Шахматы Богов

Русберг внимательно осматривал еле отличимые тени, бродящие в проблесках костров. Переводил взгляд на очередной взлетающий огненный болид и снова возвращался к теням. Сарийцы улавливали каждое его телодвижение, все же они не доверяли, и их можно понять — впервые за многие столетия в их городе находился чужак, тем более столь опасный. Сиригал стоял рядом и с хмурым лицом смотрел в темноту. Очередной болид взмыл в небо и с ревом устремился прямо в ту часть стены, где стояли они. Сарийцы зашевелились, некоторые напряглись — яркая вспышка в небе со стекающими полосами пламени по невидимой преграде на мгновения осветили окрестность, свет вспышки ворвался в бойницу, заставив многих прищуриться. Некоторые сарийцы в рясах упали, но их подхватили и отволокли в сторону, уложив на тут же стоящие лежаки.

— Завтра будет атака, — холодно произнес Русберг.

— Ты уверен? — спросил Сиригал.

— Да... завтра будет атака перед...

— Чем?

— Перед сокрушением, они ждут подкрепление. Среди костров не пьют, а это верный признак.

— Сообщите Правителю, — сказал Сиригал одному из сопровождавших, — Пусть готовится к штурму. Ну а нам нужно отдохнуть.

— Его словам нельзя...

— Я его словам верю, как своим, — отрезал Сиригал, — Или вы уже и мне не верите?..

В небольшой комнате из мебели присутствуют только каменные застеленный лежак, стол и полированная глыба. Свет исходит из все тех же синеватых кристаллов в стене, коими освещалось буквально все. Окна, как и всюду, где Русбергу довелось быть, не было. Но все же сия обитель не походила на тюремную камеру, по крайней мере, дверь не запирали, оставив гостя наедине.

Он потрогал идеально отполированную стену, камень оказался теплым, поверхность почти зеркальная, не видно ни трещин, ни зазоров между блоками, словно комната была высечена прямо в скальной породе. И данная мысль имела право на существование, ведь по всем наблюдениям, он находился как раз под землей, точнее предположительно в скале, поэтому взрывы в городе лишь слегка содрогались помещения, не вызывая обвалов. А если они в скале, то скорее всего именно внутри вулкана, у подножия которого и стоит город. Отсюда и чернота обстановки, и теплые стены, и неспособность имперских болидов проникнуть внутрь укрепления из-за неспособности прожечь то, что было рождено пламенем.

Он сел на камень перед столом, на котором стояли большая миска местного супа, кусок лепешки и чаша с каким-то напитком. Экзотический вкус и сильно острые специи пробрали нутро, очищая разум и распыляя аппетит. Все показалось настолько вкусным и знакомым, о котором он тосковал, что миска опустошалась стремительнее того, как в ней разбегались волны от погружающейся ложки. Отпитый из чаши напиток был безалкогольным и тем сильнее желаемым — сок фруктов как нельзя кстати. Еда впитала силы, снимая усталость, о которой он как всегда и не думал. Специи очистили разум, дыхание стало более свободным, послевкусие приятное и свежее.

Нет, все же это был самый лучший стол за всю его память. Все эти трактирные похлебки, походные котлы и подачки Наставников никогда не сравнятся с этой миской истинно мастерски приготовленного супа. И именно с первыми ложками он осознал, что питался подобно дикому зверью и зачастую гнилой падалью. И именно эта миска заставила задуматься о своем будущем, о том, что стоит ценить и за что стоит сражаться. Эта миска показала, как можно жить, не будучи обремененным ненужными вещами и быть поистине счастливым.

