— О, без проблем! — он поманил Гюнтера и вместе с ним вышел. Минут через десять бородатый бандит прикатил спящего юношу в кресле на колёсиках. Бауман шёл следом. Он выразительно показал руками на Гюнтера и произнёс. — Не мешкайте!

— Ты его усыпил, чтобы он не видел наших процедур? — поинтересовалась у Клима Варвара, когда Бауман и его люди покинули гостиную. — Умно, но почему ты то же самое не сделал с черепахой?

— Не подумал, — честно признался Клим, обливая Гюнтера водой из пластиковой бутылки. — Но, когда он был черепахой, то был повёрнут в обратную от нас сторону, так что вряд ли что-то понял. Ты готова или я буду его превращать?

— Давай снова я, — ответила Варвара и потёрла ладони. Руки у большинства родственников были обожжены — особенно сильно у матери Клима. С этим боролись подручными мазями, но сейчас перспектива нового ожога пугала всех — брались за руки друг друга с явной опаской. Отец Клима даже прикрикнул на Ольгу:

— Нашли чего бояться в нашем безнадёжном положении!

Замыкали пентаграмму Варвара с Климом. И хотя эффект был ожидаем, всё равно раздались сдавленные вскрики. Мощная искра будто обрушилась с небес, прожгла каждое тело насквозь и вырвалась через руки. Варвара чуть было не откинулась назад, но Клим и его отец дёрнули её на себя — так, что она повалилась на сидящего между ними Гюнтера. Тут же снова откуда-то поднялся густой пар, а разжавшая пентаграмму Ольга жалобно запищала и принялась скакать по гостиной и потирать руку. Варвара села на пол и смотрела перед собой немигающим взглядом. Мать Клима тихо плакала на диване, зажав руки между коленями. Клим поднял спящему мужчине голову, и они с отцом сверились с фотографией на телефоне — Варвара сумела-таки поймать правильную мыслеформу. Теперь Гюнтер был мужиком лет пятидесяти с седой щетиной и грандиозными мешками под глазами — понятно, почему он не соглашался на обратную метаморфозу.

Глава 15 "Конец?"

— Это просто какой-то конец света был, — мать Клима всё ещё всхлипывала. — Из меня как будто душу вытряхнули.

Клим обернулся и внимательно посмотрел на мать. Потом он переглянулся с отцом и Варварой — они тоже внимательно разглядывали его мать, будто впервые увидели. Но тут в гостиную ворвался Бауман, который развернув спящего Гюнтера на кресле к свету и воскликнул:

— Каков красавчик! Чем у вас тут пахнет? Точно жжёными волосами!

Зашли бородач и блондин. Первый привычно взял всех на мушку, а последний молча увёз Гюнтера из гостиной. Бауман расхаживал взад — вперёд, потирая руки и поглядывая на живописно страдающий клан:

— Плохо выглядите, товарищи! — наконец, провозгласил он. — Но вам блестяще удалось справиться с предварительными заданиями. И я даже рискну доверить себя вам. Только без глупостей! Мои люди получат самые строгие указания, если вздумаете обмануть!

— Вы пока не дали нам гарантий, что отпустите нас и остальных оборотней, — вставил слово Клим.

— Какие ещё гарантии? — преувеличенно удивился Бауман. — Вы разве не будете делать то, что вас просят, поскольку у моих людей есть пистолеты?

— Я превращу его в лягушку... — прошептала Варвара, но Клим, сидящий рядом, услышал и выразительно помотал головой из стороны в сторону.

— ...к тому же я не понимаю, про каких остальных оборотней вы говорите, — продолжил Бауман.

— Мы имеем в виду вьетнамских оборотней, — ответил Клим.

