-И как успехи? Иссякает?
-Потихоньку. Раньше была романтика, новый мир и все такое. Теперь скорее еще один вид быстрого заработка. Но по моим подсчетам до сих пор в Городе каждый день находиться каждый пятый житель Такера. Населения у нас тысяч триста, вот и подсчитай.
Я закуриваю:
-О молодежи Такера, конечно, заботиться надо, но я-то здесь причем?
-Я к тому, чтобы ты не беспокоился о слежке, Грозный. Слоны другими делами заняты. Зачем ты им нужен? Появились другие крупные рыбешки. Кончай думать о том, что тебя поймают.
-Я и не думаю, — говорю, — с чего ты взял?
Паршивец вздыхает:
-Наверное, я слишком нервничаю... болтаю всякую чепуху. Слушай, Грозный, а если у меня паранойя?
-Смотря, какие признаки.
-А бывает такая паранойя, чтобы я за других боялся, а не за себя?
-Все бывает, Паршивец. Только эта болезнь, наверное, по-другому зовется, — отвечаю, — а за меня боятся, кстати, не надо. Я сам за себя побояться могу, если что.
Паршивец замолкает и задумчиво курит, глядя в невидимую точку немигающим, остекленевшим на время взглядом. Словно в его голове возникла вдруг очень важная МЫСЛЬ, которую надо во что бы то ни стало додумать.
-Слушай...
Паршивец вздрагивает, роняет сигарету на пол и, чертыхаясь, нагибается, чтобы поднять и собрать пепел с линолеума. В кухне запоздало загудел рекзатор воздуха, наполняя помещение густым цитрусовым ароматом.
-Дело наипервостепеннейшей важности, — говорит Паршивец, движением руки обрывая мои попытки что-нибудь вымолвить, — я бы даже по-другому сказал — миллион кредиток хочешь?
Я стряхиваю пепел в блюдечко на столе:
-Слушай, Паршивец...
-Хочешь миллион? — твердо перебивает он. В глазах вновь вспыхнул тот огонек безумия, который, как мне показалось, угас несколько секунд назад.
Кто ж, блин, не хочет...
-Ты уверен, что дело в миллионе? Ты из-за этого взвинченный?
Глупым и наивным считала меня только моя бабушка, но она умерла много лет назад. Как я вижу Паршивца насквозь, так и он должен видеть меня. Если настоящий друг. И точно — Паршивец отошел от окна, выудил ногой табуретку из-под стола и грузно плюхнулся на нее.
-Ладно, дело не только в миллионе, но я не говорю, что мы его не получим, — говорит, вытирая нос кончиком пальца.
-Ага. Столько лет подкармливать меня в тюрьме... попытался бы предложить меньше.
-А как же разговоры что общество гниет? Что всем нужны только кредиты... Ладно, давай без обид, а? Договаривались же.
А как без обид, когда я думаю, что меня используют? Друзья, конечно, но, блин, откуда такие мысли берутся?
-Все остальные уже в курсе, — говорит Паршивец, — тебя я приберег на десерт.
-Выдерживал?
-Да. Как вино к празднику, — Паршивец улыбается, трет нос, и я тоже улыбаюсь, глядя на него.
-а зачем тогда такая секретность? От Негодяевой жены что ли? Ладно, выкладывай, скотина, не томи.
-Почти сразу после того, как тебя поймали и обрубили крылья, мне стало известно, что в Городе возводят новые уровни, — начинает Паршивец, — я прошерстил Нишу и обнаружил, что никаких микрорайонов и кварталов официально строить не собираются. Но, тем не менее, подготовка велась. В Такер прибыла новая группа программистов, запустили новые серверы. Один мой хороший знакомый руководил прибытием новых партий вироматов. Причем, после разгрузки за ними приехали Слоны из охраны. После этого вироматы перевезли куда-то в неизвестное место.
-Секретный объект! Ловко.
-Представляешь? Секретный объект внутри секретного объекта. Понятное дело, я не остался в стороне и почти год все вынюхивал. И что ты думаешь я узнал?
Он замолкает, поглядывая на меня испытывающим взглядом. Ненавижу Паршивца за это.
