Живущий в тебе

Аридам встретились несколько посёлков, где недавно побывал отряд "чистильщиков". И в каждом висели на кольях трупы, которые ваалы запретили снимать. В последнем посёлке они казнили совсем молодого парня. Его изувеченное тело висело на площади, пробитое насквозь острым колом. В посёлке чувствовалась смерть, день назад здесь убила себя дочь старосты....

Её берегли и холили, единственную дочку. Задолго до "сбора слуг" прятали в лесах. Старый Фавон сам выкопал в лесу схрон, прячась от всех и копая ночью. Он устроил вход в дупле старого дерева, внутри обшил прутьями и берёзовой корой, смастерил лежак и печурку, запрятав дым под обрывистым берегом ручья. Когда приближался сбор, Фавон закутывал Зорину в шубы под квохтанье своей старухи отвозил в схрон вместе с глухонемой служанкой, уставив подземное убежище кадушками с едой и питьём. Но годы шли, и Зорина из девочки превратилась в девушку. Фавон присматривал жениха, но судьба распорядилась по-другому. Как-то, случайно проходя мимо схрона, Фавон заметил, что в нём кто-то есть. Спустившись вниз, он застал там свою дочь и какого-то хуторского парня....

Зорина рыдала, размазывая слёзы руками, повторяя "я его люблю!", "я уйду к нему!". Фавон сначала кричал на дочь, даже хотел ударить, но уже поднятая рука не решилась, опустилась и замерла. Зорину закрыли дома, служанку на ночь ложили поперёк двери. Но этот парень стал бродить по ночам под окнами, звать Зорину. Фавон нанял мужиков, и хуторского поймали и здорово помяли. Но, отлежавшись, он опять пришёл под окно.

Его поймали второй раз. Чтобы избавиться от "жениха" раз и навсегда, Фавон решил отдать его "чистильщикам", объявив оборотнем. Через два дня в посёлок вошёл отряд благоверного Симоса.

Когда "чистильщики" ушли, Фавон долго не знал, как сказать дочери о том, что её воздыхателя больше нет. Но затем всё-таки сказал. "Я знаю" — спокойно ответила Зорина и в сердце Фавона закралась надежда, что всё уладится. А на следующее утро Зорина пропала. Её нашли через день, тело занесло течением Нура в рыбацкую сеть.

Марко почему-то взволновала эта история, рассказанная поселковым старостой. Фавон трясся крупной дрожью, опустив плешивую голову. Его уже наказала жизнь за невинно пролитую кровь, отданного в руки палачей любимого Зорины. Он лишился того, что любил больше всего — дочери. Убивая парня, он убил и её. Но эта девушка.... Насколько нужно любить, чтобы вот так уйти, почувствовать, как над тобой смыкается вода, и холодная тёмная смерть вместо воздуха врывается в бьющееся в последней агонии тело.... Наверное, легко умереть на поле боя, почувствовав смертельный удар вражеского клинка или стрелы. Просто потухнет сознание, а дальше не будет ничего: ни страха, ни боли. Но ступить в воду, предвидя муку агонии, преодолеть свой инстинкт.... Её любовь оказалась сильнее смерти, а боль утраты сильнее агонии. Насколько же она любила! Среди множества человеческих душ, как бриллианты среди камней, иногда встречаются вот такие, горящие святой любовью. И когда любящая душа зажигает ответный огонь ещё в одной душе, возгорается могучее пламя Жизни, перед которым Смерть блекнет и теряет свою силу. Как жаль, что в той, которая осталась в Остряке, не загорелась искра, вспыхнула и потухла, прикоснувшись к ледяному сердцу....

Через два дня, встретив ещё одно поселение после посещения "целителей", разведчики доложили, что в следующем посёлке стоит вражеский отряд. Ариды догнали вааловских "чистильщиков", побывавших в предыдущих посёлках. Отягощённые обозом с награбленным добром, ваалы двигались медленно, останавливаясь в каждом поселении для грабежа и расправы с "оборотнями". Марко дал команду скрытно и быстро окружить посёлок, разведчикам тихо уничтожить вражеские дозоры и посты.

