.

— Виталя... Виталик... ты ведь жив, да? — осыпала она меня поцелуями.

— Светик, ну что ты, ну конечно... только... давай быстренько отсюда!

Я аккуратно, ответив такими же быстрыми лобзаниями, выскользнул из объятий и вскоре освободил пленнице и ноги.

— Теперь дуем отсюда! — кивнул я в сторону лаза. Или... слушай, как часто к тебе заглядывают?