Сперва, когда они только начали практиковать с Вовой половую близость, ничего захватывающе-страстного с чувствами Инны не происходило. Она ощущала нежность к Вове, она ласкала его, она жалела его и уступала его домоганиям, его просьбам — расслабить, помочь, дать...

Но со временем ей все это больше и больше нравилось. И уже порою было не однозначно ясно — кто больше хочет — он или она?

И однажды в ней проснулась страстная женщина.

Это было на чьей-то квартире после какого-то концерта заезжей знаменитости, на кого они ходили в Филармонию на балкон.

Какой-то Вовин приятель дал ему ключи, и они устроили настоящий праздник!

Они напились...

Они с Вовой напились...

Ну не совсем до полного очумения, как алкоголики, а так — напились до совершенного раскрепощения.

И у них тогда получился настоящий первоклассный секс...

Секс, от которого она теряла сознание, когда ты как будто летишь на американских горках и от внезапной смены перегрузки на невесомость, у тебя вдруг что-то одновременно проваливается в паху и в груди...

Тогда, облизывая его с головы до ног, она стала называть его своим "котеночком"...

Потом, с другими мужчинами у нее бывало нечто подобное — в области груди и живота. Но только отдаленно напоминающее. Потому что для полного ощущения полета, до полного душевного изнеможения — надо было еще и любить.... А любила она только Вову Ривкина. Своего "котеночка".

.................................................................................

Теперь, когда она копила деньги на лечение — ей не хотелось секса...

Так может и отрежут ногу?

Если секса уже и не хочется — то зачем ей красота?

И Инна плакала.

Плакала ночью в подушку.

Плакала, потому что Кирилл... Потому что Кирилл, вроде как был неплохим парнем.

А может отдаться ему?

Пока еще обе ноги на месте?

Может, подарить себе и ему ночь большого удовольствия?

Набрать в номер выпивки, включить большой музыкальный центр на полную громкость — да и отпустить тормоза?

Но нет!

Ей совсем не хотелось.

Секс с некоторых пор стал для Инны безразличен.

И еще...

В этот период, в этот период ее болезни, секс она полагала особенно большим, особенно сильным грехом.

.............................................................................

Каламбур.

Онкль* Альберт — дядя Альберт вылечит от онкологического заболевания.

Забавно звучит?

В каламбурах запрятан какой-то непостижимый двойной смысл.

Инна вспомнила, как однажды, еще в раннем советском детстве она стояла с мамой в очереди за маслом. Мама забрала ее из музыкальной школы и томила в очереди, чтобы им дали не одну пачку масла в одни руки, а две...

И вот тогда в этой бесконечной очереди какая то сумасшедшая старуха вдруг сказала, — коммунизм — это когда кому низом, а кому и верхом!

Инна сперва не поняла.

А потом очень смеялась, и даже в школе повторяла эту присказку, покуда учительница истории не оборвала Иннин смех и не пригрозила ей — еще раз скажешь такое и вылетишь из школы в обычную да с волчьим билетом!

Онкль Альберт...

Он вызвался помочь племяннице заработать на лечение онкологического заболевания.

Сперва он стал торговать ее телом, продавая его вуайистам — клиентам дорогих клубов, а потом он предложил ей и более прямолинейную продажу своих прелестей...

Онкль Альберт...

И себя не забыл при этом.

Ни своего процента, ни своего плезира!

С отцом — это инцест.

А с дядей?

Онкль сказал, что это не инцест....

Судьба приперла ее спиной к стене.

И не рыпнешься...

Не дашь онклю — не заработаешь на онкологию!

И умрешь...

Однако, что есть смерть тела при бессмертии души?

И что есть сохранение жизни для тела ценой бессмертия души?

Инна еще не могла ответить на этот вопрос.

Она лишь знала одно, что у женщины должен быть мужчина.

* Онкль — L'oncle — дядя (фр.)

У девочки — отец.

У девушки — жених.

У женщины — муж.

И отец, жених, муж — должны спасать.

Должны беречь...

А где ее отец?

Где ее жених?

У нее был только похотливый и жадный онкль...

У нее не было рыцаря.

........................................................................

Выбор Сюзерена

Наша верность — наша честь.

Считал ли себя Кирилл честным человеком?

Определенно считал.

И даже тогда в детстве, когда выдирал из дневника страницу с двойкой и подменял ее другой чистой страницей — он не относил тогда себя к запятнанным бесчестьем. Потому что уже тогда догадывался, что есть поступки определяющие и есть поступки второстепенного свойства.

Определяющие — могут спасти или погубить. А второстепенные — они начинают действовать, когда накопятся в достаточной токсичности своей.

Теперь, когда Кирилл начал воровать, он уже был достаточно умен, чтобы понять, что воруя на благо своего приоритета, он не становится бесчестным. Тот кто не ворует, он соблюдает правила, служа государству и обществу. Законопослушные люди выбрали Закон и Общество своими императивными приоритетами, своими Сюзеренами... А он — Кирилл, он выбрал себе даму... И он выбрал себе сюзерена — своего Босса, которому он служит...

Но что же делает рыцаря?

Его делают не только его верность и его честь.

Его делает подвиг, который он совершает во имя дамы и сюзерена.

И Кирилл был готов совершить этот подвиг.

И еще он решил для себя, что только с честными людьми хотел бы отныне иметь дело. Только с людьми, у которых была честь.

....................................................................................

Дядя заехал за Инной в пол-одиннадцатого.

Она еще не успела выспаться.

Ее номер в клубе "Доктор Туппель" заканчивался в два часа ночи. Домой она приезжала в три. Ложилась в пол четвертого и обычно спала до часу дня.

Но в студии "Пейпер Лейс" им назначили на двенадцать. И дядя боялся опоздать.

— Я не одета, — сказала Инна недовольным голосом, едва приоткрыв дверь с накинутой на всякий случай цепочкой — такой совсем по-русски-советской в этом Нью-Йорке... — я не одета, подожди за дверью...

Квартирка — студия была совсем крохотной. У дяди не разгуляешься!

Электрическая плитка стояла тут же в комнате и мойка-раковина с маленьким пластиковым столиком для приготовления еды, и холодильник... Отдельным помещением в студии был лишь совмещенный с душевой кабинкой туалет...

— Или если хочешь — жди в душе, пока я оденусь! — буркнула не проснувшаяся еще Инна, впуская-таки онкля в свое крохотное жилище.

— Иннуся! — начал онкль, не снимая плаща сев на край неприбранной еще не остывшей Инной кровати, — Иннуся, я разговаривал с главным менеджером клуба, он так доволен тобой, что не против, если ты теперь в конце номера будешь обходить столики...

Инна, набиравшая комплект одежды, для того, чтобы удалиться в душевую и уже там облачаться, теперь вдруг застыла, —

— Зачем обходить столики?

— Как зачем? Это еще как минимум по тысяче долларов за вечер, ведь они станут давать тебе деньги, станут давать тебе наличные, так принято в мужских клубах, — онкль изумился ее наивности.

— Станут запихивать мне мятые двадцатки за резинки чулок? — усмехнулась Инна.

— Иннуся, туда ходят только такие люди, что в воллетах своих если и имеют какие — то наличные к своим золотым и платиновым "визам", то только сотенные, никак не меньше...

Инна ничего не ответила. Она продолжала стоять в своей голубой ночной рубашке с джинсами и свитером в руках...

— И еще, Иннуся, я позаботился о том, чтобы главный менеджер разрешил тебе играть сольные индивидуальные номера для клиентов за столиками, и один такой номер, на три минуты возле столика пятьсот долларов... — онкль поднял в потолок указательный палец, — А это десять тысяч бонуса в месяц и следовательно, через два месяца ты сможешь лечь в больницу...

— Через месяц туда уже будет поздно ложиться, — сказала Инна, — ты знаешь, что через два месяца надо будет уже только отнимать ногу под самый корешок, под самую ягодичку...

Онкль промолчал...

— А нельзя ли сделать так, дядя, — спросила Инна, — чтобы ты дал мне аванс, я бы сейчас легла в клинику на химиотерапию, а потом, после выздоровления уже бы отработала долг по твоим клубам?

Онкль думал.

Он беззвучно шевелил губами и все пялился на ее груди, просвечивавшие под тонким шелком ночной рубашки.

— Так можно или нет? — переспросила Инна.

— Ну, ты же понимаешь, у меня контракт с владельцами клуба, у них заявлена программа на месяц, на тебя уже ходит народ, и если теперь менять условия, то мы все что заработали, отдадим по неустойке...

— Я готова на любые долги, я потом отработаю и год, и два ,и три... — тихо сказала Инна.

— Что ты понимаешь в бизнесе? Девочка! — пафосно воскликнул онкль, — что ты понимаешь?

— Я понимаю, что по времени твой вариант не спасает меня от операции, а я надеялась на лечение, — сказала Инна.

— Не спасает? — выдохнул онкль, — да я , да кабы не я, ты бы со своей дурой мамашей, да вы бы там в этой нищей России с голоду бы померли, голые бы ходили, кабы не мои посылки вам с одеждой, да не мои деньги, что я Вере переводил! Ты в музыкальном училась, без отца росла, так знай — это все я, это все я вам с матерью помогал, я Верке посылки и переводы слал...

— Да, один раз видела я от тебя кожаные джинсы мне на шестнадцатилетие, это было, — согласилась Инна.

— Ты не знаешь, тебе мать просто не говорила, сколько я ей , то есть вам денег посылал...