-Сейчас как дам по голове блюдцем, — говорю, — продолжай.
-В Нише решил разместить свой архив президент, — ворчливым басом заключает Паршивец.
2.
Государственный Секретный Архив... это же сотни тысяч документов, террабайты информации... все, что происходило в мире за последние сто лет, все находится в Архиве. Там хранятся файлы обо всех государственных деятелях современности!.. А компромата там сколько! А секретных постановлений! А сверхсекретных Указов! Да мало ли чего еще?!
Я затушил сигарету о дно блюдца и вытаращился на Паршивца, не в силах совладеть с отвисшей челюстью. Удается хрипло выдавить:
-Миллион кредиток, говоришь?.. — а в голове уже гудит, но не от спиртного, а от целого роя диких, неуправляемых мыслей, — мало миллиона, тебе не кажется, а?
-Каждому, Грозный, каждому, — замечает Паршивец, — если дело выгорит. А чтобы оно выгорело, мне нужен твой дар и опыт.
-Чего больше?
-Больше? Дар. Если бы можно было открыть замки в охранных помещениях Архива молитвой, я бы упал на колени прямо сейчас. Без твоего волшебства не обойтись.
-Думаешь? А кто-нибудь уже сталкивался с этими замками?
Паршивец грустно улыбается:
-Если бы... Представь, в Городе появилось метро. Входишь туда, а внутри просторный холл, будочки всякие стеклянные, карта на стене, все как в настоящем метро, только безлюдно. Стоят два эскалатора, которые, естественно, не работают. Оба эскалатора уходят глубоко вниз, а внизу нет света и ничего не видно. Вот это и есть вход в Государственный Архив. Двадцать шесть софтеров спускались по эскалаторам вниз. Были одиночки, но в основном группами. Пока еще ни один не добрался до цели.
-И что с ними происходило?
-Первым отрубали питание, когда они спустились метров на двадцать, и они вылетали из Города не хуже пробки из бутылки. Других поймали Слоны по сигналам здесь, в Такере. Я не оставляю попыток, но операция, в которой будешь участвовать ты, главная в списке. К ней я готовлюсь с особой тщательностью.
-Спасибо.
-Нет, правда. Вдумайся, Грозный. Двадцать шесть софтеров, которых я лично натаскивал. Думаешь, так легко найти профессионалов? Ладно, допускаю, что две трети из них чайники, но одна треть, Грозный, восемь человек знали, на что идут, и в свое время взломали не одну базу в Городе. Они тоже не добрались, — Паршивец берет паузу, чтобы перевести дух, — а мы доберемся, нутром чую. Вот здесь, в груди, сидит уверенность, а она, знаешь ли, штука в таких делах полезная и проверенная. Помогает.
-Приняли мышку за кошку, а она пшено и сожрала, — говорю, — не боишься, что я подведу? Столько времени прошло, все-таки.
-А вот и не боюсь, — улыбается Паршивец, — поздно бояться. Через два дня мне доставят из столицы все необходимое оборудование, свои люди работают, сам понимаешь. Я уже сомневаться просто физически не могу. И тебе не советую.
-Ты меня в отступники не записывай, — говорю.
Паршивец улыбнулся снова, но улыбка эта, вижу, далась ему непросто. Затем полез в карман и вытащил тонкий белый конверт.
-Это тебе, — говорит, — ознакомься на досуге. Там карта Города, такая же, как у Сан Саныча, инструкции и описания устройств, которые я заказал нам.
-Кому — нам?
-Тебе, мне, Негодяю и Сан Санычу, — говорит Паршивец, — вчетвером пойдем.
-Ты обалдел что ли? Засекут через пять минут! Глазом моргнуть не успеем.
-Главное — толпой никто не пойдет, передвигаться будет по двое. А еще приготовься — мы не на один день в Город идем.
У меня вновь отвисает челюсть:
-А на сколько?
-Дня на два минимум. Пройдоха останется наблюдать за нашим физическим состоянием. Я же говорю — ознакомься с новым оборудованием.
-Видал я новое оборудование, но чтоб такое... а оно не смертельно — два дня без передыху на скретчетах замкнутым висеть?
-Не смертельнее, чем заходить в Город через твой скретчет в заднице.
-Под лопаткой.
-Все равно. Оборудование, конечно, не идеальное, но зато лучшее, что вообще можно достать.
-Благодарю. Полегчало. Успокоил, как говорится, до глубины души. А почему не рассказал обо всем заранее? За два дня не очень-то подготовишься.
-Я боялся, что ничего не получится. Очень много проблем возникло по ходу дела. Все эти переговоры, звонки, там взятка, тут взятка, ну ты понимаешь... вчера вечером выяснилось окончательно, что операция состоится. Если бы сорвалась, я бы тебя до поры до времени не беспокоил.
-Ну, да. Придумал бы какую-нибудь другую гадость.
-Ты знаешь, наверное да.
Хочется закурить снова, а еще не помешала бы рюмочка ликера, но его же наверняка уже допила дружная компания. Интересно, а пиво осталось?
-Я сегодня же все просмотрю, обещаю. Еще замечания, предложения, вопросы будут?
-Утром, — коротко говорит Паршивец.
-Непотребством занимаетесь! Знаю я вас, негодяев! — говорит Негодяй, заглянувший в кухню с бокалом пива в руке.
-На себя посмотри, — говорю, — дай хлебнуть.
-Оно без алкоголя, тебе, как бы, строго запрещено.
-Я тебе дам, запрещено! — кидаюсь на Негодяя, пытаясь выхватить бокал. Естественно, пиво разливается. Паршивец громко ржет. Я схватил его подмышки, пихнул на Негодяя, и мы такой вот дружной компанией вывалились в коридор.
Из зала показалась голова Наташи:
-Чем вы там занимаетесь?
-Непотребством! — кричу, — присоединяйся!
В последующие минут пятнадцать мы, как малолетние шалопаи, катаемся по полу и мутузим друг друга, оглашая коридор хохотом и воплями. Сан Саныч и Пройдоха выглянули посмотреть, а затем исчезли обратно. Падкий до умных разговором Сан Саныч наверняка втянул беднягу в очередную беседу.
Наконец, я больно стукнулся затылком о плинтус и заорал в голос, что, мол, пора и честь знать. Закругляемся, значит.
Естественно, меня никто не услышал.
3.
От Негодяя мы с Наташей вырвались, когда солнце наполовину скрылось за домами, а тени от деревьев удлиннялись и ползли вдоль тротуара. Город озарился рекзаторами света, интермобилей стало меньше, зажглась, засверкала реклама на магазинах.
Несмотря на вечер, непривычная весенняя жара не спадала, а ветер вообще куда-то запропастился.
-Уф, — говорит Паршивец, который вышел меня проводить, а заодно и выкурить на пару сигаретку, — терпеть не могу весну и лето. Зимой лучше. От холода спрятаться можно, а от жары некуда. Не в ванну же со льдом бросаться, верно?
Рубашка у Паршивца расстегнута на груди, открывая прекрасный вид на густые черные волосы — наверняка компенсацию за блестящую лысину. Он докурит сигарету и вернется обратно к Негодяю и Пройдохе; Сан Саныч ушел раньше всех, сославшись на то, что вечером у него какие-то оздоровительные процедуры в новом спортивном комплексе.
-Завтра в десять, не забудь.
Киваю.
Мы курим молча. Наташа держит меня за руку и тоже молчит. Я успеваю поймать этот короткий момент тишины и покоя, прежде чем он ускользает окончательно.
Со стороны дороги раздается грохот музыки, и на бешенной скорости пролетает интермобиль. Где-то в подворотне лает собака, кого-то зовут домой... жизнь идет мимо нас, рядом с нами, а мы как будто замерли вне ее, стоим и молча курим...
И отчего-то мне показалось, что только что подошел к концу последний нормальный день в моей жизни. Глупости, конечно, ведь моя новая жизнь, по сути, только началась. Впереди еще много дней, спокойных и неспокойных, радостных и грустных, ярких и серых. Я еще не настолько стар, чтобы бояться смерти. Да, я знаю, это молчаливая с косой может забрать меня в любой момент, когда ей вздумается, но как хочется прогнать подобные мысли прочь...
-Пойдем? — Наташа прижимается теплой щекой к моему плечу, — Рома, а тебя ждем в гости на неделе. Давненько не заходил, я ведь и обидеться могу.
-Нет, Наташенька, на этой неделе никак, — разводит руками Паршивец, — давай в конце месяца, а? Вывезу вас за город, на шашлычок, винцо попьем, костерок разведем, повеселимся, а?
-Хорошо, — Наташа тянет меня за руку к дороге, — пойдем, Паш, пойдем, а то к утру не доберемся.
Я успеваю выбросить сигарету в урну и пожать Паршивцу руку на прощание.
Мы подошли к трассе.
-Наташ, тебе как, понравилось?
-Нормально. От общества мужиков нельзя ждать лучшего, — она улыбается, — когда вы были на кухне, Сан Саныч и Коля пытались строить из себя джентльменов. Разыгрывали, кто поднесет мне бокал со льдом, а я им говорю, что если ты увидишь — голову оторвешь.
-На Сан Саныча не похоже. Детство заиграло?
-Дурачились. Чуть пиво на нас с Настей не опрокинули.
Я смотрю на Наташу, и она мило улыбается мне в ответ. Сколько лет мы вместе, а я все никак в толк взять не могу, что она нашла во мне такого? Ведь я совсем не красавец, и характер у меня, что и говорить, прескверный. А еще отпетый уголовник с запаянными скретчетами. Мой антипослужной список можно перечислять часа три... но ведь, выходит, есть же во мне что-то. Ведь видит Наташа то, чего не вижу я.
-Ты меня любишь? — спрашиваю.
-Дурачок, — отвечает она и ловит такси.
-Отвечай по существу. Любишь или нет?
Она первой залезла на заднее сиденье — я следом — и назвала адрес. Такси медленно тронулось с места.
-Глупый ты, — говорит, — если бы не любила, жила бы с тобой тогда, жди.
-А вдруг? Из сострадания, например.
-Паш, не говори ерунды. Я не из тех женщин, которые живут с кем-то из сострадания. Неужели я бы не нашла себе кого-нибудь другого?
-Не знаю... понимаешь, мне просто страшно тебя потерять. Лезут в голову всякие дурацкие мысли.
-Это мне должно быть страшно. Я за тебя боюсь с того дня, как мы поженились. Сначала боялась, что тебя арестуют, потом, что из тюрьмы живым не выберешься, теперь, вот, снова боюсь, что арестуют.
-Не надо бояться, — говорю, — ты меня любишь, я тебя тоже люблю, а вместе нам ничего не страшно.
Я положил голову ей на плечо и закрыл глаза. День медленно уходил, уступая место ночи. Завтра меня ждет новый день, а что он принесет с собой, я не знаю, да и знать, если честно, не хочу.
Глава 010.
1.
Паршивый день плавно перешел в паршивый вечер.
Причин было несколько. Во-первых, под конец дежурства пришлось писать отчет и звонить дежурному. Урод громко орал в трубку что-то на счет некомпетентности и крупного штрафа. Говорухин едва не послал его на три буквы, но сдержался. Трубка телефона в руке жалобно скрипела от неправомерного давления.
Во-вторых, Морозов. Не спрашивая разрешения, он отослал отчет главному дежурному, и теперь завтра к обеду Говорухину надлежало явиться в офис начальства для объяснений. А это не есть хорошо. На завтра у Говорухина были совсем другие планы. Например, разыскать софтера, который подложил ему свинью с Шепко. Очень хотелось посмотреть в глаза наглому уроду, а еще лучше эти самые глаза выдавить и наблюдать, как тот будет корчиться от боли и орать о пощаде.
Между прочим, сцена расправы с софтером смотрелась столь заманчиво, что после смены Говорухин решил вовсе не заезжать домой, а свернул прямиком к Лёне Красикову. У того можно было сразу и пожрать и глотнуть водки и, если повезет, разыскать пару головокружительных таблеток. Дело в том, что Красик таблетки не уважал, предпочитал баловаться новомодной дрянью, которую колол прямо в затылок, в ямочку под волосами, но для друзей у него почти всегда имелся небольшой запас таблеток и чего-нибудь посильнее.
