Перепуганных насмерть и перепачканных кровью людей увезли с собой сотрудники милиции. Неизвестно, что удалось им выяснить и какие выводы они сделали для себя, потому что никакая информация так и не попала в прессу.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СНОВА ИСЧЕН
Маша пролежала в госпитале ровно столько, чтобы придти в себя. "Регенерат" вылечил ее полностью, никакого медицинского вмешательства в ее организм уже не требовалось, но отдых требовался безусловно.
Инструкция предписывала использовать регенерацию только в самом крайнем случае, когда никакие иные средства уже не могут вытащить человека с того света. Мало того, что искусственно восстановленные органы все-таки не были абсолютно идентичны натуральным и никто не был уверен до конца, что они не выкинут что-нибудь этакое в один прекрасный момент, регенерация оказывала порой весьма разрушающее действие на психику, особенно, когда регенерируемый был в сознании.
Маша в сознании не была и все-таки ее на какое-то время оставили в покое. Никто из руководства не приходил и ничем не интересовался, к Маше допускались сейчас только знакомые и друзья. И врачи, разумеется.
Машу осматривал главный врач госпиталя, собственной персоной, и остался весьма недоволен своим осмотром.
— М-да, — ворчал он, — Умудрилась, подставилась... У тебя теперь одна только левая почка своя, все остальное нарощено, что целиком, что частично. Поздравляю...
— И что теперь со мной будет?
— Надеюсь, что ничего, вон Ксатс — помнишь Ксатса? — у него половина мозгов искусственные и ничего! Как был чокнутым, так и остался...
Маша улыбнулась.
Ксатс действительно был странным молодым человеком, он заходил к девушке не далее как полчаса назад и долго рассказывал о том, что испытывал, когда "регенерат" жарил ему мозги. И что он мог чувствовать, когда практически был уже мертв?
Впрочем, Маша сама была почти мертва, а помнит вполне отчетливо... Бр-р. А ведь она уже была где-то вне своего многострадального тела. Чем же она чувствовала боль? Душой? Нет, чепуха... Адская машинка восстанавливает только тело.
С новыми органами Маша чувствовала себя вполне сносно — точно так же, как и со старыми.
— Девочка моя, — доктор смотрел на нее пристально и насмешливо, — Мне попался в руки твой "регенерат"... Ты, кстати, в курсе, что он хранит в себе всю информацию об исправленных им повреждениях?
Маше показалось, что ее искусственное сердце сейчас откажется работать.
— Такого длинного списка на одном агрегате мне еще не доводилось видеть... Чем ты там занималась на своей родной планете?
Маша закусила губу и посмотрела на доктора так жалобно, как только могла.
— Помимо прочего, я насчитал двадцать три излеченных цирроза печени. И две импотенции.
Маша сложила руки на груди и попросила жалобно:
— Не выдавайте меня, пожалуйста! Мне и так достанется...
— Не выдам, — вздохнул врач, — Боюсь, и так все всплывет. Наверняка Совет прикажет провести расследование твоей деятельности на Земле...
Маша горестно застонала и схватилась за голову.
— Помогите мне покончить с собой, доктор!
— Не могу! — врач дружески похлопал ее по плечу, — Не имею права.
Маша бродила по госпиталю и никак не решалась покинуть его. Она боялась... Ужасно боялась этого всемогущего Великого Совета, который казался ей сборищем злобных и безжалостных людей, она боялась, что ее больше не отпустят на Землю! Вот что было бы самым страшным...
Маша знала, что нужно встретиться с Эйком, рассказать ему все, упросить повлиять на Совет... Но и Эйка она тоже боялась, она просто не представляла себе, как вести себя с ним...
Командор явился к ней сам. Неожиданно и без предупреждения. Тогда, когда Маша была совсем не готова его принять. В ее голове сразу растерялись все мысли, она побледнела, потом покраснела и страшно разозлилась на себя за свою растерянность и смущение. Она думала, что все ее чувства к Эйку давно перегорели и пеплом покрылись, ан нет... Ну что за черт! Она только увидела его... его лицо... его глаза...
Неужели все сначала?
Маша порывисто вскочила с кровати и вытянулась, как положено по форме. Командор был безупречно подтянут, весь сиял и сверкал... Она была не причесана и помята после сна.
Как ты себя чувствуешь?
Эрдр опустился на стул, тем самым позволяя сесть и Маше субординация всегда соблюдалась очень четко.
Хорошо... Благодарю вас.
Я пришел к тебе раньше, чем соберется Совет, чтобы поговорить без свидетелей и все обсудить. Ты совершила много ошибок, но это моя, а не твоя вина, поэтому не бойся наказания. Я не должен был посылать тебя на твою родную планету, должен был понимать, что ты примешь слишком близко к сердцу ее проблемы, ты была к этому не подготовлена... К счастью не произошло ничего непоправимого, и мы сможем все исправить. Точнее, время сможет все исправить, очень скоро твои деяния забудутся.
Но я не хочу!.. воскликнула Маша, вскакивая с кровати.