В совсем маленьком селении, скрытом в густом перелеске, стоял крик и плач, ревела скотина, между домами метались люди. "Целители" увлеклись грабежом и даже не позаботились выставить охрану. Как только пехотинцы рассредоточились в зарослях вокруг посёлка, Марко дал сигнал к атаке, и в посёлок ворвалась конница. Ваалы были застигнуты "на горячем", почти не оказали сопротивления. Добровольцы из посёлков, где успели побывать "чистильщики", убивали, не останавливаясь, разъяренных мстителей пришлось чуть ли не силой приводить к порядку. Вскоре в центре посёлка уже сидело, скрестив руки над головой, человек тридцать пленных "целителей", все, кого не успели растерзать добровольцы и местные жители. Их охраняли урги, рыча и облизываясь.

В палатке, оборудованной под камеру пыток, захватили "благочестивого" Симоса и женщину — палача. С приспособлений для пыток сняли двух женщин, окровавленных и истерзанных, но живых, мать и её дочку, объявленных ведьмами.

Посмотрев в глаза "благочестивому" и коротко с ним переговорив, Марко сразу принял решение. Этот бледный, как полотно, слизняк, которого била крупная дрожь, плакал и уговаривал его пощадить, пластаясь и ползая на коленях. По его ногам текла кровь, по-видимому, из лопнувших геммороидальных шишек. С отвращением отвернувшись от Симоса, Марко обратился к второй фигуре — женщине-палачу. Она безразлично и устало смотрела в пустоту, сидя на полу, куда её бросили конвоиры. Решив, что здесь так же не стоит особо терять время, Марко уже собрался отдать приказ, но вдруг женщина заговорила.

— Ты пришёл вовремя. Убьёшь меня? Ты же тот самый Зверь, правда? Мы с тобой одной крови. Я тоже зверь, меня держали на цепи эти ублюдки. Я устала.... Устала дальше тянуть эту свою жизнь, просить, унижаться... Я была когда-то девочкой из благочестивой семьи. Меня разрезали, как свинью, на жертвеннике, я очнулась зверем.... Я мстила им, всем, грызла и душила. Возьми меня к себе? Я хочу на волю, я буду бежать рядом с тобой и убивать рядом с тобой. О, как я буду их убивать.... Возьми в палатке этой твари коробку с белым порошком. Это моя жизнь, моя цепь, на которой меня привязали.

Не хочешь? Брезгуешь мной? Ну и ладно. Я устала.

Тамира замолчала, а Марко задумался. Здесь не так всё просто. Эта женщина — тот самый оборотень, которого "чистильщики" искали в крестьянских посёлках. Она стала оборотнем, как и многие ваалы, отвернувшись от человеческой души и здравого смысла в угоду придуманного бога. Она подобна зверю, но зверь убивает, чтобы жить, а она убивала, чтобы убивать. И она стремится убивать дальше, ища в Марко поддержки для своей жажды крови.

Я вдруг захотел эту женщину. Не Марко, а именно я. Окровавленную, грязную телом и извращённую душой, с её окровавленным ртом, голыми грудями, на которых запеклись подтёки, скапливаясь у сосков. С её хрипотливым низким голосом, и этими глазами, обещающими исполнение любых фантазий. От неё исходили жгучие волны сексуальности, вызывая такое же ощущение, какое вызывает струйка тёплой крови, щекотливо ползущая по плоти.... Что случится, если я сейчас овладею ею, её грудью и ртом? Ничего не случится. Случится семяизвержение. А ещё случится то, что я запачкаюсь в крови, которой покрыто её тело. И замараю свой дух в крови, которой покрыта её душа. Не стоит пачкать душу ради одного семяизвержения.

Ваалар приказал творить добро, убивая. В этой женщине другая крайность — творить зло, но тоже убивая. А не проще ли просто жить, творя жизнь, не придумывая себе крайностей и религий....

Долго не пришлось готовиться к казни, заострённые колья уже были разложены возле ям. Симос страшно кричал, когда острие кола вошло в его геморроидальные шишки, и когда его тело осело до перекладины, насадив кишки и желудок на остриё. Тамира умирала молча, по её голым ногам стекала чёрная кровь из разорванных колом внутренностей....

Пленников построили в колонну, связав за шеи и руки, и погнали на север впереди отряда. Марко возвращался в Арид по западному пути.

23. Изменники.

Несколько женщин резали камыш на островках. Вода блестела солнечными бликами на заводях, хлюпала под ногами, покрывая голые лодыжки ряской, которая тут же присыхала, пачкая тело и холстину высоко подвернутых юбок. Парило немилосердно, из камышей и болотных трав поднимались кучи насекомых, прилипая к потному телу, забираясь под мышки и под подолы.

— Чтоб тебя... — ворчала дородная молодуха, отмахиваясь от мелких кровососов, облепивших её толстые колени. — Так и норовит, прямо туда.

— Что, прямо туда? — загоготали её подруги. — А вдруг этот комар — мужчина?

— Нету здесь мужчин. Одни комары. Ущипнёт, попьёт кровушки — и в кусты. Никакого удовольствия!

Новый взрыв хохота огласил болотную равнину, вспугивая из зарослей неисчислимые рои комаров и стаи болотных птиц.

А плечистая молодица всё не унималась:

— Загнали нас в болото, комаров кормить, никакой радости в жизни. Всё с какими-то железяками играются. Нет, чтобы с женой поиграться. Хочется праздника, чтобы музыка играла, танцы.... Ой, девки, искупаться, что ли? Вода, как парное молоко. — Она ухватила тяжёлую вязанку на плечо и понесла к берегу. — Вы как хотите, а я точно искупаюсь.

День только разгорался, и они ещё долго нарезали упругие стебли, — материал для крыш и стен, топливо на зиму и подстилка на пол....

Смех давно затих, и, вырезая восьмую, (или десятую?) вязанку камыша, та самая разговорчивая силачка спрашивала у своей небольшой светловолосой подруги, передавая ей срезанные стебли:

— Как там этот, главный? Вестей нету? Говорили, что он там всех погромил и победил, скоро явится.

— Почём я знаю? Почему ты у меня спрашиваешь? Я тут при чём. Пусть себе воюет. — Светловолосая всем видом показывала, что ей всё равно.

Но ведь он же за тобой убивался. Что, всё, прошла любовь? — не унималась молодуха.

— Да отстань ты. Нужен он мне, как собаке блохи. Пошутили, и хватит.

— Но ты, я смотрю, времени не теряешь? Завела себе молоденького....

— Это совсем не то. Мне с ним хорошо, ходит себе, ну и пусть ходит. Помогает, подарки дарит. Всегда рядом, поговорить можно, а то совсем тоска в этих болотах. Нравится мне, хорошенький такой, ласковый, умненький.... А вообще-то все мужики — сволочи, одного и того же хотят. Вон мой. Убила бы. Хорошо, что хоть редко появляется.

К вечеру работа была сделана, мальчишки на лошадях с повозками повезли последние вязанки в посёлок.

-Эх, говорила же, что искупаюсь! — заревела басом молодуха и, на ходу сбрасывая юбку, помчалась в воду, разбрызгивая толстыми ногами грязь мелководья. Её грузное тело упало в тихую заводь, как бомба, всколыхнув волнами кусты осоки. За ней, визжа и хохоча, держась за руки, в воду полезли другие.

Светловолосая отбилась от крепкой руки, тянувшей её в воду вместе с подругами, и осталась на берегу. Пока они купались, она сидела на траве, смотря на бултыхающихся подруг и смеясь их проделкам.....

Солнце, освещавшее беззаботных купальщиц, уже давно погасло, в небе взошла луна, разливая серебристый молочный свет на тёмные заросли вокруг того самого озерца. На берегу показалась одинокая фигурка, медленно идущая к воде. Она села на то же место, где сидела, наблюдая за резвящимися в заводи подругами, так же обхватила колени руками....

Зачем я сюда пришла? Всегда всё делаю наоборот. Боюсь быть одна, а вот взяла и пришла сюда ночью. Выпроводила сегодня этого мальчика, почти прогнала, а хотелось побыть с ним ещё. Дома всё равно никого. Хотела днём искупаться, но почему-то не пошла вместе со всеми... Нужно быть такой, как все. Вон, моя подруга. Муж тянется, перебивается, где может, а ей всё нипочём, строит глазки всем подряд, — сильная женщина! А я слабая, бесхарактерная. Одно упрямство. О, упрямство у меня огромное. Зачем я оттолкнула его тогда, на празднике Маора? Сам виноват, мне с ним стало скучно. Вечно занят, вечно в голове какие-то планы, города, королевства.... Ну, и пусть строит свои города. Любовь.... У него любовь, а мне — беда. Он меня хотел посадить в клетку и кормить своей любовью с ложечки, ревновать ко всем подряд. Хватит, один меня уже засадил в клетку.... Хотя он тоже старается, чтобы у нас всё было, как у людей....

Она разделась и, не спеша пошла в тёмную воду.... Луна блестела на её коже, играя на груди и бёдрах.... Вода поднималась всё выше, но она почему-то не чувствовала её холода, даже когда тёмное зеркало показалось у самого подбородка. Внутри всё сжалось, и чувствовалось только сердце, своё неугомонное сердце, заставившее её войти в эту черноту.

"Ну и пусть!" — пришла в голову мысль, когда чёрная вода подхватила её и оторвала ноги от дна. Она судорожно схватила воздух и стала барахтаться обратно. Ноги нащупали дно и она стала опять на твёрдое. " Хватит, нужно быть такой, как все". "Я не утону. Хотя очень хочется".

Аиза вышла из воды, и медленно пошла к посёлку, набросив одежду на мокрое тело....

Четыре месяца прошло с тех пор, когда отряд Марко отправился в весенний поход. За это время была завоёвана большая часть территории северного приграничья, во многих посёлках теперь стояли гарнизоны, собирались и обучались воины. Из захваченного Капара и посёлков были вывезены в Арид огромные запасы, до сих пор баржи и лодки перевозили зерно и ткани, масло и вино, предметы роскоши и книги. На север тянулись стада и табуны, шли караваны пленников. Лишь недавно из Засечи прискакал гонец, который сообщил, что к развалинам Капара подошло войско ассанов и небольшой отряд, остававшийся на развалинах, отступил без боя. Ассаны подошли к Засечи, но штурмовать остров не решились, отступив обратно к Капару. Егеря догнали ассанов в поле, предварительно измотав засадами и обстрелами, и, напав ночью, уничтожили почти что тысячу храмовой гвардии. Теперь у Капара стоит другой отряд ассанов, намного больше, в Засечи не хватает воинов, чтобы отразить возможный штурм. Егеря просят помощи.

Марко отправил в Засечь почти всех егерей и добровольцев под командой Влаха, оставшись с небольшим отрядом аридов, и продолжил свой путь в Аридон. Очень важно было сейчас объявить о создании государства аридов, установить власть и закон. Марко спешил сделать это до решающих сражений, нужно было дать людям символ, за который они будут погибать на полях войны. В Ариде Марко должен стать королём Аридона.

Вскоре ариды подходили к оврагам и перелескам, где когда-то шестеро разведчиков из северной земли встретили отряд Крама. Отряд растянулся по зарослям, лошади ступали шагом, позади еле брели пленные. Впереди тропинка ныряла в овраг с крутыми склонами, на дне которого журчал ручеёк. Усталые лошади, зачуяв воду, насторожили уши, заторопились по глиняному спуску. Передовые уже спустились в овраг, когда внезапно послышался сигнал передового дозора об опасности. И в подтверждение условленного свиста — отдалённый крик и шум боя. Рядом свистнул рой стрел, осыпав тех, кто успел спуститься в овраг, вскинулись и отчаянно заржали раненные лошади, несколько всадников впереди стали сползать боком и падать с лошадей. Засада!

— Засада! Назад! Оружие к бою! — закричал Марко, а из зарослей на откосах оврага всё вылетали стрелы, сбивая всадников с лошадей. Ариды стали разворачивать коней, чтобы вырваться назад, но из глубины оврага, блестя клинками, уже мчалась густая толпа, рубя всадников, прыгая сверху на крупы лошадей.