Всадники черных лун

— Хм, — передразнивая Рика, сказал его собеседник, снова наполняя до отказа свою тарелку:

— Сдается мне, что ты врешь. Я могу недорого устроить так, что тебя выслушает, скажем, Альдер. Он хоть и не в чинах, но близок к Халрику. Но... — он неожиданно замер и неподвижно посмотрел в глаз Рика, — Но ты можешь себе представить, что с тобой сделают, если ты врешь?

— Ты думаешь, что у меня хватило бы фантазии придумывать такое? — холодно спросил Рик, откладывая ложку, — Но тогда что бы я объяснял, когда выяснилось бы, что Халрик меня не приглашал к себе?

Глазки человечка забегали, он задумчиво вытянул губы и кивнул, снова пожирая угощение.

— Хорошо. Двадцать золотом, и я устрою свидание с Альдером. У тебя совсем пропал аппетит.

— У меня его и не было, — хмуро сказал Рик, — Хорошо, но немедленно. Мне нужно будет скоро вернуться к своему делу, и я не могу торчать здесь долго.

— Он вернется только через месяц, сейчас Альдер в отъезде, — быстро сказал человечек.

— Не подходит. Думай. Мне нужно быстро. Сегодня.

— Даже не надейся, — сказал человечек, — Сегодня тобой никто не станет заниматься. Вообще.

— Почему, — потряс головой Рик, — Сдается мне, что ты просто набиваешь себе цену! Весь день впереди.

— Потому, что сегодня вечером взойдут три луны, — сказал человечек, выливая из кувшина остатки в свою кружку, — Три, понял? И ты никак не встретишься ни с кем достаточно важным девятнадцать дней, пока будут всходить три луны. Они будут заняты. То есть они уже заняты. Слышал, что теперь новая вера? Вот. Хоть ты лопни от натуги, раньше, чем через двадцать дней — не выйдет.

Поглядел на Рика, подчищая последним куском хлеба тарелку из-под мяса:

— Как тебя зовут-то, юноша?

— Раньше надо было спрашивать, — сказал Рик, подзывая трактирщика:

— Эй, сколько с нас?

— Пять желтых да две белых, — сказал тот. Рик вынул шесть монет, получил две серебряных сдачи, поднялся и сказал:

— Что же, спасибо за компанию. Надеюсь, ты перекусил?

— Слегка, — ответил человечек, впервые изобразив слабое подобие улыбки. Рику показалось, что для ахайца у этого коротышки во рту слишком уж много зубов, и слишком уж они острые. Больше всего он напоминал человекокрысу.

— Ты угостил меня, так что позволь напоследок дать совет, — сказал коротышка, — Уезжай туда, откуда приехал. И поскорее. Соображаешь — поймешь. Нет — не жалко. А если захочешь еще поболтать со мной, то ты знаешь, где меня найти, только заранее приготовься кормить обедом. И ешь получше. Худым быть нехорошо.

Так и не назвав Рику своего имени, он исчез за дверью трактира.

— "Худым быть нехорошо", — передразнил Рик, — Верно, набит глистами, если так жрет и остается крысенком. Набит по самые уши.

— Тс-с! — немедленно отозвалась убирающая со стола женщина, — Молчи. Идет время Трех Лун.

— Добрая женщина, не накормишь ли нормальной едой, а не теми помоями, которые подавались?

— Другого здесь не готовят, мальчик, — сердито сказала женщина в засаленном фартуке и унесла грязную посуду.

Он вышел на грязную, заваленную хламом улицу. Редкие прохожие торопливо проходили мимо него. Он не слышал ни уличных торговцев, ни мастеровых, даже дети притихли.

Он поразился, как изменилась за какую-то зиму столица — словно и не Миррор, а только похожая страна. Страна, кое — как заселенная запуганными, угрюмыми людьми.

Рик почувствовал, глядя на запустение, царящее во многих домах, что над бесшабашной когда-то, пусть неряшливой, но веселой страной — забулдыгой, которую он знал и любил с детства, нависло какое-то жуткое, почти абстрактное Зло. И страна словно притихла, съежилась и полиняла от страха. Он шел на постоялый двор, удивляясь полному отсутствию на улицах лошадей. И навоза — тоже не замечал на брусчатке улиц, хотя другого мусора было предостаточно. Вспомнил, что не заметил навоза и по дороге. Как и конных. Как и скотины. И людей тоже стало очень немного.

