Джон Шеттлер - "Киров-4: Люди войны"

* И Колчак )

— Именно, — сказал Золкин. — Вот видите, товарищ капитан первого ранга может назвать их фамилии, не задумываясь. — Он указал на капитана, ссылаясь на его свидетельство. Карпов понял, что Золкин был не в курсе его разговора с Вольским и Федоровым, и задумался, как ему поступить.

— Значит, товарищ капитан знает их? — Медленно протянул Капустин. — Очень хорошо, потому что, похоже, никто в Москве не знает ничего ни о них, ни об их службе на флоте. — Он медленно повернулся, словно большая грозная орудийная башня, наводящая орудия на новую цель.

Карпов знал, что это дело не решиться легко. Не здесь и не сейчас. Они не пришли к какому-либо решению прежде, чем их обед прервал вызов, требующий немедленно вернуться на свои посты. Теперь Капустин и Волков снова взялись за этот вопрос. Но капитан уже решил, что ему делать, так что просто навел свои "Москиты-2" и дал залп.

— Это вопрос государственной безопасности, — спокойно сказал он. — Ни вы, ни капитан Волков не имеете к нему допуска. Да, не удивляйтесь, товарищ инспектор. Вы знаете не все, и его отправите запрос, то получите тот же ответ, что получили из Москвы.

— Карпов, конечно же, врал, но делал это убедительно, что придавало его словам правдоподобие.

— Вы хотите сказать... Вы говорите, что эти люди не мертвы? — Перескочил Капустин к очевидному выводу.

— Это возмутительно! — Сказал Волков.

— Да неужели? — Повернулся к нему Карпов, готовя новый ракетный удар. — Вы офицер — старший офицер военно-морской разведки — говорите мне, что реальные люди без отслеживаемой истории никогда не бывают очень полезны? Верните голову на плечи!

— Он повысил голос, затем опустил руки, подался вперед и посмотрел прямо на Капустина.

— Вы вообще понимаете, что сейчас там происходит? — Он указал рукой на невидимую гавань и океан за ее пределами. — Вы хоть понимаете, что происходило в последние недели и месяцы? Куда катится этот мир? Вы думаете, вы обо всем знаете, у вас все записано? В ваши умные головы ни разу не приходила мысль о том, что корабль исчез по какой-то причине? — Он указал на палубу. Глаза Капустина раскрылись шире, во взгляде мелькнула неопределенность. Волков бросил на Карпова болезненный взгляд, смесь шока и недоверия.

— Да, — продолжил Карпов. — Как такой корабль мог обогнуть половину мира, чтобы НАТО о нем ничего не знала? Куда делась специальная боевая часть? И, разумеется, что случилось с тридцатью шестью людьми из списка, который предоставил вам Золкин? Держите карман шире, товарищ инспектор. Проще говоря, это не ваше дело! Однако это мое дело, дело этого корабля и его экипажа. Уж простите, если никто не озаботился доложить вам прежде, чем мы вышли из Североморска, но, вероятно, тогда вы были слишком заняты отслеживанием серийных номеров на каком-то другом корабле, верно?

Капустин долго смотрел на Карпова, размышляя. Он был генеральным инспектором российского флота, и в силу должности, знал многое. Он мог рассказать о том, что имелось в описях и трюмах почти каждого корабля флота, кто служил на них, где эти корабли находились, сколько на них было заказано банок с краской, какие из них были эффективны, а какие нет. Да, он много знал о военно-морском флоте, но знал он и то, какой лабиринт складывался время от времени в потоках власти, исходивших от тревожащего количества седых стариков.

Бравада Карпова впечатлила его, потому, что капитан был прав — никто не мог знать всего. Были и темные углы, в которые он никогда не мог заглянуть. Он часто посылал людей вроде Волкова, чтобы обнюхать эти углы, полаять рядом, вытащить вещи из тени. Но были времена, когда такие люди уходили и не возвращались. В запутанной старой структуре российских вооруженных силы были места, в которые было очень опасно соваться.

