Metanoia

И в следующее мгновение горячий поток хлынул в меня, сопровождаясь судорожными биениями члена и течение его направлено было в те лакуны мои, о существованиях которых я и не могла подозревать. Я чувствовала, как мое тело впитывает обжигающее семя, c жадностью освобожденного из темницы мудреца, томившегося сотню лет без томов мудрости и получившего в руки рекламный буклет, с ненасытностью вбирающей нектар бабочки однодневки. Я удивилась тому, с какой готовностью все во мне отозвалось этому потоку. Так, услышав первое осеннее биение солнца срываются с места красные киты и черноклювые утки, так тянется к источнику радиации цветок арфидаля. Бедра мои невольно приподнялись, сопровождаемые пугливым изумлением, тепло, пробужденное чужим семенем за одно мгновение превратилось в ядовитый, разъедающий плоть жар и оргазм, прорываясь сквозь боль подобно слабому радиосигналу, преодолевая ее как шумную помеху, все большую силу обретая в себе, сумасбродная дрожь сотрясала мое тело. Глядя на судорожно бьющиеся ноги своей дочери, Золотая Мать усмехнулась.

-Ты так похожа на меня...-она отвернулась к окну, как если бы ей было неприятно видеть мое удовольствие.

Оно смутило и меня саму. Я полагала, что причиной его была та извращенная, перекрученная грань, на которой мое мужское сливалось с женским, запреты и тайные вожделения первого превращались в естество и кошмары второго. Именно из возникшего на ее поверхности напряжения и возникало то наслаждение, слишком осмысленное, чтобы я могла гордиться им. Давно уже оно было знакомо мне, ведь я не уставала радовать себя самоудовлетворением, вдвойне приятным благодаря моей мужской памяти, добавлявшей в мои ласки ощущение ломающего бесчувственные пределы нарушения, проникновения в чуждое и незримое.

Красноватая пелена закрыла мои глаза, голова моя запрокинулась и я застонала, стиснув зубы, теряя власть над своими реакциями, что и стало причиной моего стыда. Я видела презрительную, снисходительную усмешку Стража, какой она могла бы одарить любого поверженного противника. Отныне я буду лишь одной из ее побед, еще одним чудовищем, которое она смогла одолеть. Еще несколько мгновений назад, до того, как суетливая блажь оргазма вонзилась в меня, я могла стать ее спутником и соратником. От мысли о такой потере слезы возникли в глазах моих. Улыбаясь, она покинула мое тело, извлекла свою обмякшую плоть и ее семя потекло из моего влагалища к ягодицам. Я не хотела выпускать его, я желала, чтобы оно навсегда осталось во мне, было полностью впитано мной, растворилось, высохло, исчезло во мне, таким образом надеялась я впитать силу ее, познать ее мудрость, только так и только сейчас было это возможно. Я знала, что больше никогда она не изольется в меня.

-Теперь для тебя не осталось удовольствий. — она встала на кровати, положив руки на талию, перемещая вес с одной ноги на другую в движении, что могло быть танцем. Пружины вальяжно скрипели, член ее покачивался, поблескивая спермой, сама она казалась такой же счастливой, как тот, кто сумел разрушить все достижения чужой жизни.

Тяжело ступив с кровати, приняв протянутую моей Золотой Матерью руку, она откинула на спину волосы, бросила на меня тоскливый взгляд, из которого траурные можно было бы вить кружева.

Черные губы моей матери впились в уста той, кто лишила меня девственности и злобная ревность вынудила меня отвернуться от этого роскошного поцелуя.

А они смеялись надо мной, хрипло и радостно, ликующе и надрывно. Я же призывала на них Королевский гнев, я проклинала их и мечтала о мучительной для них гибели.

Они оставили меня привязанной и я чувствовала, как семя высыхает на моей коже, слышала снизу их смех и стоны, сожалея, что не могу подсмотреть за ними. Впервые они были столь неосторожны, чтобы совершать подобное в моем присутствии и намеренность этого была всего лишь увядшей игрой, не способной уже впечатлить наблюдающих за ней.

