Еще один шанс. Часть 3

— Вот, чувствую, что есть там нарушения или приписки. А поэтому, как положено по закону "О воинской обязанности" за неявку граждан без уважительных причины на призывные пункты, предлагаю призвать беглецов на полные три года. Обучим их. Воспитаем. И будет полная обойма на всех кораблях.

— Я, за, — быстро произнес Хейлли, понимая, что появилась возможность на время отсрочить неприятный разговор с работодателем по качеству подготовки новобранцев.

Рязанцев взял бинокль. Хорошо рассмотрел неизвестную галеру. Задумчиво покусал нижнюю губу.

— Ладно, — произнес он через несколько минут, согласившись с идеей Пехоты. — Стоит попробовать. — Странник повернулся лицом к Хейлли. — Так, господин адмирал, командуйте... Свистать всех наверх! Боевая тревога!

* * *

Большой трёх парусный галеас "Серебреная стрела" не торопясь скользил по волнам в поисках легкой добычи. Легкий ветер едва наполнял три больших треугольные паруса. Корабль с длинными желтыми веслами, поднятыми над бортами, походил на огромную птицу, медленно плывущую с распластанными крыльями.

Новый владелец судна Яман-паша блаженно развалился на ковре, расстеленном на корме у входа в каюту капитана. Обложившись взбитыми подушками, он наслаждался прохладным ветерком и наблюдал за извивающимися, полными страсти полуголыми плясуньями. Их гибкие, тела лепестками мелькали вокруг паши, завораживали, грели душу теплыми чувствами. Чуть впереди, недалеко от дорогого персидского ковра находился почти голый, гибкий светлокожий подросток. Юный музыкант с короткими паузами извлекал из тростниковой дудочки, убаюкивающие монотонные звуки. Они напоминали престарелому меломану дни его далекой молодости, выбивали слезы печали из его суровых глаз.

Неслышно ступая по палубе, к паше подошел его старший семнадцатилетний сын. Увидев, чем занят отец, он осторожно кашлянул, чтобы обратить на себя внимание. Романтик недовольно вскинул голову, но при виде наследника гнев в его взгляде угас, и он молча указал Алиму на место напротив себя. Юноша почтительно поклонился, сел на подушки, поджав под себя ноги.

— Селям алейкум, отец. Да будут бесконечными твои дни.

— Слушаю тебя, сын мой! — колючие глаза паши при взгляде на наследника заискрились, потеплели.

— Я не волен давать тебе советы, отец, но почему ты не атакуешь корабли неверных? У нас на борту много орудий. Запас ядер велик, а порохом заполнена половина носовых отсеков. Дай команду, и мы потопим проклятых собак всех до единого, во благо пророка.

— Ах, Алим — Алим! — философски произнес родитель воинственно настроенного молодого воина. — Печально, когда горячий поток молодой души заглушает голос разума, лишая голову холодного рассудка. Оглянись вокруг. Мир велик. Как много кораблей в море с богатой добычей? Их трюмы наполнены дорогими товарами, золотом, рабами. Но, у них есть мощные пушки и обученные команды.

Строгий наставник недовольно махнул танцовщицам, отпустил их. Приподнялся, оперся на локоть.

— А, я не для того месяц назад оставил все торговые дела, рассчитался с долгами и купил это великолепное судно, чтобы в первом же бою что-нибудь ободрать, порвать или не дай бог поломать. Три корабля к одному в битве с неверными — это слишком опасное соотношение. Алим, я назначил тебя капитаном!!! Так иди и постарайся найти хорошую, богатую добычу, при условии, что наш корабль не получит повреждений.

Прошел час.

Тихое море продолжало мягко чмокать волнами в корпус галеры. Знобкий, попутный ветерок рябил фиолетовую, ярко-зеленую на скатах пологих волн воду. Яман-паша читал "Мевлюд" — житие пророка Мухаммеда. Чуть склонившись, он водил пальцем по священной книге. Его губы трепетно вслух проговаривали прочитанные слова. По бокам от просвещённого турка на корточках сидели два негра. Кроме белых набедренных повязок, на них ничего не было. В лучах дневного солнца мускулистые тела невольников блестели, словно чёрное дерево. В руках слуги держали опахала из павлиньих перьев. Они медленно обмахивали голову своего господина, чтобы хоть немного освежить его и отогнать мух.