Учитывая обстановку на Тихом океане, слова Карпова начали обретать смысл. Корабль явно выполнял какое-то очень опасное задание. Он не выяснил все до конца, но проверка показала, что корабль явно участвовал в бою. Пробоина в корпусе была не случайна. Это было повреждение от торпеды. Повреждения передней надстройки и кормового мостика тоже были не случайны. Немного работы перочинным ножом... Пару образцов в полиэтиленовый пакет для лаборатории... Да, вскоре подозрения подтвердились. На обшивке остались следы огня и дыма, шрамы морского боя. Он мог видеть это по экипажу. Это был боевой корабль, во всех отношениях. Это был боевой экипаж, настоящие военные. И Карпов, боевой капитан, соответствовавший всей информации, имевшейся о нем на флоте. Теперь можно было сказать со всей определенностью, что в прошлом месяце "Киров" принял участие в какой-то очень специфической операции, и это были не учения.

Капустин откинулся назад и прищурился. Затем удивленное выражение пропало с его лица, а в голове явно пронеслись мысли. Затем он просто забрал папки со стола Золкина, аккуратно сложил их и встал.

— Спасибо, товарищ капитан. На данный момент, я полагаю, вопрос закрыт. — Он получил попадание в мидель и нуждался в тушении пожара на борту. Дым неуверенности стал слишком густым, и его артиллеристы не видели цели. Ему пришлось отвалить в сторону и отойти, как адмиралу Да Заре в Тирренском море, как адмиралу Ячино в проливе Бонифачо. Какое-то внутреннее чутье, хорошо служившее ему все эти годы, подсказывало, что сейчас было не время и не место для боя. Продолжив преследования, он мог оказаться на невидимых подводных рифах, окружавших эти мутные воды. Сандзи Ивабучи, вероятно, порекомендовал бы ему предостеречься, хотя Капустин ничего не знал о печальной судьбе этого человека.

— О чем вы говорите? — Сказал Волков, недоверчиво глядя на Карпова. — Вы хотите сказать, что позволите ему просто так уйти после подобного нарушения субординации? А что насчет "Орла"? Я скажу вам, куда пропала боеголовка!

Карпов бросил на него убийственный взгляд, и Капустин быстро вмешался, словно набрасывая на Волкова аркан.

— Волков, — резко сказал он. — Какое еще нарушение субординации? Вы либо не слышали, что сказал капитан Карпов, либо оказались недостаточно умны, чтобы услышать то, что услышал я. Я пойду вам на встречу, и предположу, что вы не глупы. Поэтому повторяю еще раз: вопрос закрыт. Полагаю, у меня есть достаточно информации для отчета, но готовить я его буду несколько недель. — Он посмотрел на Карпова и Федорова, а затем снова на Волкова. — Наша работа здесь завершена, и я полагаю, что у товарищей офицеров есть и другие дела.

— Но...

Волкову пришлось делать выбор между своим рвением и чутьем, требующим осторожности. Когда ставился вопрос, драться или бежать, он всегда выбирал драться. Но теперь он словно ощутил на шее прочную цель и понял, что ее конец прочно лежал в руке Капустина. Поэтому он подавил собственный протест, решив, что сможет каким-то иным образом решить этот вопрос по линии военно-морской разведки.

— Хорошо, — прорычал он. — Я подготовлюсь к отбытию. — Было ясно, что он был не рад. Он вылетел, бросив злобный взгляд на Карпова.

Капустин собрал вещи, затем посмотрел на Золкина, на Федорова, молча сидевшего у стены, и снова на Карпова. Капитан поднялся с места и напряженно замер, скрестив руки и сузив глаза.

— Вы знаете, — сказал Капустин. — Когда-то у меня была собака. Бельгийский Тервюрен по кличке Чанг. Великолепный пес. У него был самый толстый воротник, который я когда-либо видел. Они могут спокойно справиться с немецкой овчаркой, просто потому, что никакая другая собака не может вцепиться в этот воротник. — Он сжал пальцы. — Вы правы, капитан. Никто не может знать все. Даже генеральный инспектор российского флота, хотя я знаю больше, чем вы можете себе представить. На этот раз я не смог вцепиться в вас. Возможно, мы однажды поговорим об этом снова, но не думаю, потому что в одном вы правы. Мир катиться к черту, быстрее, чем мы оба понимаем, и я, например, не горю желанием в этом участвовать. Нам потребуются люди вашей породы, поэтому я дам вам заниматься более важными вопросами.

Капустин улыбнулся, поднял черную фетровую шляпу и медленно вышел. Никто не произнес ни слова, пока не стихло эхо его шагов.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

ДЬЯВОЛ В ДЕТАЛЯХ

"Гора состоит из крошечных зерен земли. Море состоит из крошечных капель воды. Жизнь есть бесконечное множество мелких деталей, дел, слов и мыслей. И любые действия, хорошие ли, дурные ли, будут иметь далеко идущие последствия".

— Свами Шивананда

ГЛАВА 19

* * *

Рыбацкая лодка направилась прочь от скалистого берега к северо-востоку от Гибралтара, в скором времени присоединившись к еще пятнадцати таким же, на котором рыбаки с почерневшими на солнце жилистыми руками выставляли сети в надежде поймать достаточно, чтобы прокормить себя и свои семьи и продать оставшееся на местных рынках.

Орлов сильно устал и спустился в небольшое помещение под палубой, чтобы немного поспать. Несколько часов спустя он обнаружил, что лодка лежит в дрейфе рядом с потрепанным старыми пароходом. Вскоре трое с лодки вместе с пассажиром особой важности вскарабкались по веревочным лестницами на палубу "Шаркёя", направившегося на восток через Средиземное море.

Нейтральная Турция пользовалась редкой в Средиземноморье привилегий, так как и страны Оси и Союзники были заинтересованы в то, чтобы переманить ее на свою сторону, дабы завладеть жизненно важными турецкими проливами. Вишистская Франция даже пыталась иногда маскировать свой торговые корабли как турецкие, дабы провести их мимо бдительных глаз англичан в Гибралтаре, и некоторым из них это удалось, в то время, как другие были захвачены более внимательными капитанами Королевского флота. К счастью, "Шаркёй" добрался до Стамбула с единственной тревогой, когда два итальянских самолета обошли его на малой высоте в сицилийском проливе. Еще раз какой-то корабль некоторое время сопровождал его в районе Мальты, а затем исчез в тумане, предоставляя незадачливый пароход собственной судьбе.

Орлов был доволен тем, что находился здесь, уже составив план, как устранит этих троих, зорко следящих за ним. Он отметил их привычки, смены и всякий раз думал, что сможет сбежать без особых проблем. Со временем он, однако, сошелся с высоким русским, Сергеем Камковым, с которым они проводили долгие ночи за разговорами, раскуриванием сигарет и распитием водки, имевшихся к Камкова. Орлов не мог сказать наверняка, но по некоторому хвастовству в его словах понимал, что Камков работал на советскую разведку.

— Англичане почти взяли тебя, — поддел его Камков. — Они собирались вывезти тебя на самолете в Лондон и там мехом внутрь вывернуть. Скажи, Орлов, почему ты им так нужен?

— Наверное, потому, что много знаю, — он сделал еще глоток водки.

— Да? И что же ты такое знаешь? Лобан обычно очень осторожен. Он еще ни разу не рисковал, выводя человека так, как он сделал с тобой. Наверное, решил что ты действительно крупная рыба?

— Крупная, просто от-такая. — Сказал Орлов. — Я могу рассказать тебе то, что тебя поразит, дружище.

— Так расскажи. Что в мешке?

— Каком еще мешке?

— Для диппочты, который дал мне Лобан. Что там такого особенного? Нам сказали не вскрывать его, или нам все пальцы пообрывают, и Лобан, похоже, не шутил.

— Ну, мне Лобан такого не говорил. Так что дай посмотрю, что там.

— Я так не думаю, — сказал Камков. — Путь полежит пока в рюкзаке. Похоже, ты все-таки не столько знаешь, как треплешься.

— А хер с ним, — сказал Орлов. — Там, наверное, моя беспроводная гарнитура.

— Беспроводная? Как она может быть беспроводная? От рации? Да как такое может быть?

— Там, откуда я родом, мы можем делать очень маленькие штуки. У меня был такие "беруши" с микрофоном и динамиком. Наверное, он их и засунул в этот мешок.

— Беруши? Быть не может. Такие маленькие? Кто мог их сделать?

— Не думай об этом, Камков.

Во всяком случае, это лучше, чем быть запертым в пещере под долбаной Скалой, подумал орлов. На Босфоре будет просто сбежать, когда мы туда доберемся. Он задался вопросом, что будет делать дальше.

Орлов не хотел иметь никакого отношения в войне на восточном фронте. Он знал, что где бы там не оказался он, вероятно, будет мобилизован и отправлен в ближайшую советскую роту, батальон или полк. Немцы уже заняли Крым и Севестополь, и вели бои за Новороссийск.

Однако на подходах к Босформу, темной туманной ночью "Шаркёй" встретил небольшой траулер. На борт поднялись трое в черных кожаных куртках и ушанках с эмблемой*, и Орлов сразу понял, к своему огорчению, что его оказался передан советским представителям. А какой был план уйти с корабля, подумал он. Камков перешел на траулер вместе с ними. Переходя на траулер, Орлов подумал, не прыгнуть ли ему в воду, но быстро передумал. Пока что русские встречали его намного лучше, чем британцы или испанцы. Спустившись на старую деревянную палубу траулера, он обратил внимание на номер Т-492 на ржавом корпусе.

* Классическая летняя форма одежды в Черноморском регионе

Двое других, бывших с ним раньше, остались на турецком корабле. Орлов отдельно отметил, что Камков захватил ранец, в котором лежал мешок для дипломатической почты. Они шли в прибрежных водах, и, просчитав курс по звездам, Орлов понял, что они направились вдоль северного побережья Турции в сторону Грузии. Конечно, подумал он. Эта посудина была слишком мала, чтобы рисковать пересекать Черное море, в особенности в присутствии Люфтваффе, реющих над ним, словно воронье. нет, они пройдут вдоль побережья до Поти и дальше.

Это будет последний шанс, подумал он. Если я позволю этим ушаночникам доставить меня на побережье, скорее всего они отправят меня в Сочи или Туапсе, где я снова окажусь посреди долбаной войны. Если же это люди НКВД, они вскоре захотят узнать, кто я, и почему обо мне нет никаких записей в их документах. Тем не менее, пока что плавание проходило легко. Если на этом траулере будет приличная еда, я смогу остаться здесь на какое-то время. По крайней мере, здесь не придется беспокоиться о проклятых немецких подводных лодках. И раз уж это судно выглядело похожим на тральщик, то и опасаться было нечего.

Он сильно ошибался.

Оберлейтенант Клаус Петерсон был вторым расстроенным командиром подводной лодки, которому предстояло стать рукой судьбы в этой странной истории, как и капитану Вернеру Чигану, командиру U-118. Петерсон был командиром U-24, подводной лодки, унаследовавшей этот очень гордый номер от своей предшественницы, введенной в строй в 1913 году и участвовавшей в Первой Мировой войне с большим успехом, снискав многие лавры. 26 октября 1914 года она удостоилась сомнительной чести стать первой немецкой подводной лодкой, атаковавшей без предупреждения безоружное торговое судно "Адмирал Гантоме". Ее следующая жертва была уже немного более выдающейся, и лодка заслужила реальный почет, потопив 15 000-тонный дредноут "Формидэйбл"*. Всего до конца войны U-24 атаковала впечатляющие 39 кораблей, потопив 34 из них, сильно повредив три других и взяв одно судно призом. Всего она причинила боль и смерть вражеским кораблям суммарным водоизмещением 137 560 тонн.