На арене смерти

Когда Антон отошел от умирающего Николая и снова вступил в схватку, он почувствовал прилив воодушевления. Такое с ним уже случалось во время его выступлений на рыцарских турнирах. Это ощущение барон называл упоением битвой и оно было великолепно. Антон как бы сросся душой и телом со своим мечом, стал с ним одним целым. Антон ощущал все вокруг так, как будто он сам был своим мечом, в эти мгновения он мог своим мечом отрубить жало у летящего комара. Это ощущение было прекрасно, его ни на что нельзя было променять! Прав был барон, когда говорил, что для истинного война нет на свете ничего важнее упоения битвой. А Антон был истинным войном, по крови и по духу. Он почувствовал себя в битве, как рыба в воде и уже ничто не могло остановить его. Он чувствовал малейшие движения своих противников, он предугадывал их действия, с неповторимым изяществом отражал удары, ловко уклонялся от них а своим мечом разил точно в цель. Противники падали один за другим. И вот теперь перед ним остался последний стоящий на ногах противник. Антон замахнулся сверху и противник поднял свой щит, собираясь отразить удар, однако Антон изменил направление удара и нанес не успевшему среагировать противнику рубящий удар по бедру. Противник опусил свой щит к ноге и замахнулся мечом для удара сбоку. Когда противник наносил свой удар, Антон ударил на опережение и разрубил черному предплечье. Противник опустил руку с мечом и взглянул на рану. Тогда Антон, после удара по руке справа, нанес черному рубящий удар по горлу слева. Все было кончено тремя ударами, каждый из которых ранил противника. Последний удар нанес смертельную рану черному, тот завалился на спину и согнулся, зажимая руками горло, из которого хлыстала кровь.

Амфитеатр взревел от восторга. Антон снял свой шлем и выбросил его далеко, в центр арены. Люди вставали со своих мест и подходили к краям трибун, хлопали в ладоши, орали, свистели, вздымали вверх руки. Антон, единственный из всех гладиаторов, стоял сейчас на арене. Единственный уцелевший черный сидел у противоположной части трибун, опершись спиной о стену арены и не пытался подняться на ноги. Антон оглядел трибуны амфитеатра. Люди приветствовали его и Антон почувствовал гордость за себя, за то, что ему удалось совершить. Потом пришло ощущение восторга от победы, от ликования десятков тысяч людей. Такое головокружительное ощущение радости словно бы служило компенсацией за то, что случилось с Антоном за последний год, за все те долгие месяцы, что он провел в застенках по несправедливому приговору суда, за терзания его отчаявшейся и не смирившейся с участью души. На заседании суда все люди, кроме его родственников, смотрели на него с ненавистью, а сейчас весь амфитеатр рукоплескал ему. Антон забылся на несколько секунд, окрыленный своей славой и сначала даже не вспомнил, что на арене лежал раненый Николай. Вспомнив, он быстро направился к Николаю, обернувшись лишь на мгновение, чтобы взглянуть на человека, сидящего на троне. Человек в пурпурной тоге уже не сидел на троне, а стоял у края своей вип-ложи и тоже приветствовал рукоплесканиями Антона. Когда Антон взглянул на него, человек протянул вперед свой правый кулак, с поднятым вверх большим пальцем, выражая этим знаком свое восхищение мастерством Антона.

В это время Влад и Света продолжали свой репортаж:

— Великолепно, серые победили, можно даже сказать, что победил один серый! — восторгался Влад, — Посмотрите вокруг, что творится в амфитеатре?!! Трибуны рукоплещут, сам Виктор Ольшанский встал со своего трона, чтобы поприветствовать стоя победившего гладиатора. Смотрите, Ольшанский показывает "тринадцатому" большой палец! Он тоже восхищен! Да, это настоящий праздник! Такой бой, такой бой! Я хочу это смотреть снова и снова! Смотрите, победитель направляется к своему лежащему на арене другу, опускается перед ним на колени, приподнимает ему голову, что-то говорит ему! Смотрите, вот крупным планом лицо раненого, нет, он уже умер. Победитель закрывает ему глаза. А ведь бой еще не закончен и на арене находится еще один уцелевший черный. Он сидит у западной стены арены. Но он и не думает подниматься на ноги! Куда ему биться сейчас с тринадцатым серым! Он уже смирился с участью проигравшего и поедет к себе домой досиживать свой пожизненный срок. А семьдесят вторая команда во главе с "тринадцатым" прошла дальше. Итак, вот стучат барабаны, все, бой окончен.

Когда Антон подошел к Николаю, тот был уже мертв. Антон увидел открытые, остекленевшие глаза товарища. Он опустился возле него на колени, приподнял его голову со щита и сказал:

— Мы победили, Коля, мы пойдем дальше. Мы станем свободными.

Мигом исчезла вся радость от победы и на глаза Антона навернулись слезы. Он заморгал глазами, чтобы слезы не покатились по щекам. Друга больше не было на этом свете. Огромный амфитеатр продолжал неистовствовать. И этим тысячам людей не было никакого дела до того, что Антон только что навсегда потерял друга. Застучали и замолкли барабаны. Бой был окончен. Голос из репродукторов объявил на весь амфитеатр, что победила семьдесят вторая команда. На арену выбежали служители амфитеатра и стали убирать с поля боя убитых и раненых. Антон подождал, пока Николая поднимут на носилки и унесут, и только потом направился к северным воротам арены. В полукруглом зале, откуда гладиаторы поднимались на арену, его осмотрел врач, обработал его рану, поставил скобы и разрешил Антону вернуться в свой блок. Надсмотрщик, который вел Антона к блоку 28N, всю дорогу выражал восхищение боем Антона и сказал Антону, что он сейчас самый популярный гладиатор.

Вернувшись в свой блок Антон, принял душ, зашел к себе в камеру и лег на постель. В блоке царила тишина, с поля боя здоровым вернулся лишь один Антон. Ничего не хотелось делать и ни о чем не хотелось думать. Слишком много впечатлений было для одного дня и все это осмыслить Антон был сейчас просто не в состоянии. Он слишком устал за сегодняшний день. Антона начало клонить в дрему и очень скоро он заснул.

Глава 6

Вечером, после работы, Влад и Света сидели в номере Влада и разговаривали после ужина. Света клацала пультом от плазменной панели, висящей на стене, пыталась найти что-нибудь интересное, какую-нибудь мелодраму или комедию, но почти по всем каналам шли новости и показывали отрывки гладиаторских боев.

— Нет, ну ты посмотри, ну везде, ну всюду одно и то же, — раздраженно сказала Света, — ну просто везде одно и то же, везде эти бои. Сейчас по всем каналам крутят эти долбаные бои. Нигде от них нет покоя. Создается впечатление, что весь мир окончательно сошел с ума. Вот и ты сегодня так вошел в раж, что кричал от восторга, когда комментировал бой твоей любимой семьдесят второй.

— Да, я заметил, как ты на меня неприязненно косилась. Понимаешь, Света, если я буду молчать в микрофон, меня выгонят с работы. А ведь почти половина пути уже пройдена. Нам еще осталось совсем немного.

— Да я понимаю, но у меня создалось впечатление, что ты действительно влюбился в эти игры и больше не сможешь без них жить.

— Ну что ты такое говоришь, Света? — Влад покачал головой, — да, я мужчина, и признаюсь тебе, когда смотришь бои, подобные сегодняшнему, меня охватывает какое-то возбуждение, появляется азарт. Но это все заложено в генах у мужчин. Я же не пытаюсь понять, как можно часами сидеть перед зеркалом и накрашивать себе брови? У вас, у женщин украшение себя заложено в генах, у нас, у мужчин, другое заложено. Мужчины и женщины отличаются друг от друга, но нас объединяет любовь и влечение друг к другу. Мы не можем жить друг без друга. Мне действительно понравился бой, но это не значит, что я кровожадный маньяк. Я уже сказал тебе, что после окончания нашей работы в этом сезоне боев я не буду смотреть эти бои, разговаривать о них, думать о них и так далее. И как я сказал, так и будет. Ты вот тоже, то вообще смотреть не можешь на эти бои, то срываешься на жестокость и хочешь, чтобы все гладиаторы покромсали друг друга. И я тебя не осуждаю. Для нашего мира впервой такое жестокое зрелище и человек не может сразу разобраться, как на это реагировать. Всякий может сорваться. Для нас это испытание и мы должны его пройти.