Командор удивленно вскинул брови.
Я должна вернуться на Землю!.. Я нужна там! Я могу спасать людей!
И что?
Что?.. Раз я могу это делать, я должна это делать! Я знаю, что вы можете сказать нельзя вмешиваться в естественный ход развития планеты, но не это называется вмешательством...
А что же, по твоему?
Ну... когда прилетают корабли, привозят новейшие достижения, помогают планете выйти в космос...
Маша, ты не умеешь быть осторожной. Ты сама-то понимаешь, что натворила? Пренебрегла правилами безопасности и выдала себя. Дала спецслужбам Земли лишнюю информацию о инопланетном разуме. Это очень плохо, Маша.
В летающие тарелки на Земле никто всерьез не верит, буркнула Маша.
Во что же стали верить те пассажиры метро, для которых ты разыграла такой интересный спектакль?
Это всего лишь несколько человек.
А что будет, если ты снова окажешься на Земле? Ради спасения чьей-то жизни ты бездумно себя выдашь.
Я буду стараться...
Маша, я пришел не для того, что спорить с тобой и что-то доказывать. Что это за детские игры?
Это не игры, это принципиальный вопрос.
Эйк закусил губу, чтобы не улыбнуться девушка смотрела так сосредоточенно, глаза сверкали и брови хмурились.
— Пожалуйста, Эйк, пожалуйста, я должна вернуться!
Она заплакала. Очень горестно.
Ей хотелось добавить: "Хотя бы ради того, что было между нами", но она удержалась — стыдно было.
А командор Эрдр смотрел на нее серьезно и задумчиво. Может быть, он вспоминал себя, когда сам был еще моложе, чем его маленький солдат Маша, и, может быть, именно ради этого воспоминания он решил отложить на какое-то время все свои неотложные и очень важные дела и — разрешить этот "принципиальный вопрос".
Он не любил вспоминать, но сейчас воспоминания уже не были так болезненны, как когда-то. Неприятны и может быть... Да, они все еще тянули его, забыв о здравом смысле, собрать в один кулак все подчиненные ему силы и... Он знал, что его солдаты пойдут за ним куда угодно и даже на Рюнткон...
Но Эйк Эрдр не мог забыть о здравом смысле, может быть потому, что верил словам своего наставника, который говорил, что его время непременно придет, а может быть просто потому, что стал мудрее, спокойнее и циничнее.
Маша видела, как командор помрачнел. Его глаза потемнели, словно злобное и холодное нечто вдруг поднялось из глубин его сущности, затопив и волю и разум. И Маша испугалась. Хотя сама не знала, чего именно.
— Сядь. Сядь, Маша, — попросил Эйк.
Он старался не смотреть на нее, видимо, понимал, что не очень-то хорошо контролирует сейчас свои эмоции.
Маша послушно опустилась на кровать. Она все еще всхлипывала, и была просто в отчаянии от того, что не смогла сдержаться — разревелась, как дура: "Эйк! Пожалуйста!" Тьфу! И выглядит она теперь совсем хреново, глаза красные, нос опух... Ну как всегда!
В ее душе все замерло, застыло и заледенело, когда она на мгновение поймала его взгляд, она подумала, что сейчас увидела Эйка таким, каким никто не видел его очень давно. И не должен был видеть. Никогда. И что теперь произойдет что-то непоправимое, что принесет беду. Ей? Эйку? Кому-то еще?..
Что вызвала она своими высокомерными словами?
— Хочу рассказать тебе одну историю...
Глаза Эйка вернулись к своей обычной хрустальной прозрачности, и Маша невольно почувствовала облегчение.
— Историю из своей жизни.
"ТАЭНА РЮНТКОНА"
Так назывался корабль цирдов, курсирующий между Патионом — пограничной планетой государства Рюнткон — и Сальбедом небольшой абсолютно непригодной для жизни и крайне унылой планетой, принадлежащей королевству Вельзарел, которую король Эльхен ХШ выставил на аукцион. Цирды заплатили лучшую цену и потому получили лицензию на разработку и вывоз с планеты полезных ископаемых.
А почему бы и нет?
Решение короля было принято в совете довольно скептически, сенаторы предпочли бы пожертвовать какой-то частью прибыли ради того, чтобы не обременять себя взаимоотношениями с цирдами. Пусть это будут какие-нибудь цивилизованные существа, от которых не будешь ждать подвоха, говорили они.
Но король, что называется, уперся.
— Стоило бы отдать лицензию цирдам и в том случае, если бы их предложение не оказалось самым выгодным, — вещал он багровеющему от возмущения первому министру, — из тех только соображений, что они просто вдруг решились пойти на контакт, преодолев предрассудки, ненависть и отвращение к нам. Подумайте, что это может значить для истории. Мы должны пойти звероноидам навстречу, показать им свое лояльное к ним отношение.
