— Как?
— Вот так, — девушка пожала плечами и направилась к печи. — Неприятно немного было, но чтобы прям жутко больно — нет.
Зария промолчала, накрыла кадку с тестом чистым полотенцем и вдруг хмыкнула. А потом негромко рассмеялась. Василиса, удивленная таким ярким и нехарактерным для ее помощницы проявлением эмоций, подозрительно посмотрела на помощницу:
— Ты чего?
— Багой теперь не только сон потеряет, но и дар речи... — Зария прыснула, зажав ладонью рот.
Следом рассмеялась и Василиса.
Еще через полчаса стряпуха шмыгала между столиками, стараясь не смотреть в угол, где все еще сидели Грехобор и Милиана. Нет, ну вот что на них смотреть? Бежать, бряцая металлом, и орать: "Руки прочь от моего мужика, курица общипанная!"? Как-то несолидно. Эта малохольная ведь рассыплется сразу.
Нет, можно, конечно, подойти и поинтересоваться — не засиделась ли Повитуха на одном месте? Бабы, поди, рожать хотят, спасу нет, так не пора ли...? Но всякий раз, когда ревнивица пыталась подойти к столику, за которым разговаривали маги, Багой свирепо окликал ее и требовал какой-нибудь помощи. Причем срочно. То ему стаканы принеси чистые, то кувшин с брагой из погреба подними, то скажи, сколько там пряностей осталось и не надо ли докупить, то просто подойди и посмотри, вон у того стола одна нога не короче ли другой?
В общем, задергал, рабовладелец проклятый. А еще он для острастки каждый раз делал такую зверскую физиономию, что хоть стой, хоть падай. Сразу хотелось подойти и подергать за усы, дабы малость обвисли. Эх, балда. Поздно стращать... поздно! Но вот как ему скажешь?
Засим имею сообщить, что минувшей ночью обрела статус супруги?
Разрешите доложить: коварный маг под покровом тьмы похитил мою девичью честь?
Позвольте поставить вас в известность относительно того, как я провела первую брачную ночь?
Или просто: уведомляю, пока ты, таракан усатый, дрых, я нализалась вишневки и забралась в постель к магу. Вон к тому, который в дальнем углу сидит. Во-о-от...
От этих нелепых мыслей на лицо лезла улыбка и Васька старательно хмурилась, чтобы не сойти за городскую сумасшедшую, которой нравится, что хозяин гоняет ее по всей харчевне с дурацкими поручениями. Чай, не фаст-фуд тут — улыбаться всякой идиотии.
И Василиса снова убежала на кухню, потому что, выражаясь словами Багоя: "Ты это... там посмотри... а то убежит чего-нибудь. Или пригорит". Тьфу, сатрап. Ну, ничего. Подхватив поднос с очередным заказом, стряпуха снова выпорхнула в зал. К счастью, путь к заказчику пролег аккурат в тот угол, где шушукалась парочка магов. Поэтому, направляясь к посетителю, Лиса не удержалась.
Тем более в этот самый миг на лице магессы отразилась странная решимость. Повитуха медленно потянула подрагивающие тонкие пальцы к щеке Грехобора.
Ну, все! Надоело!
— ЗАВТРАК!
Милиана подскочила и перевела затуманенный взгляд на горластую кухарку, которая, с грохотом поставила на их стол поднос со снедью.
— Василиса? — негромко и певуче спросила девушка. — Тебя ведь так зовут?
— Для посетителей я — Василиса Евтропиевна, — отозвалась Васька. — И звать меня не надо. Сама подойду.
И она так многозначительно посмотрела на соперницу, словно из ее грозных слов становилось ясно, что если Василиса Евтропиевна к Повитухе и явится, то только в черном балахоне и с остро отточенной косой на плече.
— Ты извини меня, — ласково попросила Милиана. — Я и Грехо... Йен, выросли вместе. Мы любили друг друга и...
— Довольно, — Грехобор, он же Йен, нахмурился. В харчевне вдруг стало холодно. — К чему ты это говоришь?
— Просто пытаюсь объяснить твоей невесте, что после стольких лет разлуки мне бы хотелось побыть рядом с тобой, поговорить. Она ведь не будет против разговора?
Вот это Василиса уже проходила. Мы всего лишь друзья! Мы только болтаем. Он мне совсем неинтересен, как мужчина. А что у него из кармана в один прекрасный день будет свисать кружевная бретелька моего бюстгальтера, так это просто потому, что у нас такие доверительные дружеские отношения.
— Конечно, она не будет! — Василиса расплылась в такой фальшивой, такой широкой улыбке, словно снималась в рекламе зубной пасты. Все ее лицо, вся она сама стала одной сияющей гримасой. — Беседуйте на здоровье! Только я бы попросила в припадке воспоминаний руки к моему мужу не тянуть!
Стало еще холоднее. В глазах мага появились льдинки, но он промолчал. Василиса еще раз улыбнулась Милиане, являя той на обозрение всю челюсть вместе с зубами мудрости. А после этого, решив исполнять арию Мефистофеля до последнего аккорда, повернулась к Грехобору и, мгновенно сделавшись прежней, сказала:
— Доброе утро! — с этими словами она обхватила лицо своего избранника ладонями и поцеловала.
Раз, другой, третий.
Когда именно он отозвался на эту бесцеремонную собственническую ласку, она не поняла, да то было и не важно. Главное — отозвался. А когда Василиса оторвалась от мага в харчевне стояла тишина, словно после автоматной очереди.
— Мне было очень хорошо этой ночью, — отчетливо произнесла девушка в этой тишине, после чего, поцеловала мужа в обезображенный шрамом висок и, невозмутимо напевая, направилась к другому столику.
Глен решает вопросы жизни и смерти
Он не знал, сколько шатался по городу. День сменялся ночью, ночь — днем, но колдун продолжал неприкаянно бродить по Аринтме, ни на что не обращая внимания.
Разговор с Грехобором разворошил старые обиды и сомнения, поднял в душе волну уже привычной ярости. Ничего не хотелось. Даже идти к ней. Какой смысл? Зачем?
Мертв.
Да, дэйн достал-таки Глена, и тот, смертельно раненый, полз и полз, теряя силы, и умер, уронив голову на холодные руки, когда последние жизненные токи покинули агонизирующее тело. А потом... потом пришла ОНА.
— Тебя трудно найти, — раздавшийся над ухом мягкий вкрадчивый голос заставил колдуна вздрогнуть от неожиданности. — Ты не явился на встречу. Ушел из харчевни. В чем дело?
Ее речь лилась и журчала, мелодичная, певучая. Казалось, ее можно слушать часами. Слушать и ни о чем не думать, растворяться в нежной музыке интонаций. И еще ей нельзя не подчиниться.
Но Глен промолчал.
Женщина, стоящая напротив, была прекрасна. Каштановые блестящие волосы, струились, собранные на затылке резным гребнем. Бархатная кожа, казалось, светилась изнутри. Аккуратный прямой нос, красивые нежные губы, золотисто-карие глаза в обрамлении густых ресниц. Плавные плечи, полная грудь, пышные бедра... Она была совершенством. Желанным и недостижимым.
Однако Глен смотрел и не замечал чарующей прелести. Он видел мрак. Тьму, что облюбовала этот прекрасный сосуд, сделала его своим домом, своим вместилищем. Колдунья редкостной силы. Равно ненавидящая людей и магов. Такая же, как он.
— Говорил с Грехобором, — мужчина поморщился.
Маг сказал ему нечто странное, нечто, что колдун никак не мог понять и обдумать. И сейчас, в присутствии Анары, пришлось на время отодвинуть эти мучительные воспоминания куда-то на дальний краешек сознания, забыть про них.
— Никогда прежде я никого так сильно не хотел убить, как этого...
— О... я понимаю, — Анара тонко улыбнулась. — Грехобор всегда отличался от прочих магов... Может быть, мы с тобой все же найдем местечко поукромнее, поговорим?
Колдун кивнул и двинулся следом за женщиной. Она вела его извилистыми улочками, иногда столь узкими, что от одной стены дома до другой можно было дотянуться, просто раскинув руки в стороны.
Наконец, ведьма скользнула к одному из неприметных домишек, стоявших на самой окраине. Покосившаяся постройка доживала последние дни — фундамент просел, крыша сползла набекрень, а дверь болталась на единственной покореженной петле.
— Итак? — Анара скользнула в черный проем и повернулась к колдуну. — Дай, угадаю. Он не будет помогать?
— Нет.
— Так я и думала. Однако попробовать стоило, — женщина задумчиво потерла подбородок и с легкостью заключила. — Значит, придется от него избавиться. Пока этот упрямец крутится около Василисы, мы ничего не сможем сделать. Зря ты ушел — мало ли что могло произойти?
— Что? — Глен усмехнулся. — Ну, если только с дэйном сцепится за девчонку.
— Это было бы слишком хорошо, и именно по этой причине подобное не случится. — Анара задумчиво посмотрела на собеседника. — Ты говоришь, там еще крутится ущербная девка? Эта... как ее...
— Зария, — нахмурился колдун.
— Точно. Зария, — женщина покачала головой. — Звездный Свет... жрицы всегда давали идиотские имена своим детям. — Она свободная?
Глен кивнул.
— Хорошо. Погуби. Нам нужна испорченная лантея, и эта кривобокая подойдет, как никто.
Колдун оторвался от косяка, к которому прислонился, и подошел к заговорщице.
— Ты кое-что забыла. Я всего лишь дух, достаточно сильный для того, чтобы не раствориться, но бестелесный. Как ты предлагаешь мне совершить задуманное?
Анара перевела взгляд на мужчину и сладко улыбнулась:
— Приведи ее сюда, а остальное... сделают другие. Более осязаемые.
От этих слов душу колдуна словно кольнула ледяная игла. Анара была воплощенным злом и, глядя на нее, становилось сразу понятно, почему обычные люди так ненавидят магов и колдунов, но... она обещала вернуть Глену жизнь. А, видят Боги, ничего он не желал столь сильно!
Другое дело — сможет ли он ради этого погубить девушку, которая не заслуживала такого ужаса? Сможет убить ее, чтобы выжить?
Постепенно к покосившемуся домику стягивались другие колдуны. И каждый рассказывал о том, чего смог добиться. Анара выслушивала всех, давала новые поручения. На нее смотрели, как на богиню, поклоняясь невиданной силе, уму и красоте. И каждый колдун мечтал о том, чтобы ее слова о свободе для их племени оказались пророческими.
Глен не интересовался дальнейшим ходом дел. Ему следовало возвращаться. И, раз Грехобор не хотел помогать, колдун собирался сделать так, чтобы маг не сумел и помешать. Если же ради этого придется причинить боль Василисе... что ж.
А Зария?
...Когда Глен вновь явился в "Пятак", то первым делом скользнул на кухню, где у плиты, напевая незамысловатую песенку, хлопотала черноволосая тоненькая девушка.
Она уже не выглядела такой болезненно худой как в первый день их знакомства. Стала веселее и будто светилась. Словно почувствовав его появление, чернушка обернулась, улыбнулась и вернулась к прерванному занятию.
Колдун представил на миг, как это лицо исказится болью, как покорность судьбе снова погасит блеск глаз, скрытых за длинной челкой, и руки сами собой сжались в кулаки. Он не хотел поступать с ней так подло и жестоко. Но он хотел снова стать живым. И не мог представить, как сделать одно без другого...
Почему же так сложно принять решение? Прежде он никогда не испытывал сомнений. Если видел цель и знал путь, которым можно ее достичь — смело шел вперед. И получал, что хотел. Но отчего теперь он колеблется, размышляет, словно пытается... избежать неминуемого или оправдать то, что оправданию не подлежит?
Как поступить? Что делать, если совесть в разладе с самой собой? Она требует спасти единомышленников и не обижать ту единственную, благодаря которой спасение возможно. Колдун злился на себя, на Зарию, которая так некстати все осложнила, на Василису, которая встретилась ему на пути, на дэйна, который его убил и особенно — на Грехобора, который не желал ему помогать.
Противоречивые, но до крайности недобрые мысли захлестнули рассудок и Глен почел за благо оставить таверну, в которой все вызывало ярость и горечь. Он выскользнул в распахнутую дверь и замер возле крыльца. О, если бы у него был какой-то шанс, хоть малейшая надежда, хоть крошечное прозрение!
— Сволочь жестокая, — прошипел он, опускаясь на землю. — Прекрати свои игры. Слышишь, Маркус? Хотя бы раз не будь такой бессердечной скотиной...
— Не слышит, — спокойный голос Грехобора заставил колдуна вскинуть голову. — А если и слышит — все равно не ответит.
Маг стоял неподалеку, прислонившись спиной к прогретой солнцем стене харчевни.
— Когда я только начал свой путь, то частенько срывал горло, пытаясь до него докричаться. Не получилось ни разу...
— Что тебе? — буркнул колдун, которому не хотелось беседовать и уж тем более разговаривать по душам.
— Ничего, — разрешенный маг пожал плечами и прикрыл глаза. — Я жду свою... Василису. Хочу поговорить, понять кое-что.
Дух в ответ промолчал. Между ними все уже сказано, поэтому нет смысла опять сотрясать воздух. Нужно просто действовать так, как задумано, следовать цели. Но как же сложно на это решиться!
Ерунда. Он сможет.
— Как поживает Анара?
Спокойный вопрос застал Глена врасплох. Грехобор по-прежнему стоял, прислонившись к стене, закрыв глаза, впитывая тепло утреннего солнца. Выглядел он равнодушным и совершенно безучастным.
— Жива. Здорова. Жестока, — коротко ответил Глен.
— Она в городе?
— Тебе-то что?
— Ничего, — согласился маг. — Просто удивляюсь. В нашу последнюю встречу она была полна решимости удалиться на покой. Старуха устала.
— Старуха? — колдун хмыкнул, вспоминая роскошную женщину, вызывающую у любого мужика прилив вполне однозначных плотских желаний. — Занятно.
Грехобор пожал плечами, словно давая понять, что ничего занятного в чей-либо старости не находит. Его собеседник замолчал ненадолго, а потом не выдержал:
— Почему ты отказываешься помочь?
Стоящий рядом мужчина вздохнул, но промолчал.
— Ты что не понимаешь, что твой отказ все только усугубляет? — разозленный его равнодушием, снова заговорил Глен. — Ты...
— Скажи, что стало с магами, которых вы освободили? — перебил рассерженного духа Грехобор.
Колдун застыл. Каким образом шатающийся по лесам и полям странник, который по нескольку месяцев и словом-то ни с кем не перекидывается, мог знать? Откуда?
— Они живут... — хрипло начал Глен, но собеседник снова перебил его.
— Они мертвы. И умирали один за другим. Все. И твоя выходка ничего не дала.
— С чего ты это взял?
— С того, что твои друзья — колдуны. И ты колдун. Вам не нужны маги. Вот новые друзья с проклятой силой — да, но не маги. Особенно молодые, без назвища, с силой, которая сводит их с ума. Так ведь и случилось с теми освобожденными. Верно? А когда они обезумели, их перерезали, как скот.
— Ты...
— И дэйны рыщут уже не в поисках магов, а в поисках колдунов. Как быстро они позабыли про пустые Клетки. Не пустились в погоню, не ловят сбежавших. Знаешь, почему?
— Почему?
— Потому что маг без назвища больше седмицы не живет, если только его дар не сдерживает дэйн. Вы, дураки, даже не представляете, как сила уродует нас. Вас она просто подчиняет, а магов — ломает, долго, мучительно, пока не убьет. Что? Думал, это сказки — что магу без дэйна не прожить? Решил, Клетки созданы из жестокости?
Оглушенный новым знанием колдун молчал. Грехобор же, не открывая глаз, безжалостно продолжил:
— Будь ты поумнее, ты бы задумался еще и вот над чем — куда ушла сила умерших? К детям или взрослым? Как они справляются с Проклятым даром? Сам-то долго привыкал?
