| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— О счастье! — буркнула Эльса. — Не видно, что ли?
Гиены обменялись выразительными взглядами, сверкнув желтыми глазами, и одновременно выдали:
— Меньше ворчите и больше мурчите. И будет вам счастье!
Получив слишком двусмысленный совет, мы благоразумно промолчали. Постояли под гнетом пристальных мужских взглядов, помялись, а стоило нам скосить глаза и принюхаться к забулькавшей в котле каше, Мишек качнул головой:
— Мы же договорились, что сделаем из вас настоящих мужиков. Или уже передумали?
Мы с Эльсой, сжав кулаки, исподлобья смотрели на хитро щурившегося мучителя и шумно дышали. Наконец, подруга по несчастью покорно выдавила:
— Ну вот еще, кому же не хочется стать сильным оборотнем. Это наша мечта просто.
— Тогда, как и вчера, бегом до того самого дерева и обратно. И побыстрее, а то каша остынет и обоз ждать не будет, — радостно потер здоровенными ладонями Дашек.
Тоскливо взглянув на бревно, котел с едой, мы дружно развернулись и побежали. Удалившись на приличное расстояние, уже не сдерживаясь, стонали в голос — мышцы болели нещадно.
— Какого душника ты вчера разорялась, мол, я мужик, а мужики посуду не моют... — набросилась я на Эльсу.
— А ты тупее историю придумать не смогла? — огрызнулась она в ответ. — Мы пойдем в город кур топтать. Тьфу, похабщина какая!
Я сконфуженно оправдывалась, не забывая передвигать ноги:
— У нас в клане парни так говорят, вот и ляпнула первое, что пришло в голову, надо же было выкручиваться.
— Может уйдем от них? — неожиданно предложила Эльса с надеждой посмотрев на меня.
Кожа на ее бледном лице покрылась испариной, несмотря на раннее, по-весеннему прохладное утро. Голубые глаза лихорадочно блестят под козырьком. И бежит она еле-еле, смешно загребая ногами, и одежда на ней болтается, выдавая более хрупкое сложение, чем должно быть у парня семнадцати лет, как мы 'признались'. Наверное, я и сама выгляжу не лучше, если не хуже, будучи еще более тонкой и мелкой, чем Эльса.
— У меня совсем мало денег с собой, а тут кормят и везут бесплатно, — удрученно признала я.
А злополучное дерево далеко... елки-палки...
— Еще и горы перейти придется, а там на душников нарваться ничего не стоит. Обозы с юга только под охраной и водят, иначе беда, — с грустью согласилась с нашим незавидным положением Эльса.
— Да ладно, разве мы пробежаться лишний раз не сможем? — притворно храбрилась я.
Бежать и разговаривать было очень тяжело, но когда еще возможность высказаться будет.
— Сможем, куда ж деваться. Только подозреваю, что гиены раскололи нас, — мрачно выдохнула Эльса.
— С чего это ты решила? — всполошилась я.
— Смотрят больно насмешливо. Словно подначивают сдаться или признаться в обмане. И этот намек на мурчание... не понравился мне.
— А другие?
— Те вряд ли. А эти желтоглазые кровопийцы... я почти уверена. Но молчат пока...
— Ну и ладно! — махнула я рукой. — И пусть молчат, глядишь, мы с ними горы перевалим — и разойдемся по-мирному.
— Как с князем? — хихикнула Эльса.
— Типун тебе на язык, братец, — мрачно буркнула я, взбираясь на холм к дереву.
Привалившись к стволу, мы отдышались, потом быстро осмотрелись и, собрав немного хвороста, отправились обратно. Причем гораздо бодрее, ведь в лагере нас ждал завтрак и уже почти любимая телега, в которой можно будет передохнуть.
Ох, нелегок путь к счастью и любви!
* * *
О том, что наш обоз остановится неподалеку от города, я узнала поутру четвертого дня пути. Когда мы с Эльсой вновь бежали 'во-он до того дерева', вернее до огромного камня, который оказался указателем города Малинника. Оттуда в рассветной дымке проглядывала длинная линия городских крыш. Причем близехонько, всего в паре верст навскидку. Почему мы не стали заезжать в Малинник — непонятно. Может южане не хотят лишнего внимания?
После плотного завтрака и добросовестного мытья котлов в узенькой местной речушке мы узнали, что останемся здесь до следующего утра. Затем я упросила Мишека и Дашека, собравшихся в город пешком, взять меня с собой. Эльса, подруга называется, отказалась, де здесь она уже была и ничего занятного не нашла. А вот прикорнуть после тяжких трудов в телеге и досмотреть очередной сон — с превеликим интересом и удовольствием.
Кроме меня компанию братьям-гиенам составил Глен. Пока шли, гиены рассказали, что городок сей основали сразу несколько кланов медведей-солнцепоклонников, а название он получил из-за малиновых кущ, разросшихся с западной стороны. У первых домов спутники мне наказали к ужину быть в лагере и не искать неприятности на кошачьи уши и чересчур любопытный нос. Дальше они пошли по своим делам, а я по своим. Хотелось, как обычно, мир посмотреть — поглазеть по сторонам да на местных оборотней.
Медведи, как водится, в основном очень крупные, мощные и в человеческой ипостаси, тем более в Малиннике их большинство, поэтому попервости я шарахалась, опасаясь, что вот-вот затрут или затопчут ненароком. Среди этих верзил сама себе казалась тем самым дрыщом, которым меня Глен обозвал.
Сразу же купив в первой попавшейся лавке туесочек с сушеной малиной, вкусно пахнущей летом и солнцем, я неторопливо брела по улице, разглядывая все подряд и не забывая лакомиться. В сущности, ничего в этом Малиннике необыкновенного нет, за исключением непривычно больших горожан. Да следов от недавней войны, то тут погорельцы отстраиваются, то там одни печные трубы торчат. А вот к полудню, когда пришла на огромную площадь, увидела два весьма примечательных здания. Словно две противоположности. Одно — сложенное из потемневших от времени бревен, украшенное деревянным кружевом, с древними рунами — храм Богини Луны, защитницы женщин и семей. Храм высокий, с квадратными окнами и тонким шпилем на остроконечной крыше, будто пронзающим небо. Подобный есть и в Аверте, и в Волчьем клыке, только поменьше.
Другое здание необыкновенное — беломраморное, с закругленными стенами, отражающими свет, прямо-таки сияющее на солнце. Откуда только привезли столько ценного камня! Крыша показалась мне и вовсе затейливой: серые каменные лепестки, будто плодоножка паслена. Нетрудно догадаться, что это храм Бога Солнца или Солнышка, как его еще ласково называют. Медведи в большинстве своем ему поклоняются. Я слышала, Солнышко — добрый и щедрый бог. Часто дарит своим детям удачу. Во всяком случае, медвежий город выглядит вполне процветающим и благополучным, словно здешних мест война лишь краем коснулась.
Я потопталась немного, глядя то на один храм, то на другой, и решительно направилась в святилище Луны. Внутри храма царил сумрак, терпко пахло ладаном, было тепло и уютно, будто в родном доме. В середине — купель, в которой в лунные ночи всегда отражается лик богини. Я бережно достала мамин амулет из-за запазухи и окунула в святую воду. И некоторое время, словно оторвалась от мира, просила дать мне сил заботиться о болезных и будущих матерях, уберечь от потерь. И подарить, наконец, семью и надежный дом...
После обращения к Луне на душе ощутимо полегчало. Потом я вышла на площадь, снова постояла в раздумьях и менее уверенно направилась в храм Солнца. За удачей! В отличие от Лунного Дома, в Солнечном оказалось светло и прохладно из-за обилия камня. В центре храма из-под земли бил ключ, и прихожане пили воду из ручейка, брызгали ею на себя. Я тоже подошла к источнику, присела рядом и напилась чистой холодной воды, после сушеной малины очень освежает. А перед тем как побрызгаться, попросила у Отца-Солнца наудачу: 'Помоги встретить свою судьбу!' Может, сегодня? Или в самое ближайшее время. Для большей убедительности и пользы дела я наплескалась едва не насквозь.
Оставив в храме Солнца, также как в храме Луны, серебрушку, я вышла на площадь в благостном настроении, готовая к судьбоносной встрече и переменам. И почти танцующей походкой направилась в сторону торговых рядов, откуда слышался смех, звуки музыки — ярмарочное представление каких-нибудь заезжих артистов идет. Почему бы и мне не развлечься?
Но не тут-то было. В толпе мелькнула знакомая мужская фигура волка в темной куртке и штанах, крепкой обуви. У меня внутри аж похолодело, а сама замерла на месте, не в силах даже дернуться, как сглазил кто. Волк чутко водил серыми мохнатыми ушами, выискивая малейшие признаки опасности. Наконец он повернулся ко мне лицом, и я судорожно сглотнула — Маран! Давненько не виделись, называется! Да я бы его лучше вообще больше не видела! Вот точно не соскучилась бы.
Маран сразу нашел меня глазами и смотрел мгновение-другое. Потом его глаза грозно сузились — меня словно промеж лопаток кто стеганул, кинулась наутек. Как же так, уже нашел? И пока я петляла между лотками, спинами и палатками, мысленно взывала к Батюшке Солнышку: неужели возвращение в родной клан и есть моя судьба? Незавидная и одинокая!
Неслась по торговым рядам как угорелая, а саму так и подмывало постоянно оглянуться и узнать, не догоняет ли Маран. Где уж было смотреть, куда несусь, вот и оплошала опять — врезалась, в кого-то, словно в стену, и не отлетела, потому что этот кто-то удержал. Замешкалась, пережидая, пока перед глазами от удара звездочки мерцать перестанут, и тут меня, прямо как четыре дня назад, когда в чужой телеге поймали, вздернули за шкирку в воздух. Со страху и досады, что Маран все-таки поймал, я угрожающе зашипела и замахала руками, выпустив когти и клыки, пытаясь вырваться из его лап.
— И кто это у нас такой прыткий под ноги не смотрит? — раздался знакомый, хрипловатый, глубокий голос, от которого каждый волосок на моем теле встал дыбом. Раздался совсем неожиданно и немыслимо.
Сначала я отметила под распахнутым знакомым черным плащем длинные мускулистые ноги в штанах, плотно облегающих бедра, широкий кожаный пояс с ножнами. Затем коричневую, крашеную ольхой, льняную рубаху со шнуровкой, концы которой небрежно болтаются, приоткрыв загорелую мощную грудь и крепкую шею. Плечи — косая сажень. Да-а-а... здоровенный мужчина, от такого не вырвешься!
Перестав сопротивляться, вернее, понапрасну смешно барахтаться на потеху толпе, я извернулась и медленно подняла глаза к лицу крепко державшего меня на весу хозяина этого чудесного голоса, намертво врезавшегося мне в память. И чем дольше смотрела на того, за кем совсем недавно добрый час гонялась по столичному базару, тем сильнее вязла в собственных ощущениях, будто пчелка в меду.
Я сглотнула, оторвав взгляд от мужского кадыка, упрямого подбородка, осуждающе поджавшихся губ. Затаив дыхание, осмелилась поднять глаза на скуластое лицо с впалыми щеками, высоким широким лбом и прямыми серыми бровями, крупным, но не сильно выдающимся носом. Как и Шай, этот незнакомец оказался двухцветным: дымчато-серые пряди красиво перемежаются с темными. Из густых волос торчат небольшие, мохнатые, серые уши с темной каемкой — окраски если не пугающей, то настораживающей, потому что говорит та о многом, как и большие, раскосые, ярко-желтые глаза с таинственными зелеными искорками-вкраплениями.
Судьба столкнула меня не с ирбисом, как я думала, — а тигром редчайшей 'снежной' расцветки. В отличие от ирбисов, они предпочитают горные долины. Разве спутаешь тигра с другим оборотнем: черная кайма на весьма характерных, широко расставленных округлых ушах любому скажет, что перед ним сильнейший представитель крупных кошек, ярый собственник и господин! Видимо, поэтому в Аверте он носил плащ с капюшоном — тигры любят власть, а Валиану Северному вряд ли понравился бы залетный соперник в княжестве.