Теперь он понимал, почему вокруг все так просто и в то же время лишено ненужного, тленного. Человеку достаточно лишь семейного уюта и хорошей пищи, чтобы быть довольным своей жизнью, а золото хоть и не ржавеет, им не наешься в голодное время. Странно конечно, что все мысли пропали за раздумьем о том, как он питался и как будет после этого питаться. Вообще странно, что он думает о мирском, о доме, уюте, но почему-то сейчас хотелось думать именно об этом, отстранившись ото всего остального. Не вечно же думать о мести, сражениях и расплате. Сейчас приятно думать именно о том, чего ему не доставало всю свою дорогу бытия. Жизнь вольного наемника изначально была лишена всего, а нынешняя до поры вообще была лишена самого понятия смысла жизни. Ведь он был хищным зверем, убивавшим, чтобы выжить, чтобы есть, чтобы убивать.

И эта еда, приготовленная настолько вкусно даже для него, чужака, показала, как могут относиться к тебе. Не все в мире такие же звери, не все алчущие смерти и падкие до золота. И некоторые достойны на существование без боязни всеобщего истребления. Именно поэтому он должен был сюда прийти и встать на защиту этого народа.

* * *

Силуэты, лишенные очертаний и лиц устремляли свои незримые взгляды, окружив со всех сторон незримой пустоты. Среди толпы лишь эти тени, зачем-то пришедшие и молчаливо смотрящие на него.

"Кто они, откуда? Чего они хотят"?

Он посреди небытия, под ногами лишь бездна мрака. Чувство отсутствия течения времени, безразличие отсутствия плотского мира. Взгляд ловит бесчисленные силуэты, конца и края нет этому морю послесмертия. Безликие взоры смотрели прямо в глаза, пронизывая сущность насквозь, выворачивая ее и изучая. Мгновения растягивались в вечность, силуэты, казалось, пришли переворошить его всего, но вдруг силуэты развернулись и истаяли во мраке. И лишь один оставался стоять на месте, продолжая смотреть.

Попытка окрикнуть утопала в тщетности издания малейшего звука или хотя бы хрипа. Силуэт просто стоял напротив, и казалось, что он стоит рядом, хотя расстояние до него было беспредельно. Внезапно появилось гнетущее чувство, что все вокруг сжимается, стремясь уменьшиться до точки, волной захлестнуло ощущение висения вверх ногами и внезапного продолжительного падения. Ни стен, ни неба, ни дна. Лишь гнетущий пристальный взгляд силуэта перекраивающий сущность по-иному, заново, во что-то новое. Все мысли истаяли в один миг, все стало не важно, утратило смысл. Важен лишь этот взгляд, важно лишь одно слово, простое, но отзывающееся внутри небесным громом. Важно лишь "Я".

Сквозь пелену пробились малые черты лица, взгляд повсюду: рядом, далеко, сверху, снизу. Силуэт схватил за невидимые руки, и жар новой силы ударил штормовой волной, сокрушающий прибрежные скалы, сметая заслоны сознания. От обжигающей силы хочется кричать, но звуки даже не зарождаются в попытке вырваться. Но уже собственные руки еще сильнее вцепились, не желая отпускать, и сила с еще большим жаром нахлынула, и сознание принимало ее, новую, чистую, утраченную, родную.

* * *

Русберг проснулся в холодном поту, зрачки глаз скрылись под белой пеленой. Все тело покрылось распухшими сосудами, пульсирующими при каждом частом ударе сердца. Он приподнял голову, преодолевая прижимающую к полу боль от тяжести собственного тела.

На плите выбиты символы, понятные, сарийский язык, имя, его имя, но написано иначе, те же буквы, но написаны "Суг Берр", его могила. Руки опустились на холодный камень — склеп содрогнулся, с потолка посыпались куски камня, плита потрескалась. Символы вспыхнули, озарив весь склеп ярким светом, очертания склепа задрожали, сворачиваясь подобно скручиваемой тряпи. Русберг закричал, глаза налились кровью, сосуды разбухли, пальцы проскребли вековечный камень, оставляя борозды. Яркая вспышка, отбросила в сторону, он упал без чувств, все разом прекратилось.

* * *

Кольцо вращалось столь стремительно, что, казалось, сливалось в единую серебряную сферу, вокруг которой образы метались подобно разворошенным пчелам вокруг улья. С поверхности кольца время от времени срывались кусочки какой-то сетки и вспыхивали, едва отлетали в сторону. Это было именно то, что он пытался заметить, та неуловимая частица чуждого, след от печатей Теней. И вот теперь, когда последние нити сгорали в пламени, он почувствовал, как наконец освободился от оков. Но это не главное.

Сотни ранее хаотичных обрывочных образов срывались и врезались друг в друга, смыкаясь с теми воедино. Объединившиеся вновь захватывали другие и принимались вращаться в одной плоскости, связываясь, стягиваясь разрастающимися частями. С каждым мгновением, все больше образов присоединялись, заполняя сочленения, между ними раскидывались новые нити, захватывая пролетавшие мимо образы. И в тот момент, как последняя прореха заполнилась, по поверхности прошли языки алого пламени, спаивающие чернеющую поверхность воедино. Серебряное кольцо замедлилось, оказавшись внутри черного, вращающегося на той же оси. Между ними проскакивали разряды, а беспорядочно мечущиеся обрывки стремились прицепиться, но отлетали прочь.

Внезапное чувство тревоги заставило оторвать взгляд от колец и посмотреть в сторону. Кроваво-пепельный силуэт стремительно приближался сквозь безграничность небытия. Разрывая то всепожирающим мечом, по лезвию которого непрерывно стекала кровь.

Непреодолимое чувство страха заполняло изнутри, и скрывающийся под плащом, приближаясь, преумножал страх. Неизвестный и от этого более сильный враг стремительно сокращал бесконечное расстояние между ними. То, что приближалось, несло лишь одно. И это уже совсем рядом, вот-вот уцепится и разорвет, растерзает, уничтожит. Еще чуть-чуть и...

* * *

Раздался стук в дверь. Сиригал встал с постели.

— Входите!

Дверь открылась, и вошел страж, приклонив голову.

— Достопочтенный, Правитель просит вас срочно.

— Хорошо.

Сиригал быстро собрался и последовал за стражем. Время от времени стены содрогались, на сводах местами появились паутины трещин.

-Вы позвали...?

— Гость исчез.

— Исчез? — недоуменно спросил Сиригал.

— Да, Достопочтенный. Его нет в покоях.

— И никто не знает, куда он пропал?

— Нет, мы не оставляли охрану, как вы и просили.

— Его кто-нибудь ищет?

— В пределах, далее опасно.

— Согласен, снаружи все еще горит?

— Да, бомбардировки не прекращаются, пожарище по всему городу.

— Внутрь не проникает?

— Пока своды держат.

— Хорошо, поспешим тогда...

— Размещаем стрелков вот тут и тут, и они будут отсекать пехоту на подступах. Далее, выдвигаем сотню лучших в тыл и атакуем осадные орудия, а после и остальных, — водя рукой среди фигурок по одной из разбросанных на широком каменном столе карт, твердым голосом произносил царь Гардиал.

— Не выйдет, — произнес седовласый воин, — Там очень много сильных магов, они отсекут нас сразу же.

— Что же тогда предложишь?

— Пока ничего, любая попытка атаковать приведет к одному результату, и он будет для нас не самым лучшим.

— Но и сидеть мы не можем, своды пока еще сдерживают, но насколько их хватит?

— А если мы атакуем, то после врагу ничего не помешает начать штурм.

— Вдобавок к ним подошло еще пять легионов, причем один инквизиторский, — влез в разговор другой седовласый воин.

В зале вообще не было молодых воинов, все уже давно мужи, побывавшие во многих сражениях. Самые возрастные старцы сидели и молчаливо наблюдали за происходящим, и в глазах их не было старческого малоумия, наоборот, накопленная мудрость. Но сейчас даже их опыт был малополезен, когда враг многократно сильнее, и шансы многократно малы.

— Приветствую сынов народа.

Все в зале обернулись на слова вошедшего Сиригала.

— И мы приветствуем, Достопочтенный, — присутствующие почетно поклонились, старцы слегка наклонили головы.

— Как и сказал Гость, — начал Гардиал, как только Сиригал подошел к столу, — они начинают штурм. Мы готовы отразить их атаки.

— Мне сказали, что он пропал.

— Да, он не выходил, за пределы коридора к его покоям, но когда утром зашли разбудить, внутри никого не оказалось.

— Так стража была? — Сиригал попытался выразить удивление.

— Нет, но мы наблюдали, — произнес один из Старейшин.

— Все же вы мне не доверяете.

— Не Вам, ему, тем более, что он был выращен Сатхалами.

— Он же Отрекшийся, Восставший.

— Но все же он Убийца, причем не простой, а Нерожденный.

— Но в первую очередь он Архаат, и я заглянул в него, в нем истлели путы Сатхал.

— Но все же мы не доверяем ему, сколь бы сильно мы не принимали твои слова, Великий. Извини нас, но время сейчас не располагает к доверию.

— Что ж, пусть это будет на вашей совести.

Стены содрогнулись и покрылись трещинами, десятки взрывов раздались над головами. В зал вбежал страж, низко кланяясь.

— Достойнейшие, штурм, — переводя дух, сказал он.

— Началось. Всем на стены и ждать дальнейших приказов.

Воины поспешно удалились из залы, остались лишь старцы, Гардиал и Сиригал, пристально изучающий карты, некоторые из фигурок самостоятельно перемещались по рисованной местности, обозначая передвигающиеся вражеские легионы.

— Сколько осталось стражей? — спросил Сиригал, смотря на немногочисленные фигурки на изображении стен.

— Пять сотен, но мы отобьем любые атаки.

— Не отобьете.

Все обернулись, в полутемном углу стоял сарийский воин, но его доспехи были несколько иные, что в полумраке различалось едва, лишь только слегка мерцающие символы выдавали различие.

— Вы не сможете отбить, сколько б не приложили усилий, пусть даже на стены выйдут женщины.

Его голос был знаком, но он говорил на чистом сарийском языке, что вводило в смятение. Но доспехи по телу, символы которых знал каждый сариец наизусть, говорили то, что перед ними стоит тот, увидеть кого здесь никто не ожидал.

Он шагнул на свет. Он смотрел каждому встречному в глаза, и те сразу прятали их, встречая непреодолимую силу, видя его второй раз в жизни. На нем черные доспехи, украшенные витиеватыми узорами, литой по голове шлем, за спиной два парных черных клинка, которые были лишь у Тринадцати. Русберг подошел к столу и оперся руками, осматривая карты. На пальце его правой руки перстень с древним символом Первых.

— Не отобьем, как бы не старались, и все здесь давно это знают, только боятся признаться.

— ?

— Я понимаю ваше удивление, никто из вас не подозревал, кто я на самом деле. Но времена изменились, и теперь даже враги должны знать.

— Великий, есть ли шанс на спасение? — превозмогая внутренний страх, произнес один из старцев.

— Есть, и вы его знаете. Но цена будет высока. Они пришли за тобой, — обратился Русберг к Сиригалу.

— Кто? — тихо произнес Сиригал.

— Ты знаешь о ком я. За стенами не простое войско, какие мы отбивали веками. Среди легионов стоят равные мне, и никто из вас не сможет им противостоять даже с сотней, даже с легионом.

— Как ты смеешь...

— Смею! Гардиал, сын Сирагира, сына Аргирора, сына Бартишора. Смею! И ты это знаешь, и знал, слова Пророка ты помнишь до единого, и ты понял это, как только я вступил сюда. И Подгорный Друг тебе сказал обо мне. И ты знаешь о Долге. Но не об этом сейчас. А сейчас прикажи принести Саркофаг Ночи.

Тихий шепот раздался среди старцев, в котором чувствовалось возмущение и страх.

— Ничего уже нельзя избежать, Мудрые. Пришло время Великой Войны. И именно сегодня Врата должны быть запечатаны. Вам же следует подготовиться к последнему испытанию.