Капитан Магу

— Слушаюсь, господин капитан!

Десять минут спустя Алекс шагал по дороге в направлении османийских позиций. За ним держа винтовку "на караул" шел солдат. На штыке развевалась чья-то новая, ни разу не использованная портянка. По дороге они прошли мимо раненого османийца. Он сам сумел перетянуть простреленную ногу, но ослабел от большой потери крови и уже не мог даже ползти. Увидев подходящих руоссийцев солдат было дернулся, но увидев желтоватую портянку на штыке остался лежать на месте, только молча проводил врагов взглядом.

С той стороны шли трое: гвардейской стати офицер, солдат с белым флагом и какой-то гражданский в смешных туфлях с загнутыми носами, видимо, толмач. Встретились как раз посредине между стеной и залегшими среди камней османийцами. Когда до шедшего впереди офицера оставалось пять шагов, капитан остановился.

Первым представился османийский офицер.

— Ярбай Озчелик.

— Капитан Магу, — назвался в свою очередь Алекс.

Ярбай, насколько мог припомнить капитан, соответствовал званию подполковника в руоссийской армии. Отсюда следовало, что сейчас они имеют дело с османийским батальоном. Тем временем Озчелик выдал длиннющее предложение. Гражданский, действительно, оказался толмачом.

— Ярбай Озчелик предлагает объявить перемирие для сбора убитых и раненых.

По руоссийски толмач изъяснялся весьма прилично, хоть и с заметным восточным акцентом.

— Не возражаю, — согласился капитан. — Двух часов вам будет достаточно?

Толмач перекинулся с офицером парой коротких фраз, после чего, османиец кивнул.

— Ярбай Озчелик говорит, что двух часов будет достаточно.

— В таком случае, на поле должно быть не более десяти человек без всякого оружия, даже холодного. Повозки не должны заезжать далее этого места.

Это условие вызвало неприятие у османийского офицера.

— Ярбай Озчелик настаивает на двадцати солдатах.

— Хорошо, пусть будет пятнадцать. Через пять минут начинается отсчет времени.

На этом компромисс был достигнут. Алекс отдал честь офицеру противника, тот ответил тем же. Война войной, а противника нужно не только ненавидеть, но и уважать.

Обратный путь лежал мимо все того же раненого османийского солдата. Алекс встретился с ним взглядом.

— Все в порядке, скоро за тобой придут.

Османиец, конечно, его не понял, но по интонации догадался. Что-то произнес в ответ, похоже, благодарил. А ногу-то ему вряд ли спасут, рана у него нехорошая, кость, судя по всему, задета.

За стеной парламентеров встретил изнывающий от любопытства лейтенант Саев.

— Какие новости, господин капитан?

— Плохие, лейтенант. Крови мы им выпустили изрядно, но у ярбая Озчелика все еще не менее пяти сотен штыков против наших сто тридцати. Днем они уже вряд ли сунутся, а вот ночью... В темноте нам их не удержать, массой задавят.

— Так что же нам делать?

— Не знаю, лейтенант. До темноты еще есть время, придумаю что-нибудь. Но есть еще и хорошая новость.

— Это какая же? — оживился субалтерн.

— Через два часа мы точно будем еще живы. Распорядитесь поднять белый флаг над стеной. Пора уже.

Легкий ветерок лениво полоскал поднятую над стеной портянку. Алекс еще раз внимательно рассмотрел поле перед стеной, по которому, собирая раненых и убитых, бродили османийские солдаты. Время шло, а решение так и не находилось. Все же четырехкратное преимущество было подавляющим. Было бы здесь узкое ущелье или горный перевал, тогда можно надеяться удержать позицию. Но здесь место ровное, почти плоское, а стену преодолеть не так уж и трудно. В темноте всех не перестреляешь, где-нибудь обязательно прорвутся и тогда все, конец. По всему выходило, что предстоящую ночь капитану Магу пережить не удастся.

Странно, но страха не было. Пока еще было время, разум сознательно отвергал неизбежность приближающейся смерти, хотя где-то в глубине мозга уже завелся точивший его крохотный червячок. Алекс открыл крышку часов, два часа гарантированной жизни истекали. Дурак, надо было предложить хотя бы три.

Единственная здравая мысль, до которой он додумался, разложить перед стеной связанные между собой пустые консервные банки, а когда пошедшие на приступ османийские солдаты заденут их, бросить через стену заранее подготовленные гранаты. Да была еще слабая надежда на лунную ночь. Не густо, прямо скажем.

— Спустить флаг!

Означавшую перемирие портянку убрали со стены. Алекс надеялся, что до темноты османийцы беспокоить их не будут, но как оказалось, у ярбая Озчелика в рукаве оказался припрятанным еще один козырь, как будто остальных ему было недостаточно.

Первая граната перелетела через стену и в паре сотен саженей за ней исчезла в грохоте взрыва и белом пороховом дыму.

— Ложись!

Солдаты попадали, кто, где стоял, никто не пострадал. Вторая граната ударила в основание стены. Стена устояла, калибр у османийского орудия оказался невелик. Интервал между выстрелами составил около минуты. Это, а так же неверно взятый для первого выстрела прицел, показал, что пушка у противника только одна, а выучка орудийной прислуги оставляла желать лучшего.

— Всем в укрытия!

Солдаты сами догадались укрыться в башнях, их прочную кладку и толстые блоки слабенькой османийской гранате не под силу. Но в места в башнях хватило едва ли половине роты, остальные укрылись за самими башнями и под стеной.

Третья граната попала в верхний край стены, в разные стороны полетели обломки камня и чугунные осколки. Одного из лежавших под стеной рядовых зашибло камнем. Окровавленного солдата перевязали и утащили в тыл.

— Что будем делать, господин капитан?

Воспользовавшись паузой между двумя выстрелами, лейтенант Саев добрался до командира и присел рядом с ним, опираясь спиной на стену башни. Четвертая граната ударила в стену. Грохот, дым, разлетающиеся камни и осколки. Вроде, на этот раз никого не задело.

— А что вы предлагаете лейтенант? Атаковать или отступить?

Субалтерн задумался на пару секунд, не более.

— Я считаю неприемлемыми оба предложенных вами варианта, господин капитан.

— Полностью с вами солидарен, лейтенант. Поэтому, единственное, что нам остается — сидеть здесь и ждать, когда же у них закончатся снаряды.

Казалось, этот обстрел не закончится никогда, хотя часы показывали, что прошло меньше часа. Маленькие, злые гранаты прилетали одна за другой. Будь у противника пушка больше калибром или лучше обученные артиллеристы, больших потерь было бы не избежать. А так, только один убитый и трое раненых. Но стену османийцы расковыряли основательно.

— Лейтенант, какая у противника пушка?

— Полагаю, бритунийская четырехфунтовка.

— Согласен. А сколько снарядов вмещает зарядный ящик этой пушки?

— Э... Шестьдесят.

— На экзамене отличная оценка была бы вам обеспечена. А сколько гранат было выпущено по нам?

— Около полусотни.

— Сорок восемь, если быть точным. Где еще двенадцать?

На эту задачку лейтенант потратил на пять секунд больше.

— Двадцать процентов снарядов в зарядном ящике — картечь. А картечью по нам стрелять бессмысленно.

— Да, про картечь я как-то забыл. Кстати, лейтенант, вы, кажется, хотели услышать визг вражеской картечи? Сегодня ночью у вас будет такая возможность. И не надо меня благодарить.

— Вы что-то задумали, господин капитан?

— Да. Мы атакуем их сразу же после наступления темноты. Чего-чего, а этого от нас они не ждут. Будет шанс застать противника врасплох. Распорядитесь приготовить подрывной заряд для орудия. И пусть унтеры выгонят солдат из башен, на сегодня концерт окончен.