И фигура, и лицо тигра иноземца показались мне жесткими, суровыми, строгими, хищными что ли. Наверное, даже если он улыбнется, его черты не смягчатся; наоборот, белоснежные клыки, кончики которых поблескивали между недобро сжатыми в узкую линию губами, оголятся до звериного оскала. Рассмотрев, наконец, оборотня, чей запах и голос мучили меня несколько дней, я судорожно вздохнула.
Сильный запах тигра вновь дурманил меня, околдовывая, захватывая мое обоняние травницы. Благодаря своему дару, не то сыгравшему злую шутку, не то, наоборот, позволившему в полной мере раскрыть его дивный аромат, я упивалась сотнями мельчайших оттенков. Наслаждалась, погрузившись в этот аромат.
В чувство меня привел насмешливый глубокий бас незнакомца:
— И что такая лапуля здесь делает? Да еще в непотребном наряде?
Моргнула, приходя в себя, и отметила горячий мужской интерес в желтых тигриных глазах. К моему огромному удивлению, и вопрос, и интерес незнакомец проявил именно ко мне, быстро вернув мне мозги на место. И хоть я позорно болталась в воздухе, удерживаемая его рукой, как провинившийся котенок, но все равно распетушилась:
— Какая я тебе 'лапуля', извращенец? Я — мужик! Глаза разуй!
Тигр шумно вдохнул, нахмурился, смерил меня внимательным взглядом, а потом усмехнулся:
— Если ты мужик, то я точно извращенец!
Народ уже не только оборачивался на нас, некоторые даже останавливались поглазеть, в чем дело и чем дело кончится. А мне стало обидно слушать насмешки, да еще в лапах чересчур уверенного в себе тигра. Криво ухмыльнувшись, я поддалась совершенно безумной, сиюминутной затее:
— Не знаю, не знаю, насколько ты извращенец, а вот народ именно так сейчас и подумает.
И как бы в отместку за бестолковую беготню по Авертовскому базару, я потянулась к мужчине, вцепилась в его плащ, ногами обняла за талию и прижалась губами к его губам. Конечно, это мой первый поцелуй, и целовалась я неумело, но старалась на славу. Как я думала!
Незнакомец, которого я 'атаковала' на глазах у любопытствующих горожан, сперва замер, будто от удивления, потом крепко прижал меня к себе и поддержал затею. Дальше его губы ласкали мои, а затем, требовательно раздвинув их, в мой рот протиснулся язык. Я попыталась выпихнуть 'наглеца', но чувственная игра увлекла меня непередаваемо приятным вкусом и ощущениями. Захватила...
Ох, даже не знаю, куда бы завел нас первый и такой горячий поцелуй, если бы не здоровенная ручища незнакомца, стиснувшая мой зад. Вот она-то и привела меня в чувство лучше ушата холодной воды.
Я укусила обнаглевшего тигра за губу до крови и, благодаря тому, что он от неожиданности дернулся и ослабил хватку, оттолкнувшись ногами, выскочила из его объятий. По-кошачьи упала на четыре 'лапы' — и через мгновение унеслась прочь. Правда, бежала недолго, сама же резко приостановилась, затем и вовсе застыла, дотронувшись пальцами до губ, горевших от поцелуя. На языке остался вкус крови мужчины, которым хотелось еще раз насладиться. Вот только, если опять попадусь к нему в лапы, за мою нахальную, из ряда вон выходку прибьет без сомнений. Стояла в растерянности и мучилась: вернуться или нет?
'Дура! — шепнула сама себе. — Может он моя судьба, а я, глупая, сбежала, вдобавок опозорив его при честном народе'.
За подобную проделку любой мужик по голове не погладит, а уж непомерно гордые, самолюбивые тигры и подавно. Расстроилась я совсем, обреченно махнула рукой и поплелась из Малинника, а к ногам, словно кандалы приковали, еле волочила. Ко всему прочему, еще и не смотрела по сторонам, погрузившись в свои переживания.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
