Госпожа поневоле или раб на халяву

Из дома меня практически вытолкали или вытащили, смотря как оценить происходящее. Но едва мы сели в какую-то небольшую машинку, битком набитую народом, и ездящую по земле... Это когда почти во всех остальных мирках, где техника победила магию, используются летающие средства передвижения, к тому же не так воняющие... Марбхфхаискорт! Ладно, я уже понял, что Светлые специально выбрали для меня самый отсталый мир. Так вот, едва мы сели в эту железную банку на колесах, как мышь успокоилась.

Ехали мы минут двадцать, подпрыгивая и мелодично позванивая деталями металлического корыта. Водитель гнал достаточно быстро, ловко подрезая остальной разнообразный транспорт. Правда часто останавливался, и из банки вываливалась часть народа и тут же заваливалась новая партия и радостно плюхалась на освободившиеся сидения. Те, кому плюхнуться было некуда — стояли, согнувшись, со злостью поглядывая на счастливчиков. Но не вылезали. Как будто эта банка была последним средством передвижения, которое могло еще успеть их увезти от апокалипсиса.

Наконец свершилось, и мы выдавились на улицу, напротив большого десятиэтажного здания со множеством окон. Первые мои ассоциации были — муравейник, черти их тут всех сократи в количестве. Реально, такого количества высоток нигде больше не встречал! Хотя... Марбхфхаискорт! Муравьев тут... низших, в смысле, тоже, как в аду... нашем.

Сначала мы прошли мимо сурового пожилого мужчины, подозрительно оглядевшего меня с ног до головы раза четыре:

— Будешь утверждать, что этот раззвездяй тоже будет бирюльки из камушков ваять? Или парней от тебя отпугивать? — спросил он, сверля взглядом мышь.

— Не, дядь Вань, — заулыбалась та. — Это я буду от него девчонок отгонять. А то оставишь одного, а потом караул, с горкой, пока разгребешь да вытряхнешь, упаришься!

— Дык и чего тогда с собой притащила такое богатство? — скептически хмыкнул дядя Ваня, поглядывая на меня очень неодобрительно.

— Так не бросишь же! — мышь сделала невинные глаза, и даже улыбаться почти перестала. — Еще встанет посреди улицы, они ка-а-ак набегут, это ж пробка, затор, авария и штраф! Оно мне надо?

И она, дернув меня за руку, быстро пропихнула мимо жуткого вертящегося устройства и потащила за собой налево, по низенькому, но жу-у-утко длинному коридору.

— Так, туалет — напротив почти, — объявила она, запихивая меня в условно-большую комнату, особенно если с мышиными закуточками сравнивать. — Думаю, не потеряешься...

Я застыл, изучая открывшийся передо мной... филиал мышиной мастерской — бесы бисер метали в большом количестве, хаискорт! И булыжники везде, опять же.

Дверь слева была почти вплотную прижата к стенке, заставленной вешалками. Потом шла стенка с окнами, двумя, большущими такими, огромными... Короче, стены напротив двери почти не было.

Параллельно стенке с вешалками шла стена, завешанная плоским народным творчеством. Порывшись в памяти, я нашел наиболее подходящее местное слово — панно.

Вдоль всей комнаты стоял огрооомный стол, заваленный каким-то барахлом.

Справа от двери тянулась длинная стена, вдоль которой возвышался метра на полтора стеллажик, битком забитый... гхм... ну типа тоже народным рукотворчеством, различного качества. А в уголке, между стеллажом и стеной с панно, притаился столик с ... самоваром?! Хаискорт! Совсем они тут... Ну да, точно, с самоваром... Еще печеньки, конфеты, пирамидки из кружек, сахарница и коробочка с чайными ложками.

От встречи с такой реликвией меня реально накрыло... я упал на ближайший стул и ушел в себя.

— Чертенок, налей в самовар водички, там в столе бутылка. И включи в сеть, а то девчонки уже скоро набегут, — попросила мышь, сосредоточенно пересчитывающая наборы каких-то инструментов.

Я подозрительно посмотрел на мышь, убедился, что она не шутит. Потом оторвал зад от стула и подошел поизучать раритет. Чертячье рыло им теневым театром! И правда, у самовара был провод... Чем им чайники-то не угодили?! Ностальгирующие извращенцы!

Перелив воду из бутылки в ... самовар, гы! Не, прет меня реально от такого... "пых, пых, тумба, тумба, са-мо-вар". Интересно, Светлые долго этот мирок искали, или им сразу несказанно повезло?

Тут начали "набегать девочки". Почти подряд друг за дружкой две древнейшие старушки... Хаискорт, боюсь даже представить, сколько им лет! Как раз, наверное, еще настоящие самовары застали. Правда на древнюю рухлядь бабульки похожи не были. Вполне так прилично одеты, на голове прически, в отличие от мыши! Я им поулыбался, они радостно закивали мне в ответ...

Со вздохом решив, что буду играть Высшего-конспиратора, решил уважить старость и первым представился, даже предложив налить им чаю.

За это мне перепал вкусный пирожок с яблоком, пол-упаковки хрустящего печенья, треть шоколадки... Короче я вошел в раж, и принялся угощать чаем остальных "девочек", потихоньку заваливающих в комнату и рассаживающихся вокруг большого стола.

Двадцать женщин совершенно разного возраста от подростков до бабулек, кокетливо-невинно построили мне глазки и поблагодарили, большинство, правда, словами... но материальный приход тоже был ощутимый.

Сидя на стуле и попивая очередную кружку чая, я наблюдал, как теперь эта толпа женщин, щебеча и хихикая, роется в свалке на большом столе. А над ними гордо реет мышь, направляя, подсказывая, улыбаясь и руководя процессом трансформации горстей мусора в нечто более масштабное.

Она, кстати, как только в процесс руководства "девочками" углубилась, глаза заблестели, движения стали плавными, отточенными. Нет, она и раньше впечатления проглотившей палку не производила, но теперь от нее глаз отвести нельзя было. Улыбка эта еще... Смех тихий такой, заразительный....

И тут завалился какой-то заморыш тощий патлатый, как к себе домой! Меня в упор не увидел и сразу к мыше:

— Аленка, привет, как дела? А я тут к тебе забежал чайку попить, — и шоколадку ей, гад такой, в руки сует!

И мышь, бесы ей доброту-то раза в четыре сократи, посияла ему такой же улыбкой, на которую я тут только что любовался, и мне, почти не глядя:

— Влад, налей Антону чаю!

Вот ща-а-а-аз, а рукояткой меча по яйцам ему не надо? В этом сезоне яичница популярна, судя по тому, как часто меня ею кормят...

— Не убогий, сам налить в состоянии, — фыркнул я и пересел, вместе со стулом, к дамочке неопределенного возраста, угостившей меня, сразу как пришла, горстью шоколадных конфет.

Аленка глянула на меня удивленно, потом тихо фыркнула себе под нос, забавно приподняв одну бровь над очками.

— Тош, сам справишься? И мне тогда налей... Кстати, ты обещал мне флешку с фильмом!

Этот... патлатый... принялся хозяйничать, налив чаю и себе, и мыши. Мешочек с моим честно заработанным богатством обнаружил и там покопался. Потом они уселись и принялись тихо перешептываться.

Сделав вид, что мне совершенно все равно на то, с кем там мышь секретничает, я очаровательно улыбнулся оказавшейся рядом женщине:

— Давайте я вам чем-нибудь помогу?

Пожилая дама расцвела умилением, и мне тут же вручили... еще одну шоколадку. С напутствием кушать побольше, а то такой худенький мальчик.

Правда тут же ко мне на колени залезла, действительно, маленькая девочка, судя по всему, внучка доброй женщины. Боюсь представить сколько ей тут лет в их исчисление, но по нашему ей и ста пятидесяти еще не исполнилось, точно.

Неуемная как все дети и женщины одновременно, она принялась заваливать меня абсолютно ненужной информацией: как зовут ее, ее маму, бабушку, кем работает папа, в какой садик она ходит и почему сегодня не пошла (что такое садик и почему туда должны ходить дети, я не стал уточнять), познакомила со своим плюшевым зайцем и начала настойчиво пытать меня.

— А как тебя зовут? А сколько тебе лет? А ты с Аленой дружишь? Ну как взрослые, да? А...

Пришлось быстро заткнуть ей рот шоколадкой и скормить почти всю.

За время моего допроса патлатого сменил занудный. Молодой еще мужчина, со строгим, пресным выражением лица, вместо шоколадки вручивший моей мыши коробочку с тортиком.

Опоздал, змей-искуситель, мы уже с утра подобное удовольствие поимели, до изжоги!

Спокойно приняв подношение, мышка тут же водрузила его на столик, порезала на небольшие кусочки и радостно объявила: "Девочки, угощайтесь!". Жухлость спал с морды, но, задрав виртуальный хвост, принялся раскручивать им вензеля и заливаться соловьем. Когда он третий раз назвал мою мышь "Аленушкой", я очень выразительно ссадил со своих ног девочку и двинулся в его сторону.

Мышь, заметив мой маневр, быстро выдала тарелку с тортиком, заняв мне рот и руки, а сама вежливо оттерла несчастного в сторону двери, потому что: "Мишенька, вам же надо заниматься очень важной работой. Я не буду отнимать у вас время, Мишенька, это не солидно!".

Алена:

День прошел на удивление мирно и... мило. Чертенок великолепно устроился в дамском коллективе, причем если пожилые леди спокойно изливали на него материнский инстинкт, а мелкие кокетки старшего детсадовского возраста не менее уверенно строили глазки и через одну допытывались, не хочет ли он на них жениться... то дамы "средней весовой категории" просто млели и томно вздыхали. По всей видимости они сочли чертенка моей частной собственностью (знали бы они, насколько буквально правы!) и на чужое рук не распускали. Только взгляды и вздохи.

Меня это и забавляло и слегка раздражало одновременно. Потом я увлеклась работой и стало не до охраны чертячьих прелестей. В конце концов, от шоколада, пирожков и маленьких девочек еще никто не умирал.

А потом ко мне забежал Тошка и вредный демон надулся. Здрасте вам с кисточкой! Лопать чужие конфеты тоннами, и улыбаться, как чеширский кот на миску сметаны, это можно, значит. А чаю налить... моему приятелю — а Тошка действительно приятель, очень хороший, и нас обоих это полностью устраивает — так "оне" не захотели. Ребенок, блин.

Ну, а потом был перерыв между двумя группами, Мишенька с тортиком, от которого пришлось избавляться в срочном порядке, пока Владис его не слопал, вместе с кулинарным шедевром... второе занятие, ребята-программисты, заглянувшие на огонек всей компанией...

Владис, на удивление, толпу парней принял гораздо спокойнее, чем того же Мишеньку. Оглядел их всех, потом перевел взгляд на меня, фыркнул и устроился на подоконнике, наблюдать сумерки в городе. Изредка, когда мы все (ну, то есть, я) слишком громко смеялись — поворачивался, оглядывал нас и снова возвращался к виду за окном.

Я не стала затягивать с чаепитиями. Не могу сказать, что меня пришибло чувством вины, или еще какой подобной гадостью, но мне показалось, что чертенок просто устал. От толпы, от гомона и смеха, от чужого... мира. Не знаю. Но я выпроводила компанию и засобиралась домой.

— Хочешь, пройдемся пешком? — спросила я Владиса, когда мы уже сдали ключи дяде Ване и выбрались из здания. — Можно через парк.

Он кивнул, посмотрев на меня как-то странно... больше всего в его взгляде было чего-то очень похожего на благодарность.

Я не люблю холод и слякоть, и вот парадокс, при этом очень люблю осень. Вот такую, как сейчас. Влажный, свежий воздух, нежные переливы фонарных нимбов в мелкой, почти не ощутимой мороси. Мокрые дорожки в парке, и льющееся на них с неба золото последних осенних листьев.

Мы просто шли, молча, и как-то незаметно взявшись за руки, через это сумеречное безвременье. Редкие силуэты встречных растворялись в нашем молчании, как кусочек сахара в крепком, густо-янтарном чае.

И почему-то было так... немного грустно, спокойно и хорошо.

— Устал, мой хороший? — спросила я, когда кованные ажурные ворота парка тихо всплыли из лиственной дымки. И даже не удивилась тому, как назвала чертенка. Так естественно оно вплелось в этот парк и этот вечер.

Владис взглянул на меня с легким удивлением, а потом как-то горестно вздохнул и, отвернувшись, угукнул, при этом не отпуская моей руки.

— Я тоже... длинный день был. Пойдем, до дома уже недалеко.

Мы так и молчали всю оставшуюся дорогу, рука в руке, теплые пальцы под влажной кромкой рукава. Даже на лифте поднимались в той же уютной тишине.

И только перед дверью громкое бряканье ключей как будто слегка разогнала дымку поздней осени. Мы вошли в квартиру, и...

— А я специально дожидалась, — Эмма Львовна величественно повела пепельно-седыми кудельками, уложенными в строгую прическу и качнула элегантно-эффектными бриллиантиками в ушах. Вообще моя "домомучительница" больше смахивала на английскую королеву, чем на приходящую поломойку. Даже рост в метр с... прической ей не мешали. Туфли на каблуках, классический брючный костюм, старинная брошь у воротничка белой блузки и очки в тонкой золотой оправе, на цепочке. Поверх которых пожилая дама сканировала появившегося на пороге чертенка, пронизывающе и безжалостно, как поисковый радар — вражескую эскадру.

— Берем, — вынесла она вердикт ровно через минуту пристального изучения. — Козел, эгоист, каких мало, бабник и засранец. Но своего не отдаст. Настоящий мужик. Значит, воспитаешь, в крайнем случае, будешь дрессировать. Научу, — она посмотрена на мой открытый рот и выпадающие из очков глаза и строго припечатала: — Анжельена! В кои-то веки тебе попался нормальный экземпляр с приличным экстерьером! Будь любезна вспомнить, что ты женщина, а не шлифовальный станок, и принять меры к удержанию!

Владис:

...А дома нас поджидала эффектная бабулька, типа тех, что крутились вокруг мыши на занятиях. С лицом царствующей королевы она оглядела меня и выдала:

— Козел, эгоист, каких мало, бабник и засранец, — я прямо даже замер от такого отличного умения разбираться в людях с первого взгляда. — Анжельена! В кои-то веки тебе попался нормальный экземпляр с приличным экстерьером!

Экземпляр с экстерьером — это я. А мышь Анжельена, значит? Переводчик услужливо предложил мне варианты значения более полного мышиного имени. Хаискорт!

Старательно запрятав внутрь боль и ненависть я уставился на изучающую меня бабульку.

— Добрый вечер. Меня зовут Владис, а вас?

— Эмма Львовна, молодой человек, — величественно кивнула бабуль... пожилая дама. — Я правильно поняла, Анжельена, он живет у тебя?

Мышь, все еще пребывающая в прострации, только кивнула.

— Очень приятно. Ко мне можно обращаться напрямую, Эмма Львовна, я хоть и козел, каких мало, но разговаривать обучен.

— С вами, господин ко... Владис, я успею побеседовать. Разувайтесь, молодой человек, не стойте в дверях, — невозмутимо ответила мне королева, и снова уставилась на мышь: — Анжельена, детка, не стой в уличной одежде и обуви. Во-первых, тебе самой уже жарко, во-вторых я помыла полы. Я так и думала, что за три недели ты зарастешь грязью по самые очки.

Вот вроде бы она и ругалась на мышь, но при этом ловко сдернула с нее куртку и заставила разуться. Наверное если бы у меня была бабушка, то вела бы себя так же — ругаясь и заботясь одновременно.

Хмыкнул, почти сочувственно глядя на все еще пребывающую в прострации Ангелину... Ангела, черти им всем перья выщипай! Это же надо было так... вляпаться! А уж я-то поверил, что Светлые выпустили меня из своих цепких лапок. Повелся, доверился... А она... АНГЕЛ! И вся ее конспирация провалилась из-за милой старушки, неожиданно появившейся в этом доме.