— Вот так новость: оказывается, во Вьетнаме тоже есть оборотни! Мне казалось, эта штука была только в генах европейцев... — Бауман явно играл — Клим это видел, но не понимал, какую именно игру он ведёт: то ли просто бессовестно врёт, то ли он — в сговоре с Веллингтоном, то ли — правда, не в курсе интриг великого лидера оборотней, а сейчас просто придуряется. В любом случае, доверять никому из них нельзя. Также Клима беспокоила безбашенная тетя Варя — она в любой момент могла включить программу мстителя за всех обиженных Бауманом оборотней. Если она в переизбытке эмоций превратит старика в бессловесную тварь, то как потом договариваться с его немецкими головорезами? Русские бандиты у них, конечно, присутствуют, но не на первых ролях.

— Господин Бауман, пистолеты — это, конечно, мощный аргумент, но дешевле и практичней — а вы, как я вижу, практичный человек, — договариваться. Зачем доводить до крайности, когда никто не сможет гарантировать, что отчаявшиеся люди обратят пистолеты или еще чего похуже против вас самих...

— Юноша, вы мне угрожаете?

— Нет — всего лишь рассуждаю, ведь кто я такой, чтобы угрожать вам или обещать, что вы вдруг не окажетесь в теле смертельно больной древней старухи? Я просто пытаюсь представить, зачем с вами воевать тем оборотням, которым вы дадите слово, что их помощь вам понадобится раз в двадцать лет, и вы сохраните их тайну? Зачем им превращать в смертельное оружие чайники и подушки?

— Юноша, вы слишком хитры для своих лет, — Бауман снова зашелся похожим на бульканье смехом. Потом он стал серьезным и сказал. — Если бы я недостаточно хорошо знал ваш язык, то, даже не знаю, чем бы закончилась наша беседа. Но я хорошо понял вас и, знаете, готов потешить ваше самолюбие — вы правы! Да, господа взрослые, это дитя говорит истину — вы должны с вами понимать силу и слабости друг друга, но при этом — договариваться! Если бы я понял это шестьдесят лет назад, то не потратил бы столько времени и, не буду скрывать, чужих жизней на решение проблемы, которая могла решиться просто. Достаточно честно себе ответить, чего же я хочу на самом деле. И, как оказывается, мне вовсе не нужно обладать вашими возможностями. Мне просто нужно молодое тело! Да, клянусь, что вы ничего обо мне не услышите ещё очень долго, если я получу от вас такие же искренние клятвы. Шестьдесят лет назад я не согласился на аналогичную сделку с вашим соотечественником и поплатился. Тогда я самоуверенно думал, что можно держать сколько угодно взаперти живой эликсир молодости, но войны кончаются, власть меняется, а плененные оборотни за пару лет одиночки могут превратиться в стаю мошек — пш... и упорхнут из любой темницы... Фёдор Андреевич, ты оказался прав!

— Как вы сказали?! — вскрикнула мать Клима.

— В каком месте, сударыня? — как будто проснулся Бауман.

— Вы упомянули Фёдора Андреевича...

— Да, это — именно тот ваш соотечественник, который во время войны дал мне новое тело, а потом упорхнул стаей мошек...

— Вы не помните фамилию?

— Конечно, помню — Коровин. Он погиб в аварии сразу после войны, а семьи у него не было...

— Это для вас — не было, — сказала мать Клима. Выглядела она ошарашенной. Потом обвела всех затуманенным взглядом и продолжила. — Фёдор Андреевич Коровин — мой дед. Он, действительно, бежал из немецкого лагеря в войну, и отношения с бабушкой никогда не оформлял — боялся чего-то. Оказывается, вас...

— Мам, так ты — тоже оборотень! — воскликнул Клим. — А я думал, ты от нас набралась...

— Света... — прошептал отец Клима.

— У вас, как я понимаю, в настоящий момент состоялось чудесное открытие, — в своей развязной манере прокомментировал Бауман. — Оказывается, с вероятностью один к ста миллионам два не подозревающих о своей сущности оборотня нашли друг друга и создали семью! Чудны дела твои, Господи! Со своей стороны хотел выразить признательность потомкам Фёдора Андреевича за подаренные мне дополнительные тридцать, а то и больше лет жизни. И, если мы договорились, мне будет достаточно вашего, юноша, слова — вы, как ребенок двух оборотней, можете носить звание главы клана по праву. Климс клан — так, кажется, это должно звучать.

— Да, конечно, клянусь, господин Бауман, — поспешно ответил Клим. — Мы будем готовы к утру, часам к десяти. Но прошу вас уточнить ваши данные по вьетнамским оборотням.

— Договорились, — устало сказал старик и вышел из гостиной, увлекая за собой бородача с пистолетом. Как только они скрылись за дверью, Варвара откуда-то вытащила рукопись и со злодейской интонацией в голосе произнесла:

— Где тут про превращение в стаю мошек?

Остальные члены Климс клана облегчённо рассмеялись. Мать Клима подсела к сыну и погладила его по волосам. Потом тихо произнесла:

— Чудно! Я всегда думала, что мне просто кажется, будто у вас с отцом волосы искрят. А теперь вижу: у Варвары с Ольгой такой же странный ореол вокруг головы. Это — потому что вы все — оборотни?

— Мам, ты, правда, его видишь, этот ореол? — Клим аж подпрыгнул. — Мне говорили, что опытные оборотни узнают друг друга по свечению, даже когда внешность становится совсем другой. А ты, оказывается, его давно наблюдала и молчала?

— Говорю же: думала, что у меня небольшая галлюцинация. Знаешь, так трогательно, когда твои родные светятся... А сейчас, после того, как шандарахнуло... — она потёрла и жалобно взглянула на свои ладони, — в общем, у девушек тоже заметила такую штуку. Покажи-ка свои руки, надо что-то с этим делать, а то завтра фашиста ещё омолаживать.

Клим как будто что-то вспомнил. Он поманил Варвару, и вместе с ней они подсели к отцу. Потом долго шептались. Ольга не проявляла никакого интереса к этим переговорам — она отвлекалась от действительности, наблюдая ток-шоу по телевизору. Мать Клима сначала обошла всех с кремом для рук, а потом принялась собирать на стол. Ужинали все молча и потом сразу легли спать.

Утром ровно в девять ноль-ноль явился Бауман и объявил:

— Приветствую всех! У нас сегодня знаменательный день! На всякий случай ещё раз напоминаю: все отклонения от нашей с вами договорённости будут жёстко караться. Нет возражений? Вот и славно! А сейчас мы здесь устроим небольшой обыск, чтобы ещё больше друг другу доверять. Прошу всех представителей Климс клана пройти в соседнее помещение.

Клим вышел вместе со всеми в сопровождении татуированного блондина и принялся судорожно соображать, как ему объяснить дракона в стакане? Превращением жука? Но никаких объяснений не понадобилось — через десять минут уже позвали обратно, а Генрих Бауман безмятежно улыбался из кресла у окна. Клим тут же объявил:

— Вас нужно усыпить — для вашего же блага. Кроме того, я говорил раньше, что наша процедура должна храниться в секрете...

Бауман, всё так же блаженно улыбаясь, махнул рукой блондину — тот подошёл к двери и принялся с кем-то разговаривать через открывшуюся щель.

— Упс! — тихо произнесла мать Клима. — А наш немец сегодня светится. Вчера такого точно не было. Может, у меня всё-таки галлюцинации?

Клим покосился на Баумана, потом сделал шаг к отцу и дёрнул его за рубашку:

— Судя по всему, Баумана подменили на какого-то оборотня — мама может их видеть даже в чужом обличии. Выходит, нам не верят. И ещё: здесь никакого обыска не проводили, иначе бы возникли вопросы по поводу моего дракона...

— Сам вижу — они тут, пока нас не было, камер понаставили. Видишь, вон, в шкафу мамина ваза задвинута в угол...

— Ну, тогда — как договаривались...

Тем временем в гостиной появился бородатый бандит со шприцем. Он подошёл к Бауману и встал на одно колено. Старик закатал рукав своей рубашки. Клим громко произнёс:

— Мы пока разместимся здесь, — он указал на кресла, стоящие вокруг письменного стола. Бандиты, включая бородача со шприцом, внимательно наблюдали, пока пленники ни разместились в креслах. Клим налил себе воды из стоящей на столе бутылки и залпом выпил. Бородач продолжил свои приготовления — ни он, ни блондин не заметили, как Клим разлил воду мимо своего стакана — на пепельницу, стоявшего на столе глиняного слона, да и сам стол был щедро намочен. Когда инъекция Бауману была сделана, Клим поднялся и громко заявил:

— При таком нарушении договора мы ничего делать не будем! Мы не будем проводить процедуры с оборотнем, принявшем облик Генриха Баумана! Я готов признать свою ошибку, если он сможет заговорить с нами по-русски!

Повисла тишина. Человек, который выдавал себя за Баумана, пытался сделать вид, что уснул, но играл крайне неубедительно — не только для прихотливого взгляда Клима.

— Генрих, заканчивайте этот цирк, иначе мы разрываем наш договор!

Дверь распахнулась, и оттуда появился второй Бауман. Он недовольно морщился и бросил кому-то, оставшемуся за дверью, по-английски:

— Я же предупреждал! Вечно с тобой...

Потом повернулся к Климу и сказал уже по-русски:

— Да, признаю: не поверил вам. Но раз мы договорились, и по-другому — никак, то готов всё же довериться...

— Тогда проводим процедуру в другом помещении, поскольку мы видим здесь установленные камеры, — Клим шагнул к шкафу и вытащил одну из них из-за вазы.

Бауман растерянно молчал.

— Дерьмо! — в двери показался незнакомый мужчина в костюме, который заговорил по-английски. — Генрих, надо пристрелить кого-то из них, иначе дело не выгорит.

Мать Клима тут же ответила — тоже по-английски:

— Генрих, но для процедуры нужны мы все пятеро, иначе ничего не получится.

— Генрих, выбирайте, с кем выгоднее договариваться, — сказал Клим по-русски. Разглядев на красном галстуке незнакомого англичанина большой блестящий камень, он добавил. — Как мы видим, и господин Веллингтон пожаловал, но у него для вас ничего нет.

— Да замолчите вы все! — закричал Бауман. — Заткнись, Артур! Как вы меня все запутали!

Половину слов он произносил по-русски, половину — по-английски.

— Мы поможем вам определиться! — из-за спины Клима прокричал его отец. Клим отпрянул в сторону, и тут же раздались оглушительные выстрелы. Отец Клима выпустил очередь из большого пулемёта в сторону двери, поверх голов Баумана и Веллингтона. Потом направил дуло на татуированного бандита и сказал:

— Хенде хох!

Все на какое-то время оглохли и оцепенели. От развороченной штукатурки в комнате повисло облако мела.

— И вы тоже ручки поднимите, — с другой стороны к Бауману подошла Варвара, сжимавшая в руке пистолет. Клим произнёс из своего кресла:

— Генрих, скажите своим людям, чтобы сдали оружие. А тем, кто остался за пределами этой комнаты — пусть пойдут погулять. Руки только не опускайте, пожалуйста.

Бауман скомандовал по-немецки, и бородач вместе с татуированным блондином положили свои пистолеты на пол и пнули их в сторону кресел.

— Мы не хотели этого, — извиняющимся тоном продолжил Клим. — Но нам пришлось, поскольку вы не оставили выбора. Генрих, мы всё ещё открыты для переговоров — вы сами как-то сказали, что, когда в руках пистолет, с тобой охотнее договариваются. Только я не представляю, что нам теперь делать с вашим английским другом...

— У него, представьте, есть уважительная причина: его любимая жена — смертная, поэтому мы и стали сотрудничать...

— Вы считаете, это его извиняет? Мы теперь с каждым негодяем должны договариваться?

— Клим, поверьте старому человеку, — Бауман печально помотал головой. — Плохих парней надо или сразу убивать, или уже договариваться — причём так, чтобы дать им всё необходимое. Чтобы не было у них ни малейшего повода и соблазна снова взяться за плохие дела. Если, конечно, вы не хотите посвятить свою жизнь войне с ними. Так что выбирайте!