Именно оттуда я узнал, что в Голливуде пришли в движение силы, которым вскоре было суждено на меня повлиять. Наружу просочился слух о грядущей смерти Спока в новом стартрековском фильме, и некоторые поклонники необычайно громко выражали свое неодобрение. Одна их группа купила рекламный разворот в газете, посвященной киноиндустрии, и этот выпад стал известен по всему миру...

По крайней мере, он проделал путь до Пекина, потому что однажды утром я забрал свой экземпляр "Джорнел" и прочитал заголовок на первой странице:

ФАНАТЫ ЗАЯВЛЯЮТ:

ПАРАМАУНТ ПОТЕРЯЕТ 18 МИЛЛИОНОВ, ЕСЛИ СПОК УМРЕТ!

Далее статья объясняла, как вышеупомянутые фанаты вычислили эту сумму: они предположили, что одни из них вообще откажутся смотреть фильм, другие посмотрят всего один раз вместо обычных трех-четырех, а еще какое-то количество не станет покупать видео и сувениры.

Я был в восторге! Щупальца предполагаемой смерти вулканца оплели полпланеты! За все мое пребывание в Китае я так не хохотал.

СПОК: (сухо) Я не в состоянии понять, почему такая тема, как моя смерть, производит на тебя комическое впечатление.

НИМОЙ: Я не думаю, что она смешна, Спок, я не над ней смеялся. Но вот все остальное просто... (издает смешок.)

СПОК: Я нахожу твое отношение легкомысленным, в лучшем случае.

НИМОЙ: Прости. Но ты же всего лишь выдуманный персонаж!

СПОК: Мы уже имели ранее дискуссию по этому вопросу.

НИМОЙ: Точно.

В последнюю неделю октября в Пекине стало страшно холодно. Резкий ветер налетал с монгольской пустыни, поставляя пыль в городской воздух, и так отравленный углем и дровами, щедро сжигаемыми домами и заводами. Я обрадовался, когда вечером пятницы я снялся в финальной сцене, и в последний раз снял вечно чешущиеся ахметовы усы и бороду.

Утром в воскресенье мой никогда неунывающий водитель отвез меня в аэропорт. Хоть у нас не слишком-то хорошо получалось друг с другом коммуницировать, его манера обращения всегда была настолько доброжелательна, что (хоть это и было строжайше запрещено) я тайком подарил ему несколько мелочей. После множества улыбок, поклонов и многократного обмена рукопожатиями с обеих сторон, он уехал, и я остался один в огромном, холодном пекинском аэропорту. Вообще-то, "холодном" — это преуменьшение, снаружи было не более 40 градусов по Фаренгейту, так холодно, что я мог видеть свое дыхание.

Я добрался до зоны выходов и, к своему изумлению, обнаружил зал ожидания для первого класса. Зал ожидания для первого класса в предположительно бесклассовом обществе? Я благодарно вступил туда, поскольку он располагался на восточной стороне и солнечные лучи, просачиваясь сквозь окна, несли желанное тепло. Я был один и сидел себе тихо, когда вошел уборщик и, увидев меня, начал вопить, размахивая шваброй в одной руке и совком в другой.

— Первый класс! — кричал он на английском, который практически невозможно было разобрать, жестами предлагая мне удалиться. — Первый класс!

Я кивнул:

— Да, я знаю, у меня билет первого класса.

— Первый класс! Первый класс!

Я понял, что попытки общаться с помощью речи бесполезны, и достал билет. Даже не взглянув на него, уборщик издал рык, как медведь, проигравший бой за свою территорию, и ушел.

Культурный шок от возвращения в западный мир объял меня, когда сошел с самолета для пересадки в Токио. Аэропорт был восхитительно теплым и уютным — и все же на стенах, на дюжине различных языков, были развешаны вежливые извинения:

В СООТВЕТСТВИИ С МЕРАМИ ПО СОХРАНЕНИЮ ТОПЛИВА ОТ НАС ТРЕБУЕТСЯ ПОДДЕРЖИВАТЬ ТЕМПЕРАТУРУ В ЭТОМ ЗДАНИИ НЕ ВЫШЕ 68 ГРАДУСОВ. ПОЖАЛУЙСТА, ПРИМИТЕ ИЗВИНЕНИЯ ЗА НЕУДОБСТВА.

