— Ты губу-то закатай, — приземлил меня Антон. — Во-первых, я так часто всю эту лабуду заказывать на себя не смогу. В Ордене ж не дураки, им бы тогда весь бизнес такие ушлые порушили. Во-вторых, рынок панелек в Сан Антонио жёстко поделен. Одна контора принадлежит зятю мэра, вторая, вторая — отцу шерифа. У них даже специфика немного разная, чтобы друг другу не мешать, одни больше по панелькам, другие — по оборудованию под это дело. Пристрелить тебя не пристрелят и проверками не замучают, но поверь, у них полно способов сделать жизнь конкурента невыносимой. Так что это разовая работа.
— Ну и леший с ними, — отмахнулся я легко.
Перспектива заработать чуть ли не годовой оклад какого-нибудь местного мастера земляных работ, вакансия какового мне тут светила, грела душу. Осталось только чтобы фермеры согласились.
Гёбели не просто согласились. Они были очень и очень рады. Моё (поправка — наше, переговоры проходили там же, "У Джо") предложение было на треть дешевле, чем у местных "зелёных".
— А что по срокам? — уточнил Маршалл.
— Если завтра до обеда всё оформим и сразу же закажем оборудование, то дня через три-четыре его доставят в Сан Антонио поездом, — до прихода фермеров мы с Антоном провели два часа, прорабатывая все детали, и сейчас я озвучивал их заказчику. — Ещё через сутки груз будет в Аламо. Там надо будет найти грузовик, хотя бы пятитонник, но, думаю, проблем с этим не будет, в Аламо хватает перевозчиков. Ну и до фермы где-то день пути. На круг, грубо говоря, через неделю сможем начать монтаж. И к середине следующего месяца у вас будет своя электроэнергия и заправка.
— Долго как-то, — буркнул Энтони.
Парень всё таки дулся, что его идея с этанолом не нашла отклика у отца. Целесообразность здесь ни при чём, он просто хотел доказать, что уже взрослый и может приносить пользу не только бери побольше и кидая подальше. И тут такой облом в моём лице.
— Всё одно быстрее, чем ждать первого урожая сорго, — поддел я Энтони в ответ.
Парень зло зыркнул на меня и Антона, встал, залпом допил пиво, грохнул кружкой о стол, нацепил стетсон и, не прощаясь, удалился, процедив:
— Пойду попробую найти настоящую выпивку, надоело лакать эту ослиную мочу.
— Не обращайте внимания, — Маршалл приложился к кружке, сделал пару глотков, и поморщился. — Хотя парень прав, пиво тут дерьмо.
Спорить не стали, Антон ещё в первый мой визит сюда предупредил о качестве пенного, точнее, о его полном отсутствии.
Зато "У Джо" внезапно нашёлся вполне себе неплохой виски, Джим Бим (простите, бурбон, в сортах... алкоголя не разбираюсь). Выпили за сделку. Затем — за удачу. После мы с Антоном познакомили Маршалла с русской традицией поднимать третий бокал за любовь. Маршалл не возражал. Более того, идея ему настолько понравилась, что он тут же предложил не мешкать и пойти поискать этой самой любви.
Еле отговорили — всё таки в таком состоянии нестояния идти искать местный квартал красных фонарей чревато если не разбитой головой, то, как минимум, утратой кошелька и всего ценного, что есть при себе. Власти Сан Антонио калёным железом выжигают преступность, всё таки город визитная карточка Техаса для тысяч переселенцев, но избавиться от криминала на 100% ещё никому и никогда не удавалось. К тому же среди того людского потока, что протекает через Сан Антонио, не только добропорядочные граждане, хватает мутных личностей, да и просто любителей побузить.
Маршалл не мальчик, да и бутылка на троих (а считай, почти на двоих, я почти не пил) ему что слону дробина. Но пьяный априори вызывает повышенный интерес у всяких нехороших людей. Так что уговорили фермера никуда не идти. Да он сильно и не возражал.
Когда парни заказали вторую бутылку, я решил откланяться. Пьянка это не про меня, все дела мы утрясли, всё обговорили, пора и баиньки. День выдался долгий и плодотворный, пришлось побегать по городу, что по местной жаре та ещё работёнка. Хотелось в душ, переодеться в чистое и спать.
— Парни, сильно не налегайте. Нам завтра ещё в банк идти, и желательно сделать это до обеда.
— Не бзди, всё будет пучком, — Антон чуть осоловел, но разливал уверенно. — Сейчас ещё по чуть-чуть и тоже пойдём. Да, Маршалл?
— А то!
— Энтони не забудьте найти.
— Он большой мальчик, не пропадёт, — отмахнулся фермер.
Антон протянул собутыльнику вновь наполненный стакан, и вопрос поиска отпрыска отошёл на второй план. А то и на третий.
Улица встретила меня приятной прохладой. Солнце село пару часов назад, и воздух уже начал остывать, но было ещё достаточно тепло, чтобы не надевать байку, так что закинул её на плечо, придерживая левой рукой за петельку.
— Э, слышь, закурить не найдётся? — раздался хриплый голос слева.
Говоривший притаился в тени у стены. Городское освещение в Сан Антонио присутствовало только в центре, местная луна ещё не взошла, так что рассмотреть моего ночного собеседника было невозможно. Да и понять получалось с трудом, акцент у него оставлял желать лучшего.
— Не курю, — на всякий случай я принял чуть правее.
Не успел сделать и пары шагов, как впереди из-за угла вынырнул ещё один любитель ночных прогулок. Худой, высокий, лет сорок. Лицо не рассмотреть, но когда открывает рот, видно, что половины зубов не хватает. Заношенные джинсы, спецовка поверх майки серо-бурого цвета, заляпанный грязью ботинки. И где только измызгался, последний дождь был две недели назад.
— Тогда может найдётся пара лишних экю? На хлебушек, — прохрипел Худой.
— Может, вам ещё подсказать, как пройти в библиотеку?
— Чего? — худой замешкался на секунду, ответ вышел за привычные рамки.
А я делаю шаг навстречу и бью с правой в лицо.
Никогда толком не дрался. Борьбой занимался, да. А вот чтобы кому-то по морде лица стучать — не доводилось. Мне сложно ударить первым, воспитание такое. Но я так же чётко понимаю, что ни прикурить, ни хлебушка этим двоим не надо. Будь у меня даже блок сигарет и полный рюкзак "Бородинского", я всё равно отхвачу. Поэтому бью сразу, не дожидаясь развития событий.
Удар вышел смазанным и слабым, сказывается отсутствие опыта. От него больше вреда, чем толку — глаза Худого, до этого ничего не выражавшие, наливаются злостью. Он радостно щерится остатками зубов — теперь у него полное моральное право меня избить до полусмерти, я напал первым. Даже таким кадрам иногда нужен предлог, чтобы действовать.
Каким-то шестым чувством улавливаю движение сзади-слева, отправляю байку в полёт в том направлении, в попытке сбить удар противника. Отчасти получается, что-то твёрдое лишь приглаживает бок, вместо того, чтобы приложить меня по хребту. По ощущениям больше похоже на кусок трубы, чем на биту, хотя точно не скажу — ни то ни другое до этого в принудительном массаже моего тела не участвовало.
В глазах слёзы, бок горит огнём. Худой крутит нож-бабочку. Выпад — ухожу вправо. Очередной удар со спины проходит мимо — вовремя я отскочил! Не успел обрадоваться, как получаю тычок в спину, лечу вперёд. Худой замахивается, намереваясь пробить с ноги в голову, едва успеваю подставить левую руку. Предплечье принимает на себя удар. Чёрт, как больно!
На автомате ловлю Худого за штанину на возвратном движении. Он дёргает конечностью, пытаясь вырваться, но хрен тебе. Тяну ногу на себя, перехватываю под мышку. Худой приплясывает на одной левой, стараясь не потерять равновесие. Ага, счаз! Приподнимаюсь и наваливаюсь вперёд. Падаю на противника сверху, стараясь припечатать его о землю как можно сильнее. И пока он чуть ослаб, перекатываюсь на спину, прикрываясь Худым, как щитом.
А вот что делать дальше, непонятно. Пыхтим, возимся в пыли, но вырваться из захвата у Худого не получается. Будь это драка один на один, я бы перешёл на болевой, но это значит открыться перед вторым подельником. Надо кричать. Только дух чуть-чуть переведу, а то в лёгких пусто, с этой вознёй.
— Замер, урод! Бросил трубу! Я сказал — бросил трубу! Считаю до трёх! Раз! Два!
"Дзинь" — по пыли покатился отрезок трубы.
— Бам-бам! — ударил по ушам сдвоенный выстрел.
— #%@$&*! — ругается Антон. — Так, козёл, замер! Брось нож! Не то вышибу мозги! Ну!
Нож летит на землю. Худой как-то разом обмяк. Ослабляю хватку, несостоявшегося грабителя стаскиваю с меня.
— Алекс, ты как? — Маршалл протягивает руку, помогая подняться. Взгляд трезвый, злой.
— Нормально, вроде жив, — встаю.
Наконец-то рассмотрел второго нападавшего. Молодой, лет двадцати пяти, мексиканец, с округлыми чертами лица, невысокий, плотно сбитый, мускулистый. Такой мне с пары ударов трубой обеспечил бы вечный покой. На груди расплывается кровавое пятно, из правого кармана такой же, как на Худом, спецовки торчит наполовину вытащенный пистолет.
Вокруг собрались редкие зеваки.Время позднее, прохожих мало, но всё таки есть. Кто-то из них, наверное, и поднял кипиш.
— Скажи спасибо Хелен, — словно читает мои мысли Антон.
За его плечом стоит невысокая худенькая девушка лет двадцати, в узких приталенных джинсах, расписанных совушками, в бордовой майке, опять же с совой и каким-то орнаментом, в зелёном вязаном берете в крупную ячейку на густых каштановых волосах, спадающих водопадом до лопаток. Шея тонкая, как и всё у неё, лицо узкое, курносое, довольно симпатичное, без намёка на загар, отчего в темноте кажется немного бледным. А может, девушка просто не привыкла видеть трупы, вон как тонкие пальчики вцепились в лямку рюкзачка.
— Хелен, я ваш должник, — улыбаюсь.
Девушка постаралась улыбнуться в ответ, и вдруг её глаза становятся похожи на два блюдца, а лицо приобретает мёртвенно-бледный цвет.
— У вас вся майка в крови, — Хелен прикрыла рот ладошкой, тяжело сглотнула и отвернулась.
Смотрю вниз — действительно, в крови. И когда только Худой успел дотянуться?
Мир вдруг качнулся, ноги стали ватными. Оп-па, как-то мне нехорошо.
Антон что-то говорит, но я уже не слышу. В голове только одна мысль: хоть бы ноут не повредили, уроды. Где мне его тут ремонтировать?
Тот факт, что "ремонтировать" надо меня как-то прошёл мимо сознания.
Глава 15
Год 27, 19 марта, понедельник, Сан Антонио
Алекс Северов
В обморок, в отличие от Хелен, я вчера так и не упал.
Хоть Худой и задел меня, пока мы возились на земле, раза три, но раны были резаными, не колотыми, так что, кроме потери крови, ничего страшного не случилось. Местный эскулап, примчавшийся на скорой минут через десять, наложил повязки, сунул девушке под нос что-то пахучее, от чего она в миг пришла в сознание, засвидетельствовал смерть мексиканца, осмотрел второго нападавшего, у которого всех повреждений только кровоподтёк на скуле от моего неловкого удара, и увёз меня в больницу.
Там повязки сняли, раны обработали чем-то полезным, но дюже болючим. На одну, идущую сверху вниз вдоль рёбер, даже швы наложили, пять штук, предварительно вколов обезболивающее. Затем медсестра отвела меня в палату, выдала серую, словно у узника концлагеря, пижаму, и уложила спать.
— Être à Paris et ne pas essayer un croissant est un crime! (Быть в париже и не попробовать круассан это преступление!), — утро началось с голоса Хелен.
— Je n'aime pas les pâtisseries, je m'élargis à cause d'elle (Мне не нравятся пирожные, я становлюсь шире из-за них), — а это, похоже, Антон.
Приоткрываю глаза.
Девушка, поджав ноги под себя и навалившись на левый подлокотник, умостилась в кресле напротив больничной койки. Во время разговора правая рука постоянно поправляет непослушную прядь, что так и норовит выскочить из-за уха. Похоже, жест уже доведён до автоматизма, Хелен даже не замечает, что постоянно поправляет причёску.
Наёмник подпирает подоконник, хотя рядом стоит диванчик. Как морщины прорезали лоб Антона, между словами паузы, видно, что французский даётся ему не легко. А парень не так-то прост, и где только успел выучить два иностранных языка (как минимум, может, он ещё какие-то знает, но молчит). Хотя, он же вроде как служил в Сирии, тот регион долго был колонией Франции. И даже после обретения свободы, местные ещё долгое время были в сфере интересов лягушатников, так что их язык там знают многие.
— Вы говорить по-французски лучше, чем я по-русски, — Хелен внезапно перешла на великий и могучий.
А утро-то полно сюрпризов. Если эта парочка сейчас заговорит на клингонском, я не удивлюсь.
— О, Алекс, проснулся, — моё пробуждение для Антона незамеченным не прошло.
И вообще, он весь какой-то собранный, словно перед боем. Автомата нет, на выходе в больницу сдал, но одет по походному, в камуфляж и армейские ботинки, карманы разгрузки топорщатся от набитых в них запасных магазинов. Опять же, садится не стал, расположился так, чтобы видеть вход, жалюзи на окнах закрыты, хотя солнце с противоположной стороны.
— Как ваше здоровье? — Хелен говорила по-русски с акцентом, который есть у любого иностранца, не имевшего языковой практики, но при этом очень правильно, тщательно выговаривая все звуки.
— Спасибо, замечательно. А твоё?
— Хорошо, спасибо. Доктор сказал, чтобы я больше бывала на свежем воздухе, занималась спортом и хорошо ела, и тогда я не буду падать в обморок.
С доктором я был полностью согласен, девушке не помешают пара дополнительных килограмм и походить в качалку. Вчера толком рассмотреть её не успел, но сегодня вижу, что это девочка-одуванчик, дунь — она и улетит, такая вся... невесомая. Из рукавов майки выглядывают настолько тонкие, можно даже сказать, тощие ручки, что моя бабушка сказала бы: у цыплёнка под коленкой и то мышц больше.
— Доктор плохого не посоветует. Антон, а ты чего такой боевой сегодня? Случилось что-то?
— Да как сказать... Шериф поговорил с тем типом, что тебя вчера порезать пытался. Это не обычное уличное ограбление, они тебя целенаправленно искали. Точнее, этот доходяга не знал, кого именно они там ждут, всем заправлял мексиканец, которого я завалил. Но то, что они ждали конкретного человека, он сказал. Кому ты уже успел дорогу перейти, Алекс?
— Даже без понятия, — я призадумался.
Коллекторы пустили по моему следу погоню? Как-то шустро для них. Да и нападавшие были из разряда "шпана", если уж кого-то и подрядили бы меня тут достать, то это были бы люди типа Антона.
Месть мексиканцев за разгромленную банду? Не смешите мои тапочки! Это всё равно, что убивать уборщицу, которая моет полы в разорившемся банке, где сгорели твои деньги. Моя роль во всём этом была невелика.
Остаётся только один вариант, и он мне не нравится.
— Единственное, что приходит на ум, это "зелёные", — и, видя непонимание на лице Антон, поясняю. — Продавцы панелек.
— Всё может быть. Задачи убить тебя у них не было, так, попугать слегка и всё. За пушкой мекс потянулся, только когда жаренным запахло.
— Ну да, а ножом он хлеб порезать хотел, а не меня, я сам виноват, что на него напоролся три раза.
— Худой сказал, что они для смелости дунули перед делом. Так что могли по своему истолковать заказ.
