Когда проведал, что мои знакомцы с коими трудности дорожные делил, они самые и есть, так в радость это дело стало. Учился переплетному делу, всю красоту книге, мне делать поручали. Кожу выделать, листы сшить, оклад, кому в дар потребно будет, у мастеров заказать. Много разного самому делать приходилось...
Иван, сам меня учил, показывал и говорил как лучше сделать, почему так и что будет ежели по-моему, но тяжело работа шла...
— А почему? — Я в первый раз перебил Анисима
— Князь наш, задумал дело большое, богоугодное, напечатать библию, полную, но для этого нужно было буквицы новые отлить, новые доски вырезать для вставок, запастись бумагой. Когда мы с дедом их на дороге встретили они в Буск ездили, тамошние мастера как раз дело бумажное освоили. Во Львов очень часто уезжал, вот и выходит, что дал он мне урок, а проверяет сын его, тоже Иван. Но он своему учить начинает, вот и приходилось меж двух огней вертеться.
На миг задумался, потом улыбнулся каким-то своим воспоминаниям, — Но мне это только впрок пошло, они были хорошие люди, учили всему, что сами знали.
* * *
Через пару дней с помощью Анисима, удалось попасть на московский печатный двор и увидеть станок. То, что видел в полиграфическом музее как экспонат, здесь работало и выдавало продукцию.
Довольно странное ощущение, смотреть на скрипящего деревянного монстра, и видеть современную поточную линию, стремительно уносящую вдаль тысячи экземпляров отпечатанных листов. Они так быстро двигаются, что сливаются в одну непрерывную черно-белую линию и глаз с трудом может выхватить из неё не слова и буквы, а только абзацы и колонки.
Посещение этой друкарни оставило в душе неизгладимые впечатления.
Анисима остановили, и о чем-то спросили я же побрел дальше, рассматривая помещения. В зале, с довольно низким потолком стоял печатный пресс, около него суетились несколько человек, один крутил ворот винта, куку, опуская пиан, другой снимал лист с напечатанным текстом и развешивал его на просушку. Батырщик набивал мацой краску и укладывал следующий лист на тимпан. Скрип и готова новая страница.
У слюдяных окошек, стоял длинный и широкий наборный стол с кассой, состоящей из маленьких ящичков с уложенным в них шрифтом. Держа в руке узкую деревянную оправку, наборщик брал по одной литере и укладывал, прижимая пальцем, чтоб не развалилось. Как только было готово слово, оно аккуратно переставлялось на тонкий лист металла, по краям лежали толстые бруски марзанов, образующие поля будущей книги. В одной из комнатушек стоял маленький горн, подобие стеллажа с уложенными брусками меди, олова и свинца. Небольшой верстачок, примитивные тиски, подсвечник с зажженной свечой и сидящий на низеньком табурете резчик или гравер, вырезает литеры. Он же после того как всё будет готово, разжигает огонь, в тигле плавит олово и отштамповав пуансоном в медной пластине оттиск отливает буквы. На полочке, закрепленной на стене прямо напротив мастера, лежат разнообразные инструменты и приспособления. Взяв одно из них, мастер проверяет отливку, если что-то не так, тут же исправляет дефект. И всё это практически на глаз.
Этажом ниже, готовят краску, для этого берут самое лучшее льняное масло, если будет плохое, то цвет после уварки будет рыжий и пахнуть будет плохо, в котел наливают примерно треть, ставят на огонь. Внимательно следят за тем чтоб при закипании не выплеснулось и не попало на угли, иначе будет пожар. Для тушения рядом стоит ларь с сухим песком.
После того как всё проварилось, масло отстаиваться, оно должно быть светло-желтого цвета.
Одновременно с этим перетирают сажу, чтоб в ней не было комков и она должна быть похожа на мельчайшую пыль, витающую в воздухе. Для этой цели служит деревянный барабан, оббитый изнутри кожей. Внутрь засыпаются сажа и медные шарики, закрывается плотно крышка и холоп начинает крутить эту мельницу. Когда готовы составляющие, наступает черед самого трудного, приготовление самой краски. В жбан наливается отмерянное количество масла и всыпается молотая в пыль сажа, берется в руки мешалка и человек начинает работать миксером.
В одной из клетушек увидел, прообраз брошюровки, переплетную мастерскую. Ручной труд и приемы практически не изменились, даже инструменты остались прежние. Шило, игла, шелковая нить, и клей.
И по всей типографии распространялся один и тот же запах. Неистребимый запах только что напечатанной книги.
* * *
Я обошел вокруг массивного агрегата, погладил шероховатый бок покрытый свежей ржавчиной. Мелькнула мысль, — 'про пескоструйку' и тихо скончалась. С легким шелестом крутился маховик, раскрученный кожаным ремнем от приводного вала, проходящего под самым потолком. Присев на корточки осмотрел штамп, вроде все нормально. Это была седьмая попытка, первые окончились неудачей.
С полгода назад дал согласие на работу и с тех пор каждый день проклинаю себя за это решение, это работа на износ, бывает, что к концу дня я не в состоянии сказать 'мяу'.
Когда то, в будущие прошедшие времена я читал много книг и там герои лихо строили паровики, электростанции и прочие прелести прогресса. Наивные люди, могу смело сказать, что одному человеку это просто очень и очень трудно
Знаю принцип, кинематическую схему, но помилуй бог, что-либо начать делать. Каждый болт, гайку, шплинт приходится изготавливать по месту, и зачастую самому. Не подумайте плохого, народ подобрался здесь действительно умелый и грамотный, но он хорош для своего времени. При обсуждении очень чувствуется пропасть времени разделяющая нас. Они просто не понимают меня, а я могу только догадываться, что они хотят получить. Мы разные и этим сказано все.
Любой механизм состоит из десятков и сотен разнообразных деталей, и они камень преткновения.
Я не отказываю никому, дерзайте, и вы сможете на коленке сделать и ракету на жидком топливе, можете построить дельтаплан, что кстати, довольно просто. Но сначала вам придется сделать огромное количество станков, приспособлений, оснасток, измерительного инструмента. Наладить дочерние производства. Любой агрегат в двадцатом веке, да и в девятнадцатом не изготавливался одиночкой.
Я могу сделать двигатель внутреннего сгорания. Знаю его устройство, но также знаю, сколько людей работает на заводах и какое оборудование для этого надо...
Этот гребанный пресс, строился целых шесть месяцев, и большую часть времени ушло на то чтоб сделать коленчатый вал, отработать сопряжение на втулках, я готов отдать полжизни за десяток подшипников, но как видно буду жить долго и счастливо. Притирать бронзовые вкладыши и делать каждый раз крепежные болты и при разборке внимательно следить, чтоб они не перепутались. Гаечные ключи, разнообразных видов и форм. Хоть здесь удалось немного стандартизировать.
Перегонка нефти для того чтоб получить достаточно приемлемое масло для смазки, делать простой шестеренчатый насос, медные трубки для подвода оной к узлам, сбор и подача обратно, фильтра. Сальники выпили крови не меньше, чем подгонка крепежа для фиксации пресс-форм. Метчики, плашки лерки снились по ночам. Каждый раз они получались разные с разным шагом. За что не возьмешься, везде вылазит ворох сопутствующих проблем требующих решения. Хорошо хоть станина удалась с первого раза. И вот когда закончился монтаж всего навеса, первый пробный запуск чуть не поубивал половину собравшихся мастеров, плохо сшитый приводной ремень, а это квадрат три на три сантиметра, оборвался, зацепился за что-то на приводном валу и стал хлестать со страшной силой.
Два дня ушли на исправление, потом были сутки холостого прогона. А дальше началась 'рутина'
Сначала сдохла вырубка пятаков, после второго десятка пошли заусенцы, и они не отрывались от ленты. Эта проблема решилась быстро хреновая медная заготовка и плохое качество уклада и недостаточная подгонка. А дальше я завис и завис конкретно, поочередно на каждой из операций. Пробивает насквозь, рвет и сминает заготовки. Кузнец уже выл при виде меня, токарь просто убегал.
Ну не знаю какая у них должна быть форма, как они должны выглядеть, знал только одно что Это должно работать.
Для того чтоб построить этого монстра, мне понадобилась помощь Анисима, если бы не он мне не удалось бы и десятой части. Была построена смолокурня, сделан маленький прокатный стан для ленты, налажена штамповка заготовок для спускового механизма ружей, копировальный станок выдавал в день почти три десятка заготовок для самопалов. А этот гребаный станок уже третий месяц пил мою кровь, а то, что иногда получалось я сам ни под каким видом не назвал бы гильзой.
Косые, кривые, все в морщинах и трещинах.
И когда однажды вечером сидел дома и тупо смотрел на пламя свечи, до меня дошло, вот такой я чухонский мастер. Отжиг. Этот маленький пустяк выпал из моей дурной головы, а всё что нужно было сделать, это нагреть и остудить. А как?
На эти эксперименты было потрачено две недели, несмотря на некоторую помощь от Никодима и его друзей медников. Они просто не сталкивались, с такой работай, все, что они знали это стучать молотком по куску меди, добиваясь нужной формы. Предки умели работать и им было ведомо, что если нагреть и остудить медь, она ставиться мягкой и более пластичной, а вот то, что делал я, было для них диковинкой.
Результат расстроил, пришлось строить специальную печь для отжига и опять оплачивать работу и материалы из своего кармана. Попробовал сунуться в приказ, там своих ухарей хватает, а тут я простой как полтинник, прослушал получасовую лекцию деньгах и тихо удалился по известному сексуальному пешему маршруту. Ругаться и спорить бесполезно, — 'нет грошей, и не будет'
Оглянулся на помощников, и дал отмашку. Рыжий нажал на педаль, клацнуло, вырубленный пятак звякнув упал в лоток. Его переложили в следующую форму.
Кланц. Сработал пресс и готовая чашка выпала на подставленную руку.
Отвесив рыжему подзатыльник, забрал заготовку. Осмотрел, вроде нормально.
— Так, Ванятка, запускай и пока лента не кончится, рубишь пятаки. Понял?
Отрок кивнул и включил станок. Я наклонился к нему и гаркнул в ухо, — Будешь руки совать, куда не надо, яйца отрежу.
' Заготовки получаются, но если с гильзами будет неудача, отдам казначеям, пусть на нем деньги делают'
К обеду был нарублен целый ящик 'пятаков', гаврики пересчитали, получилась почти пять тысяч штук. Отправив ребят по домам, выборочно проверил, вроде норма. Осмотрел агрегат, потеки на сальниках в допустимых пределах. Подводящие смазку трубки, целы, не отвалились, крепежные гайки не раскрутились. Кажется все в норме.
Много ручного труда получается, тележек нет, талей, как таковых тоже нет. Если народу нужно что-то поднять строится здоровенный козел и с помощью блоков и русской матери поднимаются тяжести. А они здесь бывают о-го-го, под дугой колокольчик звенит. Наш народ не мелочится что ему малиновый звон мелкой погремушки, надо сделать такой колокол, чтоб в Москве ахнуло, а в Звенигороде вздрогнуло и агукнуло в ответ. Тонна, две, три это работа для подмастерья даже колокол в пять тонн не рассматривается что-то из ряда вон выходящее, обыденная рутинная работа, а вот что ни будь тонн так на сорок вот это да. Работа для Мастера.
Но всё равно это была как бы левая работа, почти что халтурка, почетная, по царскому указу но ...
Не эта дело было главным, главным все-таки было отливка пушек.
Как-то сложилось, что царь Петр считается самым, что ни наесть первейшим артиллеристом и организатором военного производства. Ошибочка, он пришел на все готовое. Ему по наследству от отца досталось сильное производство, опытные мастера, стандартизированная промышленная база.
И это действительно было так. На московском пушечном дворе готовилась оснастка, лекало (кружало) и шаблоны по которым на разных заводах и заводиках отливались пушки и ядра.
Заслуга царя в организации и расширении чугунного производства и освоении нового способа отливки пушек. То, что после нарвского побоища, он ободрал колокольни, так это временная мера, позволившая в короткий срок по старым технологиям максимально быстро восстановить потерянные орудия.
И пока Европа рукоплескала Карлу, Россия вкалывала, как негр на плантации.
А потом была Полтава...
'Как же хотелось хоть одним глазком... хотя бы в щелочку подсмотреть на эти вытянутые в недоумении рожи напыщенной Европы, когда она узнала о разгроме шведов.
Вот тогда они и испугались. Им стало страшно до дрожи в коленках. Русский Медведь проснулся.
Нас всех уверяют в том, что европейские государства старше России и что между нами пропасть в триста лет. У каждого народа свой исторический путь развития, единственный и неповторимый...'
Так стоп, опять куда-то не туда понесло, начал за здравие... Что там было в начале?
А... Ну ... Так вот... На чем остановился... На пушках.
Рассказывать о больших орудиях не интересно, они скорее относятся к разряду эксклюзива и не отображают основной технологии производства, обычные полковые пушки, вот они нам и расскажут как и где и как они появились на свет. Именно они являлись символом победы или поражения, это про них в победных реляциях говорилось — 'Захвачено столько-то орудий' — да и не каждый день города берутся.
Рассказывать о древности не буду, своими глазами не видел, а врать не хочется. Анисим показал кованую пушку ... Безвестные кузнецы я только могу снять шляпу перед вашим мастерством...
ЭТО ещё и стреляло. Хотя почему бы и нет. Старые оружейники, изготовив такого монстра, забивали в ствол максимальный заряд и, стреляли не менее трех раз, случалось, что орудие разрывало, нерадивый мастер погибал, происходил эдакий естественный отбор.
'Да уж, а что было бы, если вместо манекенов в ладу— калину или газель, посадить её конструкторов и устроить краш-тест, как думаете, наши машины стали бы лучше?'
На двенадцать литцов колокольных, над пушками трудилось аж сорок два человека, пять мастеров и тридцать семь подмастерьев. Парадоксальная ситуация, мужикам уже и лет немало у некоторых почитай внуки есть, а они все в подмастерьях числится, хотя и работают вполне самостоятельно. Для того чтоб стать мастером не достаточно было отучится энное количество лет, этого было мало, надо было писать челобитную, лишь государь мог определить мастером на литейное пушечное дело. А уж там как рассудится...
'Царю, государю и великому князю Михаилу Федоровичу, всея Руси, бьют челом холопи твои пушечнова дела ученики мастера Олексея Якимова — Кирюшка Комонов, Воинко Логинов. Делаем мы, холопи твои, с тем мастером своим с Олексеем твой государев наряд: и верховые пушки, и дробовые, и тюфяки, и меньший наряд полковой. Да мы же, холопи твои, с мастером своим сделали тебе, государь, пищаль 'Аспид' ядром тридцать пять гривенок. А ныне, государь, мастер наш при старости, а мы, холопи твои, делаем пушечное дело двадцать другой год. Милосердный государь, царь... пожалуй нас, холопей своих, вели, государь, на пушечное дело дать, какое ты, государь, произволишь на опыт'.
