В летней кухне у Павла я опустил обожженную руку в ведро с холодной водой и, замирая от блаженства, чувствуя как боль уходит, посмотрел на Боба. Его шея и правая щека были черны от пороха. Правый рукав куртки был прожжен. В копоти был и перед куртки, а в районе живота зияла дыра.

-Все, трындец куртке!— сказал я, вынимая руку из ведра. — Давай показывай, что там у тебя!

С его правой ладони слетел лоскут кожи, и на месте раны сочилась сукровица. Я помог ему снять куртку. Осмотрел ожоги и стал искать аптечку. В аптечке нашелся бинт и таблетки фурацилина. Я растворил фурацилин в воде, промыл Бобу рану на руке и перебинтовал. Он остался стоять перед зеркалом и оттирался от копоти. А я тихонько, чтобы не разбудить спящих в доме родителей Павла, прокрался по двору с ведром воды в огород.

В огороде находился сарай, а в сарае кровать, покрытая досками. Там я и уснул, подложив под голову полено, укрывшись старым пыльным половиком и опустив руку в ведро с водой.

Меня разбудил луч солнца, который бил мне в глаза сквозь крышу сарая. Шея онемела. Я поднял руку, свисавшую с кровати, и оторопел. Проведенная всю ночь в воде кисть ужасала. Сине-белая, опухшая и с огромным волдырем. Такие, наверно, только у монстров бывают. Скинув с себя половик, который поднял облако пыли, я вышел из сарая.

Оглядел себя. Видок был еще тот. Да что там говорить.

Тут в огороде показался Павел и радостно, показывая на меня пальцем, закричал:

-Да вот он где! А я уже полдеревни обежал, тебя искал! Иди, мойся, завтракай, и на пруды пойдем!

Как сказал Павел, пруды не далеко, километра три, но мне показалось, что дальше раза в два. Путь наш проходил через бахчу. Впервые в жизни я видел наглядно, как растут арбузы. У дороги стояла зеленая будка, которая ранее, видимо, была кунгом от военного грузовика.

-Паш, а может можно арбузов купить?— спросил я.

-Зачем покупать?— удивился Павел. — Сами возьмем!

-А заряд соли в зад не получим?— настороженно произнес Боб.— Вон будка сторожа стоит!

Мы подошли к будке. Дверь внутрь была открыта настежь. Внутри на полу лежал в брезентовом плаще бородатый мужик.

-Умер?— спросил я Павла.— Как думаешь?

Павел вошел в будку и присел над мужиком. Тот замычал. Пытался встать, но не мог. Он был мертвецки пьян.

-Арбузиков можно взять?— прокричал, чуть ли не в ухо сторожу, Павел.

Мужик замычал и замахал правой рукой.

-Ну, вот видите, он не против, — произнес Боб. — Пошли!

Набрав, в расстеленное покрывало штук пять некрупных арбузов мы пошли дальше и вошли в небольшой перелесок. Одеяло с арбузами тащил Боб. Пройдя еще немного, мы встали как вкопанные. Впереди, метрах в тридцати стоял кабан и пялился на нас. Оба на! Кабана вживую я тоже никогда не видел. Я стал оглядываться по сторонам, стараясь найти какое-нибудь дерево покрепче, на которое можно было бы залезть. Но вокруг были лишь жиденькие деревца и кусты.

-Не двигайтесь!— прошептал Павел.

Тут затрещали кусты и из них один за другим выскочили три полосатых поросенка. Они похрюкали, потыкались пятачками в кабана. Видимо, это была их мамаша, и всей семьей они скрылись по другою сторону тропинки.

Нервно обсуждая эту негаданную встречу, мы миновали лесок и ферму, возле которой в загоне паслись коровы.

Было жарко и душно. Теперь узел из одеяла с арбузами тащил я. Арбузы били в такт шагу по спине. Наконец мы почувствовали запах воды и, продравшись сквозь заросли кустов, вышли к пруду. Большая часть этого водоема была покрыта ряской.

-И что, здесь можно купаться?— с сомнением спросил я, глядя на мутную воду.

-Можно конечно, а что такое?— бодро произнес Павел и, скинув с себя трико и майку, с разбегу сиганул в пруд.

Поднялся фонтан брызг. Волны пошли кругами, всколыхнув зеленную от ряски водяную гладь.