Поскольку я летел на запад, я приземлился в Лос-Анджелесе в полдень того самого дня, когда вылетел из Пекина — хоть и провел более 24 часов в воздухе. Когда я приземлился в Лос-Анджелесе, студийный водитель отвез меня прямиком на "Парамаунт", где уже шла подготовка к съемкам "Звездный путь II: Гнев Хана". Я разобрался с гримом и костюмом и наскоро повидался с Харви и Ником.

Оттуда я устало отправился домой, где мне предстояло провести выходные, пытаясь вылезти из шкур Морриса Мейерсона и Ахмета и погрузиться обратно в дух обреченного на смерть (ну, или я так я думал) вулканца...

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ПОМНИ

БУДУ ЛИ Я ДУМАТЬ О ТЕБЕ?

Только

Когда умру

И пойму

Что рождаюсь заново

Ведь смерть

Новое начало

И я

умирал

тысячи раз

Иногда

Несколько раз на дню

Я узнаю

Что с каждой смертью

Приходит новое виденье

Жизни

Ощущение чуда

Бытия и творения

Ведь страх

Гораздо хуже смерти

Страх препятствует открытиям

Останавливает поток созидания

Души, богоданной человеку

Стоит мне позволить своей сути

Застывшей, закостеневшей

Погибнуть

Я возрождаюсь

Свободным и освеженным

И это открытие

Эта победа

Над страхом смерти

Пришли

Когда я думал что мертв

И нашел тебя

Так что

Каждый раз

Поднимаясь

Из пепла

Своего страха

Буду я благодарно

Думать о тебе

"Буду ли я думать о тебе", Леонард Нимой.

"А хочешь шикарную сцену смерти?"

Когда я впервые написал эти слова об умирании в прошлой главе, я понял, что они положили начало сюжету, для завершения которого потребовалось три фильма и — вот уж ирония так ирония! — произвели невероятно омолаживающий эффект на мою жизнь.

Хоть намерение разделаться со Споком вызывало у меня некоторую нервозность, даже страх, в то же самое время, работа над "Звездным Путем-II: Гнев Хана" (который фанаты называют СТ-ГХ) вызывала у меня огромный энтузиазм.

Во-первых, тут была хорошо продуманная история, которая гораздо лучше передавала дух оригинального сериала (на фанатском языке "ТОС"). Во-вторых, как только я вошел на съемочную площадку, я заметил, что, если СТ-ТМП был этюдом в серых тонах, то СТ-ГХ немедленно заявил о себе в гораздо более теплых, дружелюбных оттенках. СТ-ТМП создавался под влиянием "Звездной Одиссеи" Кубрика, с попытками уловить и передать таинственное молчание космоса, холод и чуждость его просторов. Но "Гнев Хана" (начиная с его названия, вызвавшего много споров) был посвящен пылу. В оригинале сценарий Ника Мейерса был озаглавлен "Неоткрытая страна", по цитате из "Гамлета": "Но мрачный трепет (что там после смерти?), та неоткрытая страна, где есть границы — возврата нет, парализует волю, сносить склоняя здешние невзгоды, а не лететь к неведомым..."

Однако, вышестоящие силы заменили его на "Месть Хана", а затем на "Гнев Хана", когда было решено, что "Месть" слишком напоминает собирающийся выйти фильм Джорджа Лукаса "Возмездие джедая" (который в итоге оказался назван "Возвращение джедая").

Повлияло ли имя на успех фильма? Сомневаюсь. Кто-то мудро сказал, что отличное название — то, которое прилагается к хиту. Я отчетливо помню, что название "Звездный путь" мне совершенно не понравилось, когда я впервые его услышал!

Даже наши мундиры были теплее — и в прямом, и в переносном смысле. Вместо нейтральной однотонной палитры СТ-ТМП, костюмы СТ-ГХ использовали яркие цвета — винный и белый — и были из более плотной ткани, так что в жаркие дни мы все обливались потом. И у них была любопытная особенность — стоило нам сесть, как куртка задиралась, создавая ощущение, что воротник съехал. Так что у всех нас, актеров, развилась привычка одергивать полы, когда мы вставали. Эта случайность позже оказала огромный эффект на мою финальную сцену в фильме.

И хотя в СТ-ГХ речь шла о старении и смерти, он также говорил об изобилии, осмысленности, теплоте и обещании новой жизни. Устройство "Генезис", действующее в фильме — устройство, способное превращать необитаемые планеты в покрытые буйной зеленью и способные поддерживать жизнь — в итоге оказалось зримым воплощением темы фильма, смерти Спока и его возрождения.

Харви Беннет к тому времени уже решил, что визуальные спецэффекты должны потесниться и дать персонажам и истории выйти на первый план. И, в отличие от СТ-ТМП, который не упоминал тот факт, что прошло сколько-то лет после того, как экипаж "Энтерпрайза" дружно стартовал из звездного дока, "Гнев Хана" атаковал тему приближающегося старения. В фильме Кирку приходится справляться со своими чувствами по поводу пятидесятилетнего юбилея. Тема семьи тоже затрагивалась, и появлялась пара новых персонажей — вулкано-ромуланская протеже Спока, Саавик (в исполнении новоприбывшей Кёрсти Элли) и сын Кирка, Дэвид Маркус (сыгранный покойным Мерритом Баттриком).

С искрометным Ником Мейером

Тема старения развивалась дальше — показывалось, как бывалая команда берет группу зеленых кадетов на то, что должно было быть тренировочной миссией. Харви и Ник придумали отличную идею для начала фильма — модель боя, в котором невозможно выиграть, и которая будет выглядеть настоящей для неосведомленных зрителей. "Энтерпрайз" выглядит атакованным, в битве Спок оказывается ранен во время взрыва и убедительно помирает. Однако же, когда "Энтерпрайз", кажется, уже смертельно поврежден и все потеряно, выясняется, что это просто тренировочный сценарий для испытания кадетских способностей.

Это был великолепный способ разобраться с вопросом "смерти Спока", который вызвал столько протестов у фанатов, и позволить аудитории расслабиться и дальше получать удовольствие от фильма, думая, что вулканца, в конце концов, пощадили. (Собственно, после симуляции боя, Кирк приветствует Спока в коридоре жизнерадостным: "Ты же вроде умер?")

Харви Беннет и Джин Родденберри совещаются

В СТ-ГХ также был офигительный злодей: одержимый местью Хан, поклявшийся поквитаться с Кирком, который давным-давно высадил его на недружелюбной планете. Когда Харви Беннет впервые усадил себя за просмотр всех 79 эпизодов оригинального сериала, его зацепило "Семя в космосе", где появлялся приглашенный актер Рикардо Монтальбан в роли генетически измененного "сверхчеловека" Хана, стремящегося к власти. В последней сцене серии Кирк и Спок размышляют о том, что вырастет из "семени", которое Кирк "посадил", высадив Хана на необитаемой планете. СТ-ГХ отвечает на этот вопрос.

К нашей огромной удаче Рикардо Монтальбан согласился повторно сыграть эту роль и сделал это с чудесной силой и драматичностью, задав планку, на которую нам всем пришлось равняться. С самого первого потрясающего появления в роли Хана, к постепенной потерей контроля и обнажению глубин своей одержимости и до финального безумия в стиле капитана Ахава, он мгновенно завладевал вниманием, когда бы не появлялся в кадре.

Когда фильм вышел на экраны, отклик на Хана был ошеломляюще одобрительным — аудитория явно нашла в нем злодея, которого можно было с огромным удовольствием ненавидеть! (Интересная мелочь — в роли Хана Монтальбан носил костюм, открывающий грудную клетку, которая была настолько впечатляюще развита, что многие зрители заговорили о том, что, мол, она накладная. Я тут, чтоб сказать вам — абсолютно нет! Это были собственные монтальбановские завидные мышцы.)

Рикардо Монтальбан в роли Хана

Нам также страшно повезло заполучить в фильм Меррита Баттрика и Кёрсти Элли. Меррит был многообещающим молодым актером, который очень серьезно относился к своей работе — и которому досталась очень трудная задача исполнять сына Кирка, Дэвида. Представление давно потерянных родственников — заковыристый трюк, который часто не удается. Однако, я думаю, финальная сцена Меррита с Кирком оказалась вполне тем, что надо. Их взаимодействие было вполне трогательным, и отношения отца с сыном, если бы им уделили больше внимания в следующих фильмах, могли бы развиваться весьма успешно. Но подобной возможности так и не возникло: судьба персонажа по имени Дэвид приняла в резкий и трагический оборот в "Звездном пути— II", и жизнь Меррита Баттрика вскоре самым печальным образом стала подражанием искусству.

Кёрсти Элли была выбрана на роль юной полувулканки, Саавик, и ее игра — или, будет правильнее сказать, присутствие — было просто потрясающим. Как она сама говаривала, она была "зеленей капусты", и фактически не играла. Конечно, ей никогда не приходилось работать перед камерами. Но реплики она подавала, как бывалый профи. Мне так и не довелось познакомиться с Кёрсти как следует, и, несомненно, я много потерял. И, к сожалению, в результате разрыва общения (о котором я расскажу позже), это стало ее первым и последним появлением у нас.

Саавик (Кёрсти Элли) со своим наставником в СТ-ГХ

Я был рад работать с такими замечательно талантливыми приглашенными актерами и вдохновлен возможностью работать с постоянным составом "Звездного пути" вновь. И я, конечно, чувствовал себя гораздо уютней среди декораций СТ-ГХ, чем СТ-ТМП, и обрадовался, когда в понедельник утром приступил к работе после выходных, а самая первая моя сцена оказалась с Биллом Шатнером.

И вот они мы, два старых космофлотских приятеля, опять чешем языками! Все сомнения и тревоги, которые у меня были в первый день, полностью рассеялись. Мы немедленно вернулись к отличному взаимопониманию. Когда я смотрю фильм сейчас, меня согревает идущее с экрана чувство простого товарищества между Биллом, ДеКелли и мной. Билл в роли Кирка в этом фильме вступает в зрелый возраст — собственно, даже чересчур зрелый — и предается меланхолии по этому поводу, что Билл очень хорошо сыграл.

И, как я уже говорил — особенно день открытия звезды ДеКелли на голливудской Аллее Славы — Де — это тот краеугольный камень, на котором во многом держится "Звездный путь". В первых сценах с Биллом в СТ-ГХ, спокойствие и поддержка Де отличаются такой простой и честной манерой, которая напоминает мне "великих немых" вроде Генри Фонды и Гэри Купера. Момент в комнате капитана Кирка, когда он советует мрачному Кирку: "Верни себе командование прежде, чем и вправду состаришься!", отличается кристальной ясностью и силой.

Добавьте сюда те достоинства, которые всегда приносили в "Звездный путь" Джимми Доуэн, Нишель Николс и Джордж Таккей. Уолтер Кениг также отлично потрудился, на пару с Полом Уинфилдом, в сценах, где Хан принуждает их с помощью пытки предать Кирка.

Кстати об этих сценах. Мне хочется думать, что я избавил Уолтера от небольшой неловкости. Видите ли, в фильме Хан пытает Чехова, запуская ему в ухо этого ну правда очень мерзкого на вид "альфакитянского угря", который делает с мозгами бедолаги Чехова Бог знает что. Ну вот, после спасения и избавления от угря, Чехов возвращается на свой пост на мостике "Энтерпрайза" со словами: "Не нужен ли вам еще один помощник, капитан?"

При репетиции появления костюмеры решили, что ухо его должно быть перевязано. Так что, когда Уолтер вступил в декорации мостика, поверх уха у него красовался конусообразный белый объект, торчащий вершинкой в сторону. Кусок белой резинки поперек лба удерживал это хитроумное сооружение на месте.

Выглядело оно довольно глупо, и, когда я присмотрелся повнимательней, то понял, что это именно то, что кажется — чашечка от лифчика! Подкладка из бюстгальтера! Пару репетиций я сдерживался, рассчитывая, что Ник Мейер или хоть кто-нибудь что-нибудь да скажет, но, похоже, никто ничего не замечал. В конце концов, подошло время снимать сцену, и мне пришлось высказаться. Прежде, чем заработали камеры, я произнес: