— Предположим, верю на слово, — поджала я губы. — На рецидивиста не тянешь. А какой у тебя дефенсор?
Тёма рассмеялся и щелкнул меня по носу.
— Секрет для маленьких девочек. Двигай ногами, а то до утра не доползем.
Снова взяв за руку, он повел за собой. Мы шли молча. Снег, попадая в конусы света от уличных фонарей, закручивался спиралями и таинственно блестел. Тишина звенела, убаюкивая, поэтому, выйдя на дорогу, проходящую мимо института, я оглохла. Машины проносились в обоих направлениях, обдавая лицо порывами ветра и снежными завихрениями.
— Сумасшедший дом, — раскритиковала я дорогу с грязным черным снегом по обочинам и проезжавшие мимо автомобили. Мы перебежали на противоположную сторону.
— Как пойдем? Как приличные люди или полезем через забор? — осведомился Тёма.
— В углу есть дырка в заборе, — ответила я ворчливо. В отличие от повеселевшего парня, после перенесенного потрясения на меня накатило озабоченное настроение. Из чувства противоречия хотелось песочить и ругать всё и вся.
— Знаю.
— Откуда?
— Чему удивляешься? — пожал Тёма плечами. — Это мой район, я здесь все дыры знаю: кто их заколачивает и кто выбивает. Ну, как двинем?
— Давай по-приличному.
Мы пошли вдоль решетчатой ограды и вдоль дороги. Вскоре я пожалела, что не согласилась на дыру. По крайней мере, прогулялась бы по парку, не нервируя ухо бесконечными вжиками.
— По-моему, в вашем районе гораздо тише и чище, — брюзжала я.
— У нас и машин-то почти нет, — объяснил парень. — Они не каждому по карману.
Мы приблизились к институтским воротам. Нескончаемое вжиканье угнетало, будто ездили напрямик по мозгам. В общем, истеричное состояние наступало медленно, но верно.
Даже в воскресный вечер, когда институт закрыт на миллион замков, и то умудрились припарковаться у ворот, — подумала я злобно, разглядывая одинокую черную машину под фонарем. Навоняют выхлопухами, а потом эффектно сваливают, гады обеспеченные. Словом, гнев на безликих хозяев безликих автомобилей рос в геометрической прогрессии.
Неожиданно я разглядела через лобовое стекло машины, как в салоне опустился и поднялся красный огонек, а затем исчез. Такие огоньки бывают, когда кто-то выкуривает одну сигарету за другой, проводя в ожидании несколько часов. Или когда кто-то периодически зажигает лазерный фонарик, чтобы посмотреть на стрелки часов.
— Т-ты видел? — спросила я с запинкой.
— Видел, — ответил коротко Тёма.
— Это за нами?
— Не знаю, — процедил парень. — Вряд ли. У них другие машины, больше и выше. И проще.
И точно, стоявший в одиночестве автомобиль, напоминал птицу, сложившую крылья, или хищника, прижавшегося к земле перед прыжком.
— Может, сообщили по рации, и нас уже ждут?
— Я невелика сошка, чтобы на меня все силы положить. Кроме того, нам поверили в кафе.
— Поверили, но решили проверить?
Неожиданно Тёма притянул меня за талию и развернул к себе.
— Теперь мы в одной упряжке. Подыграй.
И мы поцеловались. Я думала, парень отстранится, однако он не отпускал и со знанием дела ласкал мои губы.
Целовался Тёма знатно. Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем он оторвался от меня. В другой обстановке я бы упала в обморок от непередаваемых ощущений. Сейчас же меня знобило, а зубы стучали от страха. Вдруг те, что в машине, не поверят в искренность наших чувств?
— Держись, — встряхнул легонько Тёма, и мы прошли в обнимку рядом с автомобилем. Свернули в калитку и направились по аллее с ангелами, ощущая спинами, что за нами наблюдают.
— Следят, собаки, — пробормотал парень. — Чуешь?
Я кивнула, с трудом перебирая ногами. Намоталось немало километров, и вдобавок нервные потрясения сокрушали, одно за другим.
Наконец, мы завернули за угол, и черная машина скрылась из виду. Однако Тёма не выпустил меня из объятий. Продолжая обниматься, мы дошли до дверей общежития. Под железным козырьком горела тусклая лампочка без плафона. Снег помельчал и поредел.
— Здорово целуешься, — сказала я.
— Ты тоже, — улыбнулся Тёма и отдал ватман. — Спасибо, ты хорошо держалась
— Как вернешься обратно? Они там ждут, дежурят. Может, зайдешь? — я неуверенно кивнула на дверь.
— Нет-нет, — он замотал головой да еще руками отпихнулся. — По собственной воле — ни за что. За меня не волнуйся, выберусь.
— Ну, бывай?
— Удачи, — протянул Тёма руку. — Может, еще встретимся.
— Согласна, но при других обстоятельства, — ляпнула я и стушевалась. Вдруг парень решит, что напрашиваюсь?
Неожиданно он схватил протянутую ладонь и поцеловал. Невинный жест показался настолько интимным и гораздо больше сокровенным, чем все поцелуи, вместе взятые, что я страшно смутилась и неловко выдернула руку.
Тёма улыбнулся и растворился в темноте.
Устало откинувшись на кровати, я разглядывала пятно в углу — голубое страшнючее дерево. Запах краски практически выветрился.
Промокшая куртка сушилась на столе. Силы на то, чтобы подняться и сделать ежевечерние дела, не говоря уже о том, чтобы что-то забивать, скончались бесповоротно.
В дверь постучали. Я едва дотащилась, чтобы открыть. Жизнерадостная Аффа ворвалась в швабровку.
— Ну, как, хорошо прогулялась? Вижу, что досыта. Ишь, ноги не волочишь. Куда-нибудь ездила?
Я помотала головой. Язык одеревенел в тепле и отказывался ворочаться.
— Слушай! Тут такое было! — воскликнула Аффа.
Не хочу слушать. Лень.
— Ты ушла, а через два часа позвонил Мелёшин. Представляешь, Ме-лё-шин!
Я насторожилась:
— Зачем?
— Вот и я подумала, зачем? Самое интересное, откуда он узнал номер моего телефона, и что мы с тобой соседки?
Я непонимающе уставилась на девушку.
— Так вот, звонит твой Мелёшин...
— Он не мой.
— Неважно, — отмахнулась Аффа. — В общем, звонит и спрашивает, нельзя ли позвать тебя к телефону, потому что, судя по всему, своего у тебя нет. Так?
— Так, — выдавила я, не в силах отойти от изумления. Странно. Какие-то Мелёшины названивают, нервируют приличных девушек, вместо того, чтобы рисовать транспаранты для своих танцорш.
— А я ему и говорю: "Так, мол, и так, нет её, ушла гулять и не скоро вернется". Он больше ничего не сказал и отключился. Вот хам, правда? А зачем звонил, не знаешь?
— Ты у меня спрашиваешь? — потерла я лоб. Может, ему доложили о подлоге в кафе? Может, за мной уже выехали дознаватели? А что, самое время для паники.
— Погоди-ка! Когда он звонил?
— Примерно в полтретьего.
Днем Мелёшин не мог узнать о моем преступлении. Вот дает! И нигде от него не скроешься, даже в собственной комнате.
— Не знаю, что и сказать, — развела я руками.
— Да ладно. Это еще что! — доложила Аффа с сияющими глазами. — Он еще около пяти позвонил, когда начало смеркаться, и снова спросил, пришла ты с прогулки или нет. Представляешь?
Я не представляла.
— До сих пор не могу прийти в себя! — щебетала соседка. — А ты, смотрю, хорошо погуляла. Замерзла?
— В кафе отогрелась.
— Здорово. Гвозди колотить будешь?
— Неа, лень.
Аффа ушла, и не успела я задуматься над истинной причиной звонков Мелёшина, как она прибежала обратно, строя жуткие рожицы.
— Это он! — показала девушка одними губами.
— Кто он? — спросила я с недовольством, вытянув гудящие ноги на кровати.
— Мелёшин, — пояснила беззвучно Аффа и сунула телефон. — Бери же!
— Алё, — сказала я дрогнувшим голосом.
Трубка молчала. На секунду мне показалось, что Мелёшин отключился, и хотела с облегчением вздохнуть, как вдруг она ожила.
— У тебя, что, своего телефона нет? — осведомился грубо Мелёшин. Я бы сказала, рявкнул.
Было странно слушать искаженный динамиком голос.
— Уснула, что ли? — повторил Мэл.
— Нет еще.
Раздался глухой звук, словно упало что-то тяжелое.
— Я спрашиваю, ты без телефона ходишь?
— Да, — посмотрела я косо на Аффу. Та сидела с умильным лицом, пожирая меня глазами. Чему умиляться-то?
— Вчера забыл кое о чем, поэтому и звоню, — сказал глухо Мелёшин. — Теперь каждый вечер будешь отчитываться о том, что делала днем. Ясно?
Отняв от уха телефон, я посмотрела на аппарат, будто Мелёшин самолично сидел внутри, хотя он находился, черт знает, где. Каков наглец! Отчеты ему подавай! Удаленность от дрессировщика придала мне смелости.
— Письменно или устно? — поинтересовалась с ехидством. Подколку не поняли.
— Как скажу. Можешь начинать прямо сейчас, — приказал Мелёшин. — Внимательно слушаю.
А я проглотила язык. Что рассказать? Что прикрыла его фамилией другого человека, виновного с точки зрения закона и невиновного с точки зрения совести? Может, Мэл этого и добивается? Может, наш разговор прослушивают?
В общем, накручивала одну напасть хуже другой, забыв, что Мелёшин ждет. В трубке кашлянули.
— Так ведь день еще не кончился, — ляпнула я. Аффа хихикнула и прикрыла ладонью рот.
— Не страшно, — ответил Мэл подозрительно спокойно. — Я жду, и мое терпение на исходе.
— Ну... ходила гулять...
— Дальше.
— Нагулялась и пришла в общагу.
— Дальше.
— Прилегла на кровать.
На том конце воцарилась тишина.
— Дальше, — повелел Мелёшин.
— Куда уж дальше? — взорвалась я. — Лежу, пятки задрала, чтобы ножки отдохнули.
Он помолчал.
— Все?
Морозь, морозь меня, не жалко.
— А что еще? Зубы почищу, уши-ноги помою и бухнусь спать. Утомил ты меня, Мелёшин. Хотела чаю попить, да, думаю, в рот не полезет.
Показалось, будто на другом конце коротко хмыкнули.
— Предупреждаю, Папена. Если врешь, тебе не поздоровится.
Я сглотнула, наверное, громко, и Мелёшин услышал, потому что снова хмыкнул.
— Итак. Не хочешь ничего добавить? — продолжал леденить меня голосом.
Я раздумывала, что ответить.
— Нет.
— И как, хорошо погулялось? — полюбопытствовал Мэл.
Он знает о случившемся в кафе! Что же делать, что говорить? Отпираться или признать вину?
— Не хуже, чем тебе со своей танцоршей, — выпалила я и закусила палец. Язык мой — враг мой.
В трубке повисло молчание.
— Ладно. За вранье получишь, — предупредил Мелёшин и отключился. Я отдала телефон Аффе.
— Ну, как? — поинтересовалась она восторженно.
— Как-как? Фигово, — встала я с кровати и поковыляла в душ.
Лежа в постели и любуясь на корявые ветви настенного дерева, я раздумывала о событиях сегодняшнего вечера.
Во-первых, наконец-то нашелся положительный момент в настойчивости, с коей отец таскал меня по висорическим институтам. Конечно, он преследовал иные цели, нежели заботу об убогой, обделенной способностями дочери, но несомненно одно — я законно носила браслет на плече, не беспокоясь за сохранность своих тайн.
Во-вторых, теперь я на крючке у первого отдела. Во всяком случае, некоторое время за мной будут наблюдать и присматривать. В интернате об этом рассказывали ребята, знавшие больше меня и нюхнувшие реальной жизни. Так что нужно соблюдать осторожность и не лезть на рожон.
В-третьих, оказывается, я не знаю имени Мелёшина. Спроси тот мужик в тулупе, как зовут парня, сидевшего рядом со мной в кафе, нас бы тут же спалили.
И, в-четвертых, я поняла, что становлюсь матерой уголовницей.