Темнота была, хоть глаз выколи. Наступающим это было на руку, но в любой момент могла взойти луна или османийцы могли двинуться навстречу, приходилось торопиться. Однако больше сотни солдат не могли двигаться бесшумно, то солдат о камень споткнется, то солдатская амуниция брякнет. Выдвижение роты могло быть обнаружено противником в любой момент, но пока руоссийцам везло.

Капитан Магу разделил роту надвое, по шесть десятков штыков в каждой полуроте. В лагере за стеной остались только раненые. Обе полуроты выдвигались, прижимаясь к краям прохода, так как единственная пушка османийцев стояла в центре около дороги, а попасть под картечный выстрел никому не хотелось.

— Что это?

— Костры жгут, господин капитан. Озябли османы.

Унтер-офицер Таропшин сходу опознал странные сполохи на камне. Османийцы предусмотрительно расположили свой лагерь в низине, так, чтобы огонь костров не был виден со стороны руоссийских позиций. Шорох множества ног, обутых в тяжелые сапоги. Движение роты могло быть обнаружено противником в любой момент. Напряжение нарастало буквально с каждым шагом.

— Ким гидер?!

Вот и проснулся первый из османийских часовых.

— Вперед! В атаку!

Первый выстрел утонул в грозном руоссийском "Ура-а-а-а!!!". Внезапность атаки и темнота сделали свое дело — османийцы запаниковали и, не слушая команд своих офицеров, побежали.

За последние полтора столетия две империи неоднократно сходились в жестоких схватках за приграничные территории, и каждый раз османийские солдаты убеждались, что единственный шанс уцелеть в рукопашной с руоссийцами — не вступать в нее вовсе. Наоборот, руоссийские солдаты были твердо уверены в том, что если сойтись с османом на расстояние штыкового удара — победа обеспечена. Не было еще такого, чтобы османийцы смогли сдержать штыковой удар руоссийской пехоты. Не было, и все. А если и было, то все забыли давно.

И на этот раз, стоило руоссийцам возникнуть из темноты со зловеще поблескивающими в свете костров примкнутыми штыками, как первые беглецы рванули в спасительную темноту, даже не пытаясь схватиться за оружие. А дальше волна паники покатилась через османийский лагерь. Многие солдаты присоединились к бегущим, даже не поняв, что именно происходит.

— Ура-а-а-а!!!

Алекс успел опустошить барабан револьвера только наполовину, настолько быстро растворились в темноте враги. Тех же, кто пытался оказать сопротивление, перестреляли и перекололи в считаные минуты. Кто не успел сбежать, забились по щелям, молясь, чтобы в темноте руоссийцы их не нашли. Полный успех!

— Ура-а-а-а!!!

Уже остались позади костры вражеского лагеря, только топот множества сапог указывал направление... Та-дах!!! Вспышка взрыва позади, ударная волна мягко толкнула в спину. Кто-то, не потерявший головы в общей суматохе, использовал подготовленный пороховой заряд по назначению. Только сейчас капитан Магу понял, что поставленная задача выполнена — противник разогнан, орудие подорвано, идти дальше бессмысленно и опасно.

— Стой! Стоять, кому говорю!

Ближайшие солдаты узнали голос ротного командира, следом подключились унтеры, постепенно, азартно бегущая за врагом толпа остановилась.

— Разобраться по взводам! Подобрать раненых! Собрать оружие!

А тут и субалтерн отыскался с саблей в руке.

— Господин капитан, вверенная мне полурота, задачу выполнила полностью!

Даже в свете костров было видно, как возбужден юный офицер. Еще бы, первая атака, первая победа и ни одной царапины.

— Придите в себя, лейтенант! Уберите саблю и займитесь эвакуацией раненых. Нужно отыскать всех, ни одного оставить нельзя.

— Слушаюсь, господин капитан! Так точно, господин капитан!