— А знаешь, Влад, ты вот все время говоришь "мы", "мы", а вот многие современные психологи говорят, что служебный роман — это плохо и из таких отношений ничего хорошего не получится.

— Слушай, Света, — словно маленькому ребенку начал объяснять Влад, — я тоже считаю, что служебный роман — это плохо. Но я не считаю, что у меня с тобой служебный роман. Служебный роман — это какие-то отношения между мужчиной и женщиной, работающих в одном месте. Об этих отношениях можно написать пару страниц в книжке. Ты для меня — не пара страниц в книжке, ты для меня — вся моя жизнь. Ты — часть меня и без тебя я уже жить не смогу. И, если это тебя так беспокоит, я могу уволиться хоть сейчас и тогда у нас уже не будет служебного романа. Хочешь, я уволюсь?

— Ну что ты, Влад, я же пошутила, — Света прочитала решимость в глазах Влада и поняла, что он не шутит. — Если ты уволишься, тогда и я пойду за тобой. Это я просто... — Света улыбнулась, — проверяю тебя. Ну ты же понимаешь?...

— Я все прекрасно понимаю, Свет, — Влад пересел ближе к девушке и обнял ее одной рукой, — но и ты пойми, что для меня не важна эта работа, для меня не важна моя карьера, мне не нужны эти бои, мне нужна ты, только ты одна. И ради тебя я брошу эту работу, я не буду больше смотреть эти бои... Я буду жить хоть на северном полюсе, лишь бы ты была рядом. А нам осталось совсем чуть-чуть.

После нескольких секунд молчания Влад прошептал на ушко Свете:

— Нам осталось всего ничего. Потерпишь, малышь?

— Конечно потерплю, — Света повернула к Владу свое лицо, — если ты будешь рядом.

Они поцеловались и повалились на постель.

Барон Леопольд Фабиус оставил все свои дела, свой бизнес в Европе на жену и приехал в Гуан-Куай в конце августа, перед самым началом гладиаторского турнира. Он заранее приобрел абонемент на свободное посещение всех боев, забронировал номер-люкс в одном из лучших отелей Гуан-Куая и намеревался отдохнуть от дел и заняться просмотром боев. Еще будучи в Европе барон позвонил Лене, жене Антона и предложил ей лететь с ним в Таиланд, чтобы смотреть бои и болеть за Антона, но она категорически отказалась, сославшись на то, что не приучена к таким зрелищам. Она сказала, что она не будет никогда смотреть эти бои даже по телевизору, но лучше в любую свободную минуту будет молиться Богу за здравие и победу Антона и это будет пока самая посильная ему помощь от нее. Барон не возражал, молитва за Антона была действительно необходима.

Барон был потомственным рыцарем ордена госпитальеров, участвовал во многих рыцарских турнирах и ему, как и многим другим рыцарям, нравилось не только участвовать в боях, но и наблюдать за ними.