Сердце Рика сжалось от тоскливого, тяжелого ощущения большой беды. Он не понимал, что происходит в Миррор, но уже стал понимать, что это что-то очень скверное.

Постоялый двор тоже стал угрюмым и пустым. В конюшне стояла одна — единственная лошадь, жующая зерно. Та, на которой он и приехал. Мрачный хозяин, у которого он спросил, какую комнату можно занять, только буркнул "Любую!" и сразу куда-то ушел.

В комнате, куда он наудачу вломился, оказалась мятая, несвежая постель от какого-то постояльца, тарелки с присохшими остатками и мусор на полу. Еще в трех комнатах он обнаружил то же самое. Он с трудом отыскал мальчишку и попросил хоть немного прибраться, пока он сам перетащит свои пожитки, все еще уложенные во вьюке и сумках на лошади.

Мальчишка слегка подмел в комнате, убрал тарелки и объедки, так и не махнув ни разу тряпкой по грязному столу. Постель он даже не подумал трогать, стоя и апатично смотря на пыхтящего юношу, несущего пожитки. Рик уже еле таскал от усталости ноги и не реагировал на это запустение.

Он свалил багаж грудой возле постели и сказал:

— Свободен. Да, приглядывай за моим конягой. Если я не проснусь к вечеру, то разбуди меня дотемна. Понял? Стучи в двери, пока не разбудишь. Получишь беляшку. У меня вечером есть дела.

Мальчик неожиданно низко, в пояс, ему поклонился и попятился в дверь. Апатии на лице уже не осталось. Там был молчаливый ужас.

Рик осмотрел и захлопнул дверь, проверил замок, заперся на него и щеколду, придвинул к двери еще и стол, просто так, на всякий случай. Затем закрыл прочные деревянные створки ставен, входящие своими толстыми болтами в отверстия оконной рамы. Завернул болты. В комнате наступил полумрак, рассеиваемый острыми лучами света, бьющими в щели ставень. В лезвиях света танцевали пылинки, поднятые веником слуги.

— Ну, вот и на месте, — пробормотал Рик Хаш, сбросил сапоги, изготовил под руку свои мечи и не раздеваясь упал на окаменелый соломенный тюфяк, — Вот и добрался, вот и можно отдохнуть. Кажется, Эн Ди все же накликал на Миррор чуму. Иначе — что это может быть? Да и хрен с ним. Поспать, а там поглядим, что тут за чума такая. Да — а... Увязался бы со мной еще этот узкоглазый!

2. Ограбленная страна.

... — Господин! Уже вечер, проснитесь, господин! — стучали в дверь, и Рик с трудом вырвался из липкого кошмара. Повязка сползла, открыв звероглаз. Он немного еще видел в кромешной темноте. Поднимаясь, Рик восстановил в памяти расположение вещей в комнате и подал голос:

— Это ты, малыш? Почему так поздно будишь, ведь уже стемнело?

— О нет, господин! Сейчас закат, как ты и велел. На кухне готов ужин, поешь, пока он горячий.

Голос мальчишки из-за дверей дрожал от страха.

— Ну хорошо. Неси его в комнату, я как раз встану, — Рик открутил болты одной из ставень, и в комнате стало светлее. Он увидел в слюде оконного переплета багровое закатное небо и черепичные крыши.

— Так, — сказал он сам себе, — Попробуем сначала воровскую таможню. Кажется, они могут кой — чего рассказать. Если, конечно, захотят... Потом, они наверняка знают, где живет Гунольда.

Достал из багажа, проверил свой воровской инструмент, спрятав его в потайных карманах, положил в поясной карман маленькую коробочку с пищевыми таблетками, которую ему сунула Ло при сборах: "Одна на день. Тут десять. На всякий случай, мало ли чего. Это тебе от Катти".

Рик отодвинул стол на место, под окно, бросил на него серые лезвия мечей, одел, наконец, сапоги.