Алим снова чуть слышно кашлянул. Набожный родитель оторвал взгляд от текста, заложил страницу фазаньим пером и бережно опустил книгу на небольшую расшитую золотыми нитями подушку. В глазах бывшего торговца мелькнуло удивление. — Любопытно, чем хочет развлечь или озадачить сын? Было сказано — заняться делом и не отвлекать благоверного родителя по пустякам.

— Да умножит пророк твою мудрость, отец! — золоченый шлем и серебристая кольчуга молодого капитана ярко блестели на солнце. — Великий Аллах давно сердит на презренных иноверцев! Он совсем лишил их разума! Два корабля охраны бросили на произвол судьбы большое купеческое судно под большим оранжевым флагом, и оно медленно дрейфует по волнам. У нас на борту двести пятьдесят хорошо вооруженных янычар. А у проклятых гяуров не наберется и сорока. Более того: В последний раз на невольничьем рынке я купил для тебя большую партию гребцов — урусов. Торговец сильно хвалил их, убедил меня, что они двужильные. Я заплатил большие деньги за неверных. Ты только скажи и они вмиг домчат нас до брошенного корабля!

— На всё воля Аллаха, да будет благословенно имя его! — хозяин "Серебреной стрелы" устало откинулся на подушки. — Алим, а тебе не кажется странным, что большой корабль с товарами, будто специально подкидывают нам на растерзание? Нечистый как бы подталкивает — идите и возьмите. И вроде людей на нем не велико и пушек не видно. И остался он один, брошенный всеми. Но!!! Нет, мой послушный сын! Я чувствую тут подвох, западню. Так, что.... Мы обойдем стороной этот корабль. Видит пророк, да осветиться его имя, это не наша добыча.

— Но, отец!? — молодой воин, не удержавшись от возмущения, воскликнул расстроено. — Да пребудет на вас милость Аллаха! Сколько же можно ходить вокруг да около? Одна корабельная казна такого судна может представлять собою целое состояние! Вот, к примеру, наш сосед Рашид ибн Сейфуддин аль-Мируни за это же время захватил уже два корабля и один расстрелял из пушек. Он хвастался, что настоящий воин и прилюдно смеялся над нами.

— Алим! — брови родителя сердито сошлись на переносице. — Бугэн миндэ, иртэгэ синдэ. (Примечание автора. Крылатая фраза в книге гаданий "Фальнаме". Дословно означает... Сегодня это — со мной, завтра — с тобой!).

— Зависть и жадность плохие советчики! К тому же алчный человек мало чего сможет добиться в жизни. В Коране Пророк Мухаммад, мир ему и благословение Всевышнего, написал, что мы должны набраться терпения, стать осторожными и предусмотрительными...

— А наше богатство от нас не уйдет. Лучше один раз найти большее, чем всю жизнь растачивать на малости. Иди, подумай над своим поведением и направь свой воинственный взор на поиски парусов на горизонте, а после мы с тобой, подобно ястребам ...

Паша не успел договорить фразу, как вдруг, огромный, тяжелый фрегат, возник ниоткуда и словно гигантский айсберг, с громким треском начал надвигаться на беззащитный борт "Серебреной стрелы". Как спички ломая длинные весла, жуткая громадина напоминала мощную плавучую крепость, черную, грозную, и совершенно неуязвимую.

Мгновение и через борта полетели стальные абордажные крючья, намертво соединяя корабли. Со звоном и треском железо стало впиваться в дерево.

Галера наклонилась, сильно затрещала, застонала, одним бортом начало медленно погружаться в воду. Ребра шпангоута выгнулись, по боковым доскам побежали трещины. Гребцы-каторжане в ужасе отпрянули к центру лодки, насколько позволяли цепи. На судне началась отчаянная суматоха: Люди сломя голову метались по кораблю, натыкаясь друг на друга, раздавались крики, команды, звенела труба. Первыми от шока, на турецком галеасе, оправились лучники. Они начали выскакивать из своей палатки, разбегаться по палубе, натягивать луки в сторону чужого корабля.

Сразу же с двух сторон неприятельского парусника хлёстко ударили крупнокалиберные пулеметы. Выстрелы, звучавшие от странного оружия и свист пуль, слились в один сплошной грохот. Сверху посыпались обломки рей и такелажа. Щегольские полотнища "Серебреной стрелы" продырявлены. Щепки от древесины с пронзительным жужжанием полетели во все стороны. Присутствующие на галере, словно по команде плашмя повалились на палубу. Стали закрывать глаза, подтягивать к животу колени, обхватывать голову руками, молиться.

Два потока свинца, распространяя вокруг ужас, ливнем прошлись над их головами. Встретились на середине. Средняя мачта турецкого корабля, подбитая вражеским огнем, со страшным скрежетом, сначала медленно, а затем всё быстрее стала валиться на борт. Со стоном рухнула в море. С правого борта, на расстоянии двух — трех шпаций, вражеские пули совершенно разбили фальшборт, разодрали нижние паруса. Несколько обломков рей и штанг уже валялись внизу или беспомощно висели, готовые упасть. У правой мачты были заметны остатки уничтоженной шлюпки.

Стрельба внезапно стихла. Паша поднял голову и увидел, как вдоль борта неприятельского судна стали появляться новые стволы неизвестных мушкетов. Напавшие, устрашающе чем-то лязгали, водили черными дулами из стороны в сторону. Были готовы в любой момент открыть беспорядочную стрельбу по присутствующим на галеасе. Владельцев страшного оружия становилась все больше и больше.

К борту нависшего над галерой огромного пиратского корабля подошел странный человек высокого роста в чёрной широкополой испанской шляпе, с которой до самых плеч свисало пышное кроваво-красное перо. Он уперся позолоченной тростью о палубу. Улыбнулся, обнажив белые зубы, напоминая оскалившегося волка.

— Я адмирал Хейли, — заносчиво произнес незнакомец.

— С моего корабля бежала большая группа матросов, родившихся в Московии. По слухам многие из них находятся на вашем корабле. Я требую немедленно выдать беглецов. В случае отказа мне придется применить оружие...

* * *

Час спустя.

Флагман адмирала Хейлли "Ля Витэс".

Каюта дорогих гостей.

— Для добора команды мне нужно срочно поговорить с каждым человеком, — адмирал настойчиво убеждал своего высокопоставленного гостя в прописных истинах. — Понять, что за люди. Выбрать лучших из лучших. Подписать договор. Оговорить условия несения службы и правила пребывания на корабле. Поставить на довольствие...

— Бастер, не торопись, погоди, — перебил его оппонент. — Это же русские люди. Только, что из неволи. Многие месяцами не видели белого света. С ними нужно по-другому: Пусть хотя бы покушают, придут в себя. Осмотрятся. Пообщаются с земляками — матросами. А там... Дойдем до Малаги и спокойно подпишем все бумаги.

Рязанцев снял со стены гитару. Наклонил голову. Прижал одной рукой верхний лад. Другой начал перебирать струны. Пропел фразу в качестве распевки. — Та-а-к, что да-вай, собирай-ся и пошли-и!

— Куда пошли? — не понял странника Хейлли.

— Как куда? Знакомиться будем. Как говорят у нас в будущ... — путник поперхнулся, махнул головой, поправил себя. — Как сказывают у нас в Московии. Будем проводить музыкальную, социально — психологическую и восстановительную терапию. Будем петь песни. Плясать. Разговаривать по душам. Сплачивать коллектив надо. Формировать эффективную команду.

— Я! — петь песни? — ирландец сморщился, затем возвел глаза кверху, как бы прося заступничества у бога. — Плясать? С молодыми гардемаринами и каторжанами? Из Московии??? — Глаза его округлись от удивления. Стали большими.

— Не куксись, Бастер. Ты собираешься в коллективе самоутверждаться или нет? Между прочим, прописки за звание адмирала, у тебя, ещё не было! Да и новый корабль не обмывали! И самое главное... — сегодня у нас на Руси большой праздник.

— Какой ещё праздник?

— Ну, например, пускай будет день рождения Флота!!! Флота Таганово!

— Так, что давай, мой адмираль! — вояжер во времени произнес с акцентом, копируя местных иностранцев. — Вперёдь, на виход, праздновать большой, яркий событий! Гип Гип, ура!!!

Он толкнул дверь каюты. На миг остановился. Бросил остаток фразы через плечо. — Главное не робей и делай как я. А ещё лучше — больше меня!

......

Такого странного корабля Егорка ещё не видел. Высокий острый нос и плавно выгнутые линии бортов придавали корпусу сходство с хищной рыбой, а круглая корма походила на голову кита. Мальчишка, засунув дудочку за пояс, затравленно озирался по сторонам. На борту огромного галеона с необычным оранжевым флагом находились русские моряки. Но!!! Это были странные русские моряки. Они больше походили на немцев. Причем на дерзких, самоуверенных немцев. Безбородые, румяные от ветра лица, коротко стриженные головы, все в одинаковом платье невиданного покроя: Очень короткие черные сапоги, черные штаны, черные рубахи, широкие коричневые ремни, с сверкающими на солнце золотом бляхами. Лихо задвинутые на голове черные береты с небольшими оранжевыми флажками и блестящими значками на лбу. Из-за распахнутого ворота рубах виднелось белье с синими полосами. И главное на левом рукаве каждого члена команды присутствовала нашивка — картинка с якорем, на правом с оскалившимся рыжим лисенком.

Особо среди присутствующих на палубе матросов выделялся рыжий парнишонка в темно — зеленой одежде. Она сидела на нём как влитая. Начищенные сапоги блестели так, что было больно глядеть. Он, скорее всего на год, от силы на два, был старше Егорки. Но!!! Вел себя этот безусый вьюноша так как будто являлся, по меньшей мере, единственным сыном боярина. По поведению сынка складывалось впечатление, что папаша дворянин отказался от воспитания своего чада, плюнул на всё и сбежал с корабля. Утёк боярин в Москву, а может и ещё куда подальше. А дитинушка — сиротинушка, вошел во вкус, и гонял по судну всех без разбора и остановки. И, что удивительно — все его слушались. Он с деловым видом ходил между моряками. Приставал к вновь прибывшим. Постоянно, что-то спрашивал, узнавал, давал советы. Вел себя в высшей степени странно.

Матросы, под его присмотром вытаскивали на середину палубы ящики. Открывали их. Доставали оттуда содержимое. Человек в белой рубахе и колпаке выкатил пузатую бочку. Бывшим каторжникам, в небольшой железной посуде раздали вкусно приготовленное мясо и какие-то овощи. Выдали легкие белые ложки и прозрачные кружки со сладкой водой.

Истощенные, грязные, опухшие рабы, оглядываясь друг на друга, крестились, начали пробовать пищу на вкус, а потом есть. Они всё еще не понимали, куда попали, и какая судьба ожидает их.

Рыжий подошел к Егорке. Пристально осмотрел его. Увидел дудочку за поясом, ухмыльнулся.

— Ну, и как зовут нашего юнгу — музыканта?

Парнишка обернулся по сторонам, потом сообразил, что обращаются к нему, робко произнес. — Егорка.

— Егорка, — обидно передразнил рыжий.

В его голосе было что-то пренебрежительное и вместе с тем очень смелое, мальчишеское, задорное.

— Фамилия? — боярский отпрыск добавил в голос металла.

— Сонин.

— Так вот, юнга! Будущий матрос должен гордо произносить свое имя и должность... Юнга флагмана "Ля витэс" Егор Сонин. Ясно.