— Выполняйте, лейтенант.

С трудом восстановив порядок, Алекс приказал прочесать захваченный лагерь, собрать оставшееся оружие. Раненых запретил добивать категорически. И двигал им вовсе не гуманизм. Безжалостно добитый товарищ взывает к чувству мести, а пощаженный вынуждает заботиться о себе и организовывать эвакуацию. А это требует времени. В этом случае, ночной атаки можно будет не опасаться.

А противник был все еще слишком силен. В ночном бою безвозвратные потери османийского батальона вряд ли превысили пять десятков, хотя брошенных винтовок по лагерю валялось не меньше сотни. Кроме того, трофеями руоссийцев стали шесть лошадей из орудийной упряжки.

В темноте Алекс споткнулся об османийский труп, хотел было перешагнуть, но передумал. Судя по сабле, это был офицер.

— Севрюжаев, принесите огонь!

Факел, собранный из сухих веток принесли минуту спустя. Капитан склонился над убитым. Так и есть, ярбай Озчелик собственной персоной, только теперь мундир его был залит кровью. Судя по вывернутым карманам и пустой кобуре, кто-то из солдат обнаружил его раньше. И лежал господин ярбай на самом краю лагеря, видимо, стал одной из первых жертв руоссийской атаки, что способствовало распространению паники.

В этот момент османийский офицер шевельнулся и открыл глаза, рука ярбая дернулась к уже пустой кобуре, узнал, значит. Это движение лишило раненого последних сил, из открывшегося рта вырвалось хриплое дыхание.

Алекс выпрямился.

— Севрюжаев, проследите, чтобы его перевязали. И отнесите поближе к костру, а то тут его точно затопчут.

Обратно руоссийцы возвращались нагруженными сверх всякой меры, несмотря на то, что часть трофеев удалось погрузить на отбитых у османийцев лошадей. На себе же несли раненых, сделав носилки из трофейных винтовок. Пока что не было никакой возможности уточнить потери до возвращения на свои позиции.

По мере приближения стены трофейное барахло давило на плечи все сильнее, запал боя проходил, и в свои права вступала усталость.

— Лейтенант выставьте посты, остальным разрешаю отдыхать.

— А как же трофеи, господин капитан?

— Завтра, все завтра. Да и что вы увидите в такой темноте?

Махнув на все рукой, Алекс отправился в палатку. Словно издеваясь над ним, сквозь облака выглянула почти полная луна, залив проход бледным, мертвенным светом. А османийцы до самого утра сидели тихо, и только в рассветных сумерках несколько раз пальнули из винтовок в направлении руоссийских позиций, те не ответили. Капитан Магу этих выстрелов не слышал, он крепко спал, не раздеваясь, только сапоги снял и ремни ослабил.

Утром его никто не разбудил, значит, ночь прошла спокойно. Алекс провел ладонью по колючей щеке, подумал, что надо бы побриться, но греть воду было лень, да и одеколон потом щипаться будет. "Может бороду отпустить? Ее можно раз в месяц стричь. Или все-таки побриться?". Так ничего и, не решив, капитан выбрался из палатки, и сразу же наткнулся на сияющего, как новенький пятак лейтенанта Саева.

— И что у нас случилось радостного, пока я спал?

— Ничего не случилось, господин капитан, — опешил субалтерн.

— Тогда потрудитесь объяснить довольное выражение на своей физиономии.

— А это... Вот, солдаты подарили.

Надо понимать, что именно этот армейский револьвер бритунийского производства еще несколько часов назад покоился в кобуре османийского ярбая. Кто из солдат третьего или четвертого взвода решил подмазать курировавшего их субалтерна. Нет, не то что бы Алекс приревновал молокососа лейтенанта к своим солдатам, но зарубочку на память сделал. Надо будет с ними построже обходиться, а то забывать начали, кто в роте хозяин. И субалтерну такое спустить нельзя.