— Так дай сейчас мне в долг, я потом тебе во сто крат отработаю, ты дай, пока еще можно без операции обойтись!

Дядя вдруг простер к ней руки.

Он глядел на нее своими бесцветными глазами и бормотал...

— Иди ко мне, сокровище мое, иди ко мне моя хорошая, иди моя девочка, иди радость моя, согрей, приласкай своего дядю Альберта, он такой одинокий, и сними рубашку, покажи мне грудки свои, дай их мне потрогать....

Инна наотмашь по дуге просвистала туго скрученными джинсами, попав онклю прямо в ухо, прямо по морде, с захлестом, да потом с каким то остервенелым криком, на выдохе, двумя кулачками принялась лупить дядю Альберта по лысине....

— Ий-их! Старый козел! Старый пердун! Я тебя убью, себя убью, а не стану больше на тебя пахать, тебе жирному гаду мошну набивать...

....................................................................................

Драка как быстро началась, так же быстро и закончилась...

— Дура! Иди одевайся, нам в студию пора, без меня ты здесь в Нью-Йорке денег не заработаешь, разве что к черномазому сутенеру на панель на задних сиденьях в машинах за пол-сотни в час по три минета отсасывать.... И битой быть каждый день. А я тебе чистую теплую и безопасную работу дал — по полторы тысячи за один выход! И такая твоя благодарность!

Через час дядя с племянницей уже были на Двадцать второй улице в студии "Пэйпер Лейс"...

............................................................................................

Кирилл думал очень быстро.

Это было как божье вдохновение.

— Бинарный червь... Червь, состоящий из двух безобидных компонент... Приходило ли это кому-либо в голову? Разве он не гениален?

Когда к нему пришла любовь, он понял, что как бы расширил свои горизонты, что как бы лишился уз, связывавших его сознание.

Именно Инна, именно любовь к ней, дала Кириллу то самое главное корневое понимание истинного смысла его жизни, без которого он не был цельным человеком, осознающим свое назначение. Назначение быть спасателем. Рыцарем и ангелом-хранителем своей любви.

И понимание этого, придало Кириллу крылья некой особенной талантливости.

Любовь окрылила его.

Сделала его гением.

Как инстинкт самосохранения порою высвобождает в человеке скрытые резервные возможности, и человек вдруг перепрыгивает заборы небывалой рекордной вышины и сдвигает препятствия, которые под силу были бы разве что только чемпионам по тяжелой атлетике.

Такие чудеса делала теперь любовь с Кириллом.

Он стал гением экстремального программирования.

— Бинарный червь, червь, состоящий из двух совершенно безобидных частей, которые не засечет ни одна из анти-вирусных систем.

Но соединившись в чреве компьютера Чейз Манхеттен, эти две безобидные на первый взгляд половинки, превратятся в червя, который ласково уронит электронную систему перечисления депозитных средств...

А если таких червей будет целая команда?

Команда!

Кирилл задумался над смыслом этого слова.

Верно!

Ему нужна команда помощников.

Команда помощников, не замкнутых на Босса. Совершенно независимых от Босса людей, работающих только на Кирилла.

Это будут и ребята программисты, которые сделают черновую работу по изготовлению бинарного червя, и это будут агенты Кирилла, которые пронесут червя в банк... А еще это будут ребята, которые обеспечат отход Кирилла с деньгами, отход и побег его от Босса и его горилл....

Где найти таких помощников не выходя из дома?

Говно-вопрос!

В сети.

В Интернете!

Нужны только деньги, чтобы заплатить добровольным исполнителям, а деньги можно взять у Босса — деньги на развитие операции...

И Кирилл сказал одному из горилл, охранявшему вход в его квартирку, сказал, что желает немедленно переговорить с Боссом.

...........................................................................................

Коготок увяз — всей птичке пропасть

В студии "Пейпер Лейс" их и не ждали.

Главный и самый гениальный фотограф — порнограф задерживался.

Дрых, небось после вчерашнего!

А рак — этот включаемый смертью таймер — тот не дрых.

Тот рос и развивался внутри Инны.

И рак этот — был временем.

Временем, которое работало не на Инну с Кириллом, а против их.

Только Инна еще не знала, что Кирилл не спит.

Что Кирилл не спит ночами.

Что он борется.

Что он борется за ее спасение.

.....................................................................................

Инна не питала к студии никакого интереса.

Зато дядя просто искрился энтузиазмом.

И пока Инна покорно дремала в кресле, глядя одним полу-раскрытым глазом в телевизор, подвешенный в приемной под потолком, онкль Альберт, изображая веселую непренужденность, заигрывал с ассистентками гениального порнографа, который вот-вот должен был приехать.

Дядя громко восхищался декорациями и образцами лучших работ, сделанных в этой студии — обложками журналов "У-у-и", "Плейбой" и "Пентхаус", увеличенными до размеров уличных плакатов и развешенных тут и там...