Снова и снова они кричали от наслаждения, выбрасывая драгоценнейшие непристойности, редчайшие ломая оскорбления и я потеряла счет их наслаждениям. Я слышала, как они перебегали из комнаты в комнату, дрались друг с другом, возмущаясь чужой ловкости, ускользавшей от опытного насилия, натягивая тонкие веревки я внимала ударам плоти о плоти, свисту плетей, звону стали и тихим возгласам довольства.

Слезы почти высохли на моих глазах, я почти уснула, внимая чужому визгливому экстазу, когда тяжелая тень опустилась на окно. Испуганно приподняв голову, я собралась было позвать мать, поднять тревогу, ибо существо или механизм, что смогли преодолеть защитные системы дома должны были быть опасными, но тонкая, блестящая черная трубочка протиснулась между полосами жалюзи и пурпурный искрящийся дым хлынул в мою комнату, почти мгновенно заполнив ее всю. Я не успела даже набрать в легкие воздух для крика, все тело мое обмякло и я полностью лишилась воли, способная только воспринимать, вспоминающая, что есть в крови моей способного защитить меня. Будь я рыцарем, искусственные микроорганизмы, объединенные в мыслящий рой заметили бы состояние мое, выбросили бы из себя разрушающие паралич вещества. Некоторые из них могли продолжать бой, управляя телом даже тогда, когда мозг мог быть поврежден. Конечно же, движения в этом случае не были столь же эффективны и выбор возможных действий резко уменьшался, но иногда и их оказывалось достаточно, чтобы одолеть противника.

Сдвинув в сторону шуршащие жалюзи, черная тварь пробралась в комнату, села на широком подоконнике, почесала впалый живот, осмотрелась вокруг, тщательно и намеренно избегая взгляда на меня. Приплюснутая узкая морда, золотые вертикальные зрачки на зеленых, с красными пятнами глазах, тонкие лапы с длинными золотистыми когтями, высокие крылья, что были костяным желтым остовом, между тонкими изгибами которого мерцало серебристой радугой энергетическое поле.

Перепрыгнув на кровать бесшумным порывом, оно легким и быстрым движением когтя перерезало веревку, тянувшуюся от моей левой ноги. Его голова постоянно поворачивалась из стороны в сторону, дергалась вверх и вниз, как будто был он поражен некоей странной нервной болезнью или же, в том случае, если являлся машиной, сбой имел в программном обеспечении.

Электрический удар пронзил мое тело, вернул мне подвижность. Согнув затекшую ногу, морщаясь от болезненного, тягучего наслаждения свободой, мечтая о мести тем, кто вынудил меня ревновать и чувствовать себя преданной, я все же следила за неведомым существом, уже освободившим и вторую мою ногу. Перепрыгнув на изголовье, он перерезал путы левой руки и, плавно перелетев, вцепился всеми шестью лапами в правый столб изножья, предоставив прочее мне самой.

-Кто послал тебя? — потирая затекшие пальцы, я села на кровати. Темная лужица впитавшегося в простынь семени привлекла мой взор.

Он рассмеялся, он потер лапкой левый глаз.

-Ты полагаешь, что это время грязное и шумное? Могу расстроить тебя, но такими же были и будут все остальные. — его хрипловатый тихий голос мог бы принадлежать усталому убийце.

Во всем Королевстве у меня не было ни одного союзника. Братья мои, даже если кто-либо из них и смог случайно узнать о том, в каком состоянии я нахожусь, едва ли сочли необходимым вмешиваться в мое существование. Королевский Советник, наблюдавший за мной, был, несомненно, осведомлен обо всем, чему желали подвергнуть меня моя Золотая Мать и Страж или же заранее обозначил пределы их воздействия на меня.

-Его Величество готовит для своих подданных нового врага...-тварь мечтательно облизнулась. — Удивительного...

Проведя рукой по промежности, я собрала ладонью вытекшее из меня семя. Поднеся пальцы к глазам, я всмотрелась в его окровавленный блеск.

-Разве недостаточно уже имеющихся? — приблизив ладонь к губам, я высунула язык и самым кончиком его прикоснулась к мутной жидкости. Ее вкус, горькой свежестью напоминавшей о приятной жажде, вынудил меня тряхнуть головой, чтобы отвлечься от видений омертвелых, окаменевших и разбившихся о землю облаков.

-К ним здесь все уже привыкли. — он вскочил обратно на подоконник.

-Ты действительно не помнишь меня?

Я покачала головой.

-Я предупреждал тебя, что на Мубразаре водится слишком много онирофагов. Должно быть, один из них все же до тебя добрался

И, раньше чем я успела остановить его, змеиным изгибом он отодвинул в сторону загремевшие жалюзи и упорхнул.

Я села на край кровати, глубоко дыша и вспоминая его слова. Он был прав в том, что не следовало увлекаться временем как таковым. Подобная дурная привычка могла дорого стоить сознанию, отравляя его надеждами и сожалениями и становясь неизлечимой болезнью, безжалостным разбойником на пути мысли, способным умертвить ее острой безысходностью, совершить над ней отрицающее смерть насилие.

К тому времени, когда я спустилась, моя Золотая Мать и Страж уже успокоились, уже устали от своих разъедающих плоть страстей и спокойно сидели на диване в гостиной, блаженно улыбаясь, обнимая друг друга за плечи. Мать рассеянно покачивала ногой, а Страж, запрокинув голову, изучала обваливающийся потолок, царапая черным ногтем золотые цветы на кремовой обивке. Я улыбнулась и покой снизошел на меня.

-Сегодня мы отдадим тебя тому, кому ты предназначена. — сказала мне утром Золотая Мать и когда я спустилась, то увидела через окно кухни стоящий перед воротами экипаж.

Сидя за старым, зеленовато-белым деревянным столом, пытаясь расслышать слова неизвестного языка механизмов в прерывистом рычании и шипении побитого холодильника, я смотрела в окно, за сиянием которого пропадали все предметы и образы и, нарочито медленно поглощая бутерброд из подсохшего хлеба с зачерствевшим сыром, спокойно создавала одно за другим самые жестокие по отношению к себе предположения.

Мне представлялось сомнительным, чтобы речь шла о мужчине. Возможно, они говорили о том, кого мне надлежало убить или чьей ученицей я должна была стать.

Они затянули на мне пурпурный, с черными кружевами корсет, длинная юбка из черного шелка сотнями складок обвила мои ноги, приподнятые острыми каблуками и высокой платформой. Помада низверглась на мои губы вулканической лавой, тени расцвели на моих веках, ногти омертвели от черного лака, румяна затопили щеки.

Разделив мои волосы пробором, мать заколола их, чтобы сохраняли они состояние то, собственноручно прицепила к соскам золотистые, соединенные цепочкой зажимы и опустила на мои глаза зеркально-черные солнцезащитные очки. Совершенно нагая, она провела меня по двору под пристальным взором ящериц, на чешуе которых истеричными искрами вспыхивало полуденное солнце. Я шла, выпрямившись, подняв подбородок и стараясь выглядеть как можно более красивой. Цепочка покачивалась на моей груди, каблуки оставляли вмятины на пластинах, давили пятнистые, серовато-красные яйца ящеров, солнце ненавидело меня, плюясь жаром с потемневшего безжизненного неба, а экипаж из лакированного черного дерева, запряженный двойкой краснокожих онирофагов казался мне тем, что отвезет меня к гибели. На козлах его сидело тонкое существо, прикрывшее свое тело хитиновым панцирем. Издавая неустанный, лишь меняющийся в тональности треск, оно поводило из стороны в сторону головой с тремя вращавшимися независимо глазами, два длинных уса поднимались над ней, покачиваясь от малейшего движения. Я догадывалась, что он был надсмотрщиком, укротителем онирофагов. У насекомых нет сновидений и только сложнейшая, дарованная Его Величеством система нейрогормональной регуляции позволяет им выглядеть подобно тем, кому даровано величие головного и внешнего мозга, позволяющих нам казаться обладающими сознанием. Сдвинув в сторону решетчатую дверь, они втолкнули меня внутрь, посадили на узкую деревянную скамью у задней стенки, набросили на запястья скрепленные короткой цепью с потолком стальные наручники и оставили меня в этом душном пространстве, где пахло прогретым деревом и горелой пылью. Некоторое время я слышала их голоса. Мать и Страж переговаривались с возницей, хрипло и надсадно смеялись, как будто он рассказывал им великолепные в своей непристойности шутки, а затем все стихло. Через мгновение я услышала свист хлыста и экипаж дернулся, отправляясь в свой неведомый путь.

В левой стене имелось окно, закрытое горизонтальными ставнями, через которые, все же, удавалось пробраться отблескам и отзвукам окружающего мира. Я слышала, как деревянные колеса грохотали по камням, экипаж подпрыгивал на них, проваливался в ямы между ними, возница трещал и хрипел, что могло означать и ругательства и приказы животным. Вскоре меня укачало и я задремала. Когда я проснулась, все убеждало меня, что мы покинули город. Я не была настолько наивной, чтобы думать, что кто-либо из знакомых мне попытается освободить меня. Это было бы слишком глупо для них. Не думаю, что им удалось бы узнать, что происходит со мной. Полагаю, информация о моем состоянии была бережно изъята в этот момент из реальности. Королевский Советник вполне мог позволить себе подобное. У него, несомненно, оказалось бы достаточно для того энергии и энтропии. Повозка катилась удивительно ровно, я слышала странные звуки, что могли быть производимы только живыми тварями, робкое тяфканье, шум быстрых лап, недовольное рычание, производимые кем угодно, только не онирофагами. Путешествие обещало затянуться и я решила потратить предоставленное мне время неподвижности для размышления.

Выбрав темой растление цветов, я вскоре погрузилась в мир разрывающихся лепестков, разноцветных в своих нежнейших заблуждениях, потребляя силу их и отдавая взамен великолепие своих оргазменных видений. Цветы были довольны и благодарили меня, выпрямляя стебли и я думаю, что в мгновения те улыбка пророчила страдание моим губам. Действительность была грязным хаосом, нигде в ней не было спасения от мучительного шума. Только на острых окончаниях фиолетовых и оранжевых, в красных и черных пятнах, лепестков, возможно было найти крошечные основания покоя, в которых все становилось равноценным. Я обретала сознание в масляных каплях цветочного яда, я видела его как производное и составляющую приторного черного нектара. Ничто не могло показаться для меня мудростью, ибо любую возможно было оспорить. Ничто не могло стать властью, ибо любую можно было низвергнуть. Заметив тень насекомого на цветке, я задумался о том, возможно ли свергнуть Его Величество и не заключено ли в этом мое новое предназначение. Я все еще полагала себя будущим убийцей, предназначенным для уничтожения единственного живого существа, механизма или феномена. Им мог оказаться и сам Король. Мне доводилось слышать истории о подобных изощренных заговорах, но сама я полагала их слишком примитивными и отвратительными. Мне было бы неприятно участвовать в каком-либо из них, предполагавшем двойную волю, но я последовала бы такому приказу, как и любому другому, ведь ослушаться его мне не позволили бы устройства, вживленные в мой второй мозг, излучения и паразиты, воздействующие на первый.

Дверца экипажа открылась, вырвав меня из приятных мыслей о безволии и я улыбнулась тому, во что превратились цветы. Мальчик в черном комбинезон пробрался внутрь, быстро открыл наручники и скрылся, старательно избегая при этом любого взгляда на меня.