Конечно, все бои до единого он не собирался смотреть. Его прежде всего интересовали бои тех команд, в которых сражались Антон и те рыцари крови и духа, которых привлек к участию в турнире Виктор Ольшанский по совету барона. Настоящих рыцарей, участвовавших в турнире было четверо: граф Пьер де Шаттруа, барон Эрнест Герштейн, барон Макс Тирольд и граф Филипп Бенуа. Все они были рыцарями ордена госпитальеров и ответили Виктору Ольшанскому согласием на участие в турнире. Они все были давними соперниками, постоянно принимали участие в различных турнирах и чаще всего доходили до финалов или полуфиналов, где сражались между собой. Чаще всего побеждал Пьер де Шаттруа, он считался самым сильным бойцом ордена госпитальеров, но остальная тройка сильнейших бойцов ордена постоянно оспаривала у него право называться сильнейшим. Самым серьезным противником Пьера де Шаттруа считался Эрнест Герштейн. Все четверо бойцов не упускали случая сразиться друг с другом и принимали участие в любых турнирах, где они могли встретиться на арене.

Первым делом барон Фабиус узнал через помощника Виктора Ольшанского Николая Чернова, в каких командах сражаются Антон и госпитальеры. Информация о личностях гладиаторов до четвертого круга командных боев была секретной. Лишь после четвертого круга прессе и телекомпаниям разрешено будет разглашать любую информацию, касающуюся личностей гладиаторов. Но Ольшанский разрешил Чернову проинформировать барона, ведь это барон помог Ольшанскому с организацией участия в турнире рыцарей.

Барон узнал номера всех команд, в которых сражались интересовавшие его гладиаторы и решил смотреть только бои этих команд. Он был на трибунах амфитеатра во время открытия турнира и смотрел все бои первого, второго и третьего дня. В боях этих дней не участвовала ни одна команда, в которой сражались бы госпитальеры или Антон, но уровень мастерства даже непрофессиональных бойцов был довольн высоким и бои понравились барону. Недостаток мастерства с лихвой компенсировался той яростью и злостью, с которой гладиаторы бросались друг на друга. Никто из бойцов не отступал и не тянул время. Они бились как настоящие профессионалы.

Свободное от просмотров боев время барон посвящал путешествию по Таиланду и близлежащим островам. Загорал на пляжах, купался в лазурном океане, охотился в джунглях, посещал буддистские храмы и монастыри.

Теперь барон ходил смотреть только те бои, в которых сражались интересующие его команды. Он видел, как сражаются в составе своих команд и Пьер де Шаттруа и Эрнест Герштейн и другие два госпитальера. Он смотрел с трибун амфитеатра на все три боя семьдесят второй команды. Он знал, что Антон сражается под тринадцатым номером и наблюдал за действиями Антона с самого вступления его в бои. Он наблюдал за тем, как семьдесят вторая во втором своем бое легко одолела сто шестьдесят четвертую и радовался победе этой команды, как будто это была его собственная победа. Он сидел на трибунах во время третьего боя семьдесят второй и видел, как Антон долго сидел возле раненого товарища, в то время как противники добивали остатки семьдесят второй. Сердце барона в эти мгновения обливалось кровью, ведь он понимал, что Антон может не пройти в следующий круг или вовсе погибнуть. Он подходил к краю трибун и кричал Антону: " Антон, вставай", но разве Антон мог услышать этот крик, когда десятки тысяч людей на трибунах одновременно что-то орали. Барон воодушевился, когда Антон встал и снова вступил в схватку. Барон то и дело смотрел на часы, боялся, что Антону не хватит времени. И радости барона не было предела, когда он узнал в крушащем своих врагов гладиаторе в серых доспехах с тринадцатым номеров но спине прежнего Антона, настоящего воина духа, вдохновленного битвой. Именно таким барон видел Антона последний раз несколько лет назад, когда Антон участвовал в последнем своем рыцарском турнире. Именно таким барону всегда хотелось видеть Антона и именно таким барон хотел бы видеть своего сына. Барон хохотал, когда от Антона убегал гладиатор в черных доспехах со вторым номером на спине. Барон радовался как ребенок, когда Антон один одолел шестерых противников и победил в этом бою. Семьдесят вторая команда, в которой на ногах стоял в конце боя лишь один гладиатор, прошла в следующий круг. Барон видел как Антон кинул свой шлем на песок арены, как он закрывал глаза своему мертвому товарищу и как товарища уносили с поля.