В просторечии цирдов обычно именовали "звероноидами". Кто первым придумал это название, история не сохранила, но оно прижилось довольно быстро и повсеместно, вероятно, наиболее удачно выразило представление человечества об этих существах. Цирды были крупными сутулыми существами, покрытыми жесткой шерстью и ненавидящими все, что было на них не похоже. Эта ненависть не была обусловлена какими-то объективными причинами — между звероноидами и представителями других космических рас никогда не было никаких "выяснений отношений", никаких более или менее существенных столкновений. Они просто были чужими. Даже не столько БЫЛИ, сколько СЧИТАЛИ себя чужими.
Их государство находилось за пределами официальной границы Млечного Пути, каковая была установлена в пору так называемого "великого объединения народов", когда обитатели галактики, которые давно уже вели дела сообща, решили вдруг создать некий общественный совет, принять некий общественный язык и некую общественную валюту. Это многое упростило и сделало внутригалактические связи еще более крепкими.
А звероноиды всегда так демонстративно выражали свое презрение, так категорично отказывались контактировать...
Сенаторы Вельзарела роптали. Они не желали показывать цирдам лояльное к ним отношение, потому что его не было. Звероноидов боялись, презирали за кажущуюся тупость и твердолобость и предпочитали держаться от них подальше.
Это чувство было взаимным. Всегда было взаимным.
Почему вдруг все изменилось? В отличие от короля, сенаторы не питали радужных надежд.
Звероноиды что-то замышляют. Вот и вся их добрая воля.
"Таэна Рюнткона" был тем кораблем, что привез первое посольство в Вельзарел. Огромный крейсер не без изящества опустился на предписанное ему в порту место, во всей красе продемонстрировав свою великолепную маневренность и мощь. Корабль походил на гору, по сравнению с ним торговые корабли Вельзарела выглядели маленькими и жалкими...
Служители космопорта взирали на эту картину с нескрываемой мрачностью на лицах.
— Ну и что они хотят продемонстрировать? — проворчал начальник порта, наблюдая за посадкой суперкорабля, -То, что их торговцы дадут фору нашим военным?
Он презрительно хмыкнул.
— Чисто как дети.
Прием посла состоялся в главном парадном зале при большом стечении явившихся из любопытства придворных. Все они видели звероноида впервые и все желали убедиться воочию, настолько ли эти существа омерзительны, насколько об этом можно судить по описаниям очевидцев...
Все оказалось не таким уж однозначным. Посол Рюнткона представлял собой громоздкую бесформенную тушу, покрытую длинной густой шерстью. Эта шерсть скрывала все его так называемое лицо и почти скрывало глаза, поэтому посол выглядел совершенно непроницаемым. При встрече с подобным существом не во дворце, а где-нибудь в ином месте — к примеру, в темном лесу, можно было бы и усомниться в наличии у него интеллекта. Да, звероноид был таким — но омерзительным его назвать было тоже нельзя.
До тех пор, пока он не заговорил.
У посла был странный голос, свистящий, хрипящий и рождающий какую-то жуткую глумливую интонацию — вряд ли нарочно, но слушать его было противно — при том звероноид прекрасно владел общегалактическим языком, ни разу в произносимой им речи не допустив ошибки.
Королю Эльхену в какое-то мгновение даже показалось, что кто-то просто решил разыграть всех, одевшись в мохнатую шкуру...
Монарх с трудом подавил вызванную этими мыслями улыбку. Разговор с послом Рюнткона требовал большой сосредоточенности. Очень большой сосредоточенности и внимания. Эльхен собирался выиграть эти переговоры, видя в их успехе благо для всего мирового сообщества и предвкушая вечную славу своему имени.
"При короле Эдьхене XIII Миротворце совершился первый в истории человечества контакт с цивилизацией цирдов, положивший начало..." и прочая и прочая... Разве не заманчиво?
Так уж получилось, что звероноид преследовал те же самые цели — благополучное завершение переговоров, разумеется, а не славу короля Эльхена — поэтому стороны довольно быстро договорились и очень скоро Сальбен на целых пятьдесят лет перешел в единоличное владение Рюнткона.
По прибытии на корабль звероноид тот час же связался со столицей Великого Рюнткона. Связи с ним ждали, и ждали с большим нетерпением.
— Дело сделано, государь мой, — произнес посол, обращаясь к возникшему на мониторе точь-в-точь такому же, как он сам, бесстрастному меховому существу, — Планета наша.
И он довольно улыбнулся, явив на мгновение из зарослей меха крупные желтоватые зубы.
Бродящий с уборщиком по рубке мальчик-раб поймал краем глаза эту мимолетную триумфальную улыбку, и еще ниже согнулся над чистящим пол прибором, приготовившись внимательно слушать. Этот мальчик давно научился понимать не только невообразимый хрюкающий, взвизгивающий и скрипящий язык своих хозяев, но и малейшие изменения тембра, указующие на изменения в их эмоциях. Он научился видеть выражение лица под густым мехом, научился понимать настроение по походке, по дыханию, по положению головы — по множеству мельчайших признаков, которые до него никто из людей еще не научился улавливать и понимать. Впрочем, никто из людей и не общался с цирдами столько, сколько он.