Я опустил на траву узел и тоже стал раздеваться. Подумав немного, снял с себя и трусы. Все-таки обмыться можно будет и, придя, домой к Павлу, водой из колодца, а стирать белье, после купания в этой луже, не хотелось. Боб со мной согласился, и мы нагишом бросились в пруд. Плавали, плескались. Подкидывали друг друга, делая катапульту из скрещенных рук. Потом Павел пошел на ферму за молоком. А мы с Бобом, наевшись арбуза, лежали на одеяле, сверкая белыми задами, и молчали. Ветра почти не было. Чирикали какие-то пичуги. По моей спине кто-то полз мелкий, но согнать его было просто лень.

— Серый?— окликнул меня Боб.

-Что?

-Любовь есть?— спросил он.

-Блин! — усмехнулся я.— Придется встать и трусы одеть!

Боб рассмеялся.

-Да ладно тебе. Ответь на вопрос.

-Есть любовь, есть, только не долго, а почему это тебя так волнует? Не ожидал, что тебя могут волновать подобные вопросы.

-А что, по-твоему, я к чувствам не способен?— раздраженно сказал он.

-Хм, почти стихами сказал. Думаю, что способен! — щурясь на солнце, сказал я.

-А почему ты сказал, есть, но не долго?

-А я, перед тем как домой поехать, к Ольге зашел за "гражданкой". Звоню. Она долго не открывает. Потом открыла, сухо поздоровалась и смотрит мне в подбородок. А я на вешалку глянул, а там фуражка с черным околышем.

-Ух ты!— удивился Боб.— Ракетчика нашла!

-Вот так!— сказал я.— Ну, я пакет взял, в лоб ее поцеловал и молча ушел. А что говорить?

-Ну, мало ли,— произнес Боб.— Может просто знакомый.

-Да ладно! Знакомый! Я там как-то случайно и фуражку "финика" видел. Квартира у нее большая. Один приходит, другой уходит. Друг друга не видят.

-А тогда ты что не ушел?

-Потому что любил, как дурак! Хочешь испытать любовь, подумай, стоит ли она твоих нервов!

-А как ты думаешь?

-А я думаю, что любовь любых нервов стоит. Ее обязательно надо испытать. Скандалы и примирения, прогулки, держась за руки до утра, и ревность и злость и разочарование. Слезы и поцелуи. Понимание и не понимание. А ты девушку когда-нибудь ждал на свидании час или два?

-Нет.

-Вот!— я вдруг разозлился и ударил кулаком по одеялу. — А я стоял и ждал, как дебил. И думаю, что буду это делать еще не раз.

Тут вернулся Павел с литровой банкой молока.

-Вот, городские!— радостно произнес он.— Парное!

Тут он увидел, в каком виде мы загораем.

-Обалдели что ли! Тут доярки купаться ходят! Одевайтесь быстрее! Деревня же! Обсуждать потом полгода будут, как видели голых моих гостей!

-Ой-ой! Мужиков голых они не видели!

Уже одетые мы стояли у пруда. Боб пил из банки молоко, и я смотрел, как тонкая белая струйка стекала по его посеченной и воспаленной от пороха шее. Его вопросы потревожили еще не зажившую сердечную рану. В груди неприятно тяжелело.

-Придем, я тебе перевязку сделаю,— глухо произнес я.

-Конечно,— протягивая мне банку, сказал он.

Я жестом отказался, объяснив, что предпочитаю пастеризованное, и напомнил, как в прошлом году нас возили под Углич на уборку урожая и много курсантов после парного молока оккупировали близлежащие кусты. А самые умные вытерли зады листом борщевика, получив сильный ожог пятой точки.

По противоположному берегу шли мужчина и женщина лет сорока. С ними, держа в руках удочки, шли два мальчика. В руках у мужчины была пустая бутылка. Он подошел к воде и медленно зашел в нее по пояс. Разогнал рукой ряску и наполнил бутылку водой. Потом отпил воду из горлышка и громко крикнул:

-Маша, холодная вода! Пить будешь?

Мы были в шоке. Сигарета выпала у меня из рук. Женщина что-то крикнула в ответ, я не разобрал.

-Нет, ты видел!— толкнул я Пашку в бок.

Неторопливо собрались и пошли в село. Поужинали с родителями Павла и утром уехали.

Через три недели я и Боб стояли у ворот училища. Болтали ни о чем. Отпуск закончился, а за ворота особенно не хотелось, и тут увидели, как по улице к нам быстро приближается знакомая фигура. Это был Пашка, но было в нем, что-то не то.

Когда он подошел поближе, мы с удивлением узрели, что у него на голове офицерская полевая фуражка, а галстук не зеленный, а синий.

-Ты что это друг милый? — давясь от смеха, произнес я.

-Мