Сумерки богов (Мв-8)

Король, высшее общество, армейская верхушка — в равной степени настроены против немцев и опасаются коммунистов. Таким образом, они являются для нас лучшими союзниками и партнерами, но ценность такого союза сильно снижает то, что у них почти нет рычагов воздействия на реальную обстановку. Причиной тому, с одной стороны, полицейские меры немцев, опекающих элиту особенно плотно — по привычке к орднунгу, "кто должен отдать приказ", с другой же, катастрофическое падение популярности "верхов" в массах, особенно на Севере. Поскольку в глазах толпы именно верхушка виновна, что немцы здесь — следует заметить еще и тот факт, что южная Франция и северо-западная Италия традиционно имели многочисленные тесные связи, в том числе и родственные — зверства Достлера очень быстро становились известны и по эту сторону границы, и вдруг этот же генерал со своими войсками появляется и здесь, по приглашению из Рима — кем тогда выглядит свое же правительство? Итог: хотя и у нас, и у кузенов установлены успешные связи с итальянскими промышленниками, и с руководством Королевской армии, причем маршал Бадольо дал обещание, что его солдаты будут "как истинные римляне" сражаться с русскими, но пропустят нас — нельзя не учесть, что маршал реально не управляет даже своим штабом, в котором фактически распоряжаются Кессельринг и его генералы! И помимо того, что русские уже на границе, и даже за ней, если считать гарибальдийцев их первым эшелоном вторжения — а до ближайших же британских или американских войск пока что больше тысячи миль! — решающим фактом следует считать то, что армия сражаться с русскими не хочет и не может. Лучшие итальянские войска застряли в Африке, и у Триеста, в месте с символическим названием Капоретто, стоят в большинстве свежесформированные части, не имеющие ни опыта, ни подготовки, ни современного вооружения — и подвергающиеся как коммунистической пропаганде из тыла, так и пораженческой со стороны русских. Итальянские траншеи буквально завалены русскими листовками. Больше того, зафиксирован случай, когда группа итальянских солдат была взята в плен русским осназом — и их провели по русским позициям, показали многочисленную артиллерию, танки Т-54, покормили из русской полевой кухни и отпустили к своим! Наш агент разговаривал с одним из этих счастливцев, которого больше всего поразило, что "русские — это не орда немытых азиатов, как нам говорили, а цивилизованная европейская армия, у них отличное оружие, выше дисциплина, и даже питаются лучше нас". После чего итальянское командование не придумало ничего иного, кроме как раскидать этих "свидетелей" по разным частям — эффект легко предвидеть! В самой итальянской армии не стесняясь говорят, что когда русские начнут, будет второе Капоретто — "и слава Мадонне, лучше быть пленным или дезертиром, чем убитым". Также все знают, что русские не казнят тех, кто не трогал их пленных и гражданских — а значит, свежепризванным итальянцам, которые прежде на Восточном фронте не были, ничего не грозит.

К тому же следует признать, по техническому уровню итальянская армия застряла в тридцатых годах, если не раньше. Танки исключительно легкие, противотанковая оборона просто анекдот, артиллерия не прогрессировала с прошлой Великой войны. Хотя чисто номинально, по числу, королевские войска в Италии (с учетом свежемобилизованных) выглядят очень внушительно, но качество их ниже всякой критики. Странно, что этого не понимают немцы, с одной стороны, не без основания рассчитывая малым числом своих дивизий подавить бунт королевской армии, с другой же стороны, всерьез надеясь, что эта же армия выстоит против гораздо более сильной русской группировки. Итальянская авиация практически небоеспособна — хотя самолеты в наличии вполне современные: так истребитель "Макки 205" примерно равноценен Ме-109Ф — но летчики плохо подготовлены, а бензина — на неделю боевых действий. Что до итальянского флота, то, находясь в базах, он подвергается все тому же разрушительному воздействию коммунистической пропаганды. Аналогично армии, если адмиралы готовы капитулировать перед нами, то подавляющее большинство младших офицеров, старшин и матросов готюдззууё сдать флот, верфи и базы русским в полной сохранности, за что якобы советское командование обещало, что не будет иметь никаких претензий к личному составу. В настоящий момент в состав королевского флота входят почти готовые авианосец "Аквила", линкор "Имперо", однотипный "Рома", поврежденный в битве у Сокотры, заканчивает ремонт, а также большое количество крейсеров, эсминцев и подлодок (список прилагается) — но можно с уверенностью заявить, что в случае приказа выйти в море возможен бунт, если же выходить придется против русских, бунт неизбежен. Немцы знают об этой проблеме — наш агент в Супермарине (штаб итальянского флота) сообщил, что возможна как прямая передача кораблей Германии (что прежде всего относится к "Аквиле", на которую планируют отправить экипаж из спасшихся с "Цеппелина", а возможно и к "Имперо", если решат, что "Ришелье" — "Фридрих" будет стоять в ремонте еще недопустимо долго, там не нужно держать немецкий экипаж), так и назначение на корабли кригс-комиссаров с правом отмены приказа командира и немедленного расстрела "за измену". В Супермарине говорят об этом с ужасом и отвращением — но с немцами не поспорить.

Отдельно стоит сказать про юг Италии. Особенность его в том, что, во-первых, там исторически нравы более патриархальные, когда помещик рассматривается как "отец", во-вторых, если на севере левые категорически оттеснили "верхи" от штурвала, то на юге эти помещики, торговцы, заводо— и судовладельцы, также весьма недовольные немецким диктатом и готовые сменить сторону в этой войне, остались у руководства местным Сопротивлением. Которое, в-третьих, оттого выступает не под коммунистическими, а под национальными лозунгами. Еще одной особенностью следует признать активное участие в событиях неких кругов, именуемых мафией — которая понесла весьма ощутимый урон при Муссолини, и оттого ему злейший враг. Но поскольку у этих господ весьма тесные связи с кузенами — то и на Юге преобладающее влияние имеют они, а не мы.

Ватикан. Его позицию можно сравнить с утесом, возвышающимся над бушующим морем. В основе этого убеждение, что немцы не посмеют пойти против католической Церкви, являющейся на протяжении веков неким экстерриториальным учреждением. Отсюда и отношение Ватикана к немцам — с явным презрением, кто они тут такие! Следует также отметить шаги Церкви, которые можно расценить, как явно недружественные рейху — так, в монастырях охотно укрывают евреев и прочих лиц, опасающихся ареста гестапо. Папа объявил срочный набор солдат в свою Палатинскую гвардию, куда уже записалось свыше двух тысяч евреев, преимущественно из числа военнослужащих Королевской армии — а также закупил значительное количество оружия и боеприпасов, как из итальянских арсеналов, так и в Швейцарии, "для нужд швейцарских гвардейцев". Еще можно отметить, что монастыри стали принимать на хранение ценности, прежде всего антиквариат — поскольку ходят упорные слухи, что немцы будут грабить, как в Бельгии и Франции. Никаких ответных действий немцев пока не последовало, что укрепило Церковь в ее убеждении. В то же время отмечены слухи, что "Гитлер задумал отправить католиков вслед за евреями", — источник не установлен.

Северная Италия. Начало февраля 1944

"Да здравствует война! Она одна

Способна сделать интересной нашу жизнь".

Гауптман поморщился — даже для губной гармошки нужен хоть какой-то слух. К тому же этот мотив уже начинал раздражать. Приказать, чтобы заткнулись — с другой стороны, на фоне всего прочего, это не столь большая помеха. Можно и потерпеть.

Лязг гусениц, рев мотора, пыль. Бронетранспортер с трудом одолевал подъем. Но гребень был впереди — вот скрылись из вида, нырнули вниз мотоциклисты головного дозора, за ними головной "кюбель". Сам гауптман, по опыту русского фронта, предпочитал броню — спокойнее, если обстреляют. Здесь, в Италии, партизан пока нет, мы только еще вступили — ну значит, очень скоро появятся! Так что чем больше мы успеем расстрелять в самом начале, тем легче будет потом. Еще чуть-чуть — ну вот, уже и на перевале! Теперь спуск в долину, а несколькими километрами дальше — снова вверх.

Гауптман, как истинный немец, был склонен к музыке, философии, и бережливости. И был согласен, что солдат должен безропотно переносить тяготы и лишения — но его бесила причина, по которой он должен был сейчас глотать пыль. Проклятые французы — трудно поверить, какой бардак творился на их железных дорогах совсем недавно! Ну какой дурак мог считать забастовку не злостным антигерманским саботажем, а чисто экономическим спором? Жалко, конечно, нашего славного адмирала — но только после его предательского убийства рейх начал наводить там орднунг железной рукой. Хотя расстреляли лишь главарей — нет никакой возможности заменить весь французский персонал, машинистов и путейцев! — но взятие в заложники членов их семей тоже дало хороший результат. Паровозы и станционное оборудование вдруг стали подозрительно часто ломаться, а ремонт столь же необоснованно затягиваться. Что ж, лягушатники, если вы с таким старанием спорили с Петеном за свое жалование — то получать вы его будете в прямой зависимости от реальных тонно-километров, ну а если их нет, будете голодать — и конечно, вы считаетесь мобилизованными, так что самовольно сменить место работы вам запрещено! Дело стало налаживаться — так появилась новая напасть: даже над южной Францией ночами стали появляться тяжелые штурмовики В-25, расстреливая из пушек паровозы на перегонах — поскольку прикрыть зенитками всю протяженность дорог было решительно невозможно! А когда движение по ночам замерло, те же самолеты начали бросать бомбы на пути — и эти чертовы французы каждую воронку засыпали сутками! Наплевав на убыток — выяснилось, что существует целый заговор по сбору денег и продуктов для таких саботажников! В конечном счете немецкие войска в Италию не въезжали как союзники, разгружаясь на вокзалах Рима, Турина, Милана, Венеции — а входили как враги, походными колоннами через границу!

И сколько при этом будет сожжено бензина? Когда французам его вообще уже не отпускают, заставляя переводить автотранспорт на газогенераторы, сжигающие дрова или солому! Так теперь ходят слухи, что и в рейхе то же самое, по крайней мере для гражданских. А износ техники, а значит, необходимость в ремонте и запчастях? Конечно, это не Восточный фронт, где кроме противотанковых рвов есть противотанковые дороги — расскажи ему раньше, что такие бывают, гауптман не поверил бы: дорога, на которой застрянет танк? Пока не увидел это под Смоленском — колеи глубиной в метр, где даже гусеничная машина сядет на брюхо, и все в полужидкой глине, оплывающей, как кисель. Ну что ждать от дикарей, не способных даже у себя дома навести порядок — в Германии такого не потерпели бы даже между самыми глухими деревнями! Здесь же, в Италии, было хоть сухо и твердо — но эти подъемы, спуски, повороты серпантином, неужели трудно было поработать лопатами, прокопав ровно и прямо? Орднунг, как показатель развития нации, должен быть везде!

Гауптман достал карту. Как называется эта деревня — Валле Фиоренте? Каменные дома, лепящиеся плотно друг к другу, за каменными же оградами. Против легковооруженного противника там можно было продержаться — но если у атакующих есть артиллерия или минометы, деревня станет одной большой ловушкой. В отличие от России, здесь было мало леса, но много камней. Это хорошо — негде прятаться партизанам.

Рота шла как положено: второй бронетранспортер сместился чуть влево, ствол его пулемета был повернут влево, следующий за ним — вправо, чтобы контролировать правую сторону дороги, и дальше так же, в шахматном порядке. Хотя так колонна занимала всю ширину деревенской улицы, в которую переходила дорога. Сбавить, что ли, скорость — чтобы ненароком не задавить кого-нибудь или домашнюю скотину? Плевать — график движения прежде всего! А эти итальяшки должны быть благодарны, что мы пришли защитить их от вторжения русских дикарей (кем еще считать тех, кто не умеет строить приличные дороги)?

Редкие прохожие шарахались в переулки или прижимались к заборам, пропуская машины. Гауптману они были глубоко безразличны, как и эта деревня. Прикажут — будем охранять ее от партизан. Прикажут — сотрем с лица земли, вместе со всем населением. Как не раз было в России и совсем недавно во Франции. Гауптман был не эсэсовцем, а офицером вермахта — но должен же кто-то делать и грязную работу?

И тут он увидел, как ему показалось, гранату, летящую слева. Как тогда, на русской лесной дороге — и после той партизанской засады из роты выжило одиннадцать человек. Граната пролетела над каской идиота с губной гармошкой, он еще не понял, продолжал играть — и ударила в бедро солдату напротив, который дремал, согнувшись на скамье у борта. Он вскрикнул, проснулся. Тут только гауптман увидел, что это не граната, а всего лишь камень. Его охватила ярость и желание отомстить — за ту секунду страха, что он испытал.

— Аларм! Партизанен!

Короткая пулеметная очередь со второго бронетранспотера. И крик:

— Он побежал вон туда! Я в него попал!

Солдаты быстро спешились, занимая оборону. Пулеметчики готовы были открыть огонь. Но вооруженного противника не было — лишь жители деревни с испугом смотрели на чужаков. На земле лежал мальчишка лет двенадцати — пуля попала ему в ногу, он плакал — как показалось гауптману, мерзко скулил, как щенок. Из "кюбеля" подбежал жандарм-итальянец — проводник и переводчик. Затем примчалась женщина с криком:

— Джузеппе! Мой Джузеппе!

Солдаты, оцепившие место происшествия, не пропустили ее, отпихнули прикладом. Наконец появились трое важных итальянцев — мэр, священник, жандарм. Гауптман вспомнил, как всего две недели назад во французской деревне — забыл название, сколько их было таких? — пришлось переворачивать все дома, разыскивая священника и мэра. Чтобы расстрелять их, в назидание прочим, у стены деревенской церкви. А здесь они не прячутся, сами пришли — ну, это же Италия, а не Франция, тут другие правила. Пока...

Что там галдят эти итальяшки? Причем все одновременно. Требуют пропустить к этому щенку его мать, и еще вон того, деревенского доктора? А гаденыш смотрит даже не со страхом, со злостью! А если бы у него была граната? А если завтра она у него будет? Уверен, что его сейчас отдадут маме? И после все в этой деревне будут знать, что можно безнаказанно кинуть камень в немецкого солдата? Фельдфебель!

И гауптман сделал привычный жест пальцем вниз. Ему нравилось это, чувствовать себя равным богу — решать жить или умереть тому, кто перед ним. Правда, лучше это получалось перед строем — вот стоят те, из кого надлежит каждого десятого, а он смотрит и чувствует их страх. Сам гауптман при этом никогда никого не убивал — зачем, если есть солдаты? Он же не какой-то мясник из СС! Завизжала женщина, первой понявшая, что сейчас будет, ее едва удерживали двое солдат. И что-то заорали итальяшки — но это уже не имело никакого значения. Это очень хорошо, что солдаты уже не однажды, и совсем недавно, участвовали в усмирении французских бунтовщиков и отлично знали, что им делать. По команде фельдфебеля тот самый рыжий унтер-офицер, начисто лишенный музыкального слуха, но мучивший губную гармошку, снял с плеча МР. Женщина заорала совсем истошно, остальные макаронники поддержали — и весь этот шум перекрыла короткая очередь. И вдруг стало тихо.