____________________________________________________
defensor * , дефенсор (перевод с новолат.) — защитник
Это могла быть 16.1 глава
Утром, ознаменовавшим начало недели, Аффа умудрилась проснуться раньше меня, и теперь подпрыгивала от нетерпения, поторапливая. Ради любви пойдешь на любые жертвы, — позавидовала я, и, собравшись, мы потопали в институт, стараясь попасть в след по редким ямкам, оставленным кем-то до нас. Для пущей уверенности я подсвечивала фонариком. Снега за ночь выпало видимо-невидимо, и непонятно, шли мы по дорожке или мимо нее.
Увы, горнисты перестали питаться. Желтокостюмные красавчики в столовой не засветились, зато в центре зала, полыхая шевелюрой, Алесс насыщал растущий организм калориями. Соседка надулась.
— Наверное, ты перепутала какого-нибудь студента с горнистом.
И как я ни разубеждала девушку, та расстроилась и ушла, не став завтракать. А как она хотела? Своего принца на блюдечке с голубой каемочкой? Нет, любовь — штука трудная. Может быть, придется полгода бегать каждое утро в столовую, а то и дольше. Вдруг вообще оказалось чудом, что я встретила в столовой златокудрого горниста?
Зато мой волчий аппетит не сумели перебить чужие сердечные страдания, и я наелась от пуза, вдобавок прихватив три коржика. Унесу в общагу, и никакие свирепо храпящие псы не остановят меня.
Первой в расписании стояла лекция по математическому моделированию процессов. Вкратце это прогрессивное направление висорики переводило различные вис-возмущения на язык логарифмов, интегралов, дифуров и прочей математической заумнистики, вызывающей у меня неудержимую зевоту. Зато Петя должен был плавать в этом предмете как рыбка в воде. Я же, не в пример ему, падала тяжелым камнем на дно. При мысли о Рябушкине в душе потеплело.
Однако предстояло немаловажное дело — высидеть лекцию под дулом хмурого взгляда Мелёшина. Едва я устроилась на новом месте, с грустью посмотрев на стол, к которому успела привыкнуть, как нарисовался дрессировщик и уселся позади меня.
Пересадка под крылышко к Мэлу не прошла незамеченной, и по заполняющейся аудитории прошла волна повышенного любопытства и обсуждений. В крайнем ряду у стены, в окружении приближенных подружек сидела Эльза. Девчоночья компания посматривала на меня и переговаривалась. Подружка Мэла взглянула в мою сторону и отвернулась, демонстративно задрав нос.
Поначалу занятие потекло по стандартному пути. Я пыталась скрыть зевоту и удержаться от того, чтобы не вставить спички в глаза. Однако постепенно начала испытывать дискомфорт, и касался он спины. Такое впечатление, что ее намазали кремом с разогревающим эффектом. Я уж и к спинке скамьи прислонялась, и елозила — ничего не помогало. Жгло так, будто сзади свечку держали.
Точно! — озарило меня. — Сзади сидит Мелёшин!
Стоило подумать об этом, как по спине забралась кошка с острыми когтями, а медленно съехала, оставляя глубокие царапины. И так несколько раз подряд — вверх-вниз! Я аж спину выгнула от нестерпимой боли.
Ну и мерзавец этот Мелёшин! Пытаясь отвлечься, стала раздумывать, почему он не сидит на занятиях вместе со своей Эльзунечкой. Может, чтобы их не путали? А то похожи как два сапога пара: она — язва да он — гад.
Расцарапывание спины прекратилось. В кровь, наверное, разодрал, паразит. Повернуться бы и дать ему тетрадкой по физиономии! Жаль не достану, он выше сидит.
Спину начало морозить. Ага, раны охлаждает, чтобы кровь не лилась потоком, — подумала я злорадно. Возьму и изойду кровушкой прямо здесь в аудитории, на столе. Уж не поздоровится мучителю! Хотя вряд ли. Аффа сказала, его отмажут от любой пакости.
Меж тем меня охватил озноб. Я отодвинулась на самый краешек скамьи, чтобы увеличить дистанцию между собой и Мелёшиным, но сия предосторожность мало помогла. От лопаток и до поясницы начался сплошной ледяной каток. Точно, осталось заработать воспаление легких. "Истекшее кровью тело с запущенной пневмонией найдено в одной из лекционных аудиторий!" — будут пестреть заголовки газет.