Проверил, на месте ли бластер: заряжен ли? Застегнул на нижние пуговицы куртку и отворил дверь на звук шагов несущего ужин мальчугана.

Малыш боязливо вошел в комнату, поставил на стол поднос, где посередине горела тонкая свечка в низеньком медном подсвечнике. Рик придержал дверь, поправил свою черную повязку, сел к столу:

— Как поживает мой серый?

— Хорошо, господин, — прошептал мальчишка, — Его накормили и напоили, господин.

— Смотри за ним. Корми его вволю, — проворчал Рик, зачерпывая ложкой похлебку, попробовал, кивнул, — Что же, повару почти не удалось это испортить, а малость — не в счет. И еще принеси несколько свечей. Я обычно читаю на ночь, а иногда — и до утра. Чтобы свечи были всегда под рукой, иначе я пойду искать посреди ночи их сам. Вот твоя беляшка, принесешь — получишь ее.

— Хорошо, господин, — сказал мальчишка и попятился к дверям, — Сейчас поищу.

Рик ухмыльнулся сам себе: "Обычно читаю на ночь", ха! Чем меньше сходства с прежним собой — тем лучше. Вот только Воровская таможня добрейшего Аласо — ну никак не является она местом, о котором должен знать благородный барон Шангу-Дуум. И тем более заходить туда. И тем более вечером.

Закат почти отгорел, когда Рик оплатил хозяину еду, ночлег, а так же уход мальчишки за серым на сутки вперед и зашагал по словно вымершим улочкам к добрейшему сеньору Аласо, отцу родному для всех, кто жил за счет краж и грабежа. Впрочем, не только воры и грабители несли пошлину Аласо. Он когда-то разработал целый список преступных профессий, он изобрел саму воровскую таможню, он впервые стал обучать в созданной воровской школе талантливых детишек. Рик никогда не видел самого Аласо, но многое слышал об этом гении и повелителе преступного мира, правившего созданной им невидимой ночной империей уже семнадцатую зиму. Все преступники Миррор платили ему дань. Все они были его учениками. Рик побаивался этого человека, но сейчас Аласо мог помочь ему вернее всех. Миррор стала совсем нищей страной, и Аласо это вряд ли нравилось.

Прошагав по безлюдным улицам, он издалека увидел большой двухэтажный дом Аласо. Все окна его, наглухо закрытые мощными ставнями, придавали дому вид осажденной крепости.

Вор подошел к большой подворотне, закрытой частой, толстой решеткой.

— Хорощие шмотки, — встретил его здоровенный громила, поигрывая длинным мечом:

— У меня таких нет, парнишка. О чем это говорит?

— О том, что тебе лучше посторониться, — ответил Рик на воровском языке, — Судьба твоя такая.

— Ты приехал издалека. Верно, ты не знаешь, что сейчас Троелуние?

— Так или иначе, я приехал. Мне нужно увидеть добрейшего отца.

Верзила вздохнул, слегка отодвинулся, приоткрывая калитку:

— Иди. Но если ты пришел с пустяками, то скоро пожалеешь об этом, господин торопыга.

Рик скользнул в подворотню. Во внутреннем дворе дома, в неярких отблесках двух масляных фонарей, парами прогуливались вооруженные люди, негромко переговариваясь между собой.

Они одновременно остановились и стали молча разглядывать юношу. Сбоку возник сухощавый человек. Рик не видел, откуда он появился, высокий, хмурый, в чем-то темном, оставляющим открытой только голову. Рик присмотрелся внимательнее: из-за угрюмо нахмуренного лица и обтянутого кожей, гладкого черепа чисто выбритой головы человек казался похожим на жреца — аскета.

— Кто?

— Кривой, вор из Аладринга, покорный слуга ваших милостей, — поклонился Рик.

— С каким делом?

— Мне нужно духовное руководство добрейшего отца, — ответил Рик в принятой на таможнях манере.

Огни масляных светильников отражались отблесками от высокого, выскобленного купола головы. Человек минуту размышлял, разглядывая Рика. Затем резко, по — птичьи кивнул:

— Хорошо, жди. В свой черед я позову тебя.

Движение и негромкие разговоры возобновились. Бритоголовый развернулся, запахивая плащ на волосатой груди, прошел сквозь расступающуюся перед ним толпу и скрылся за небольшой дверью.

Довольно долго не происходило ничего примечательного — иногда кто-то входил во внутрь дома, кто-то выходил оттуда, сразу покидая полутемный двор. Постепенно количество людей во дворе стало редеть. Тем временем совсем стемнело, и над городом пронесся приглушенный странный стон. Разговоры на миг стихли. Оставшиеся во дворе человек десять подняли головы к иссиня — черному небу с яркими звездами. Затем снова заговорили, но вор уловил в интонациях нервную нотку:

— Очень долго...

— Становится опасно на мостах...

— Ну что вы, разве это много по нынешним-то временам?

— Да. Еще только начинается...

— Ах, сударь, скоро совсем не станет работы!

— Что за времена пришли...

— Ну уж как-нибудь переживем.

Теперь их не держали в доме подолгу, и очень быстро двор опустел. Последний выходящий из дома закрыл за собой дверь и почти побежал в подворотню, когда снова над городом прошелестел тот же, но чуть громче, странный стон. Человек, сотворив какой-то жест пальцами правой руки, бросился в подворотню со всех ног, и Рик слышал торопливую дробь его сапог, затихающую вдали, когда его тронул за локоть бритоголовый.

— Добрейший сеньор ждет тебя, кривой вор из Аладринга.

Рик поспешил следом за этим человеком в дверь. Бритоголовый крепко запер ее, положил даже на скобы тяжелый деревянный брус. Рик заметил в полутемном помещении трех вооруженных людей, и подумал, что дом не только выглядит осажденным. Он и в самом деле в какой-то странной осаде.

Бритоголовый потянул Рика вглубь дома. Здесь пахло гарью масляных ламп, печным дымом, готовящейся едой и пылью.

В ярко освещенной комнате, застеленной роскошным пестрым ковром, за ломящимся от угощения столом, сидел в кресле с высокой спинкой благообразный, седой как снег старик в черном кафтане.

Он небрежно кивнул на низкий поклон вора:

— Проходи, присаживайся, мальчик. Чего тебе надо?

— Покорный слуга вашей милости умоляет вас о духовном напутствии, — почтительно сказал Рик, не прекращая поклона. Старик огладил бороду и насмешливо заметил, глядя в его сторону поверх маленьких угловатых очков:

— Судя по твоему виду, мальчик, ты преуспеваешь. Крал ли ты?

— О да, ваша милость. Я обчистил одного человека, — соврал вор, — И принес сюда эти семнадцать золотых.

— Ну, хватит гнуться. Садись к столу, кинь эти золотые вон в ту кучку и налей себе вина.

"Вон той кучкой" оказалась довольно солидная горка золота, серебра и меди на дальнем краю стола.

— Если голоден, то кушай, — ласково сказал сеньор Аласо, — Ты хороший мальчик, я доволен тобой.

— Благодарю вас, ваша милость, — сказал Рик, осторожно присаживаясь на стул и высыпая желтые монеты в общую груду. Старик взял один из золотых и с удовольствием осмотрел вблизи пламени свечи через свои очки, кивнул головой:

— Новенький, полновесный гуланайдор. Почти не поцарапан. Прекрасная монета. Ты хочешь записаться здесь?

Рик налил себе в кружку слегка остывшего вина, подцепил ломоть крупно нарезанного хлеба.

— Боюсь, что нет, ваша милость. Я выполняю поручение одного человека из Хаона.

Аласо бросил монету обратно:

— Вот как? Что же, это тоже дело, не хуже других.

— Кроме того, я должен получить вознаграждение во дворце за одно дело, из-за которого я всю зиму носился бешеной крысой, — сообщил вор, — Конечно, оно окажется на столе вашей милости.

— Отрадно в наши тяжелые времена видеть юные таланты, — сказал Аласо, — Но ты не хочешь записаться на таможне, и значит — не получишь из них ничего? Это не очень справедливо, хотя и благородно с твоей стороны, — он задумчиво поглядел на жующего юношу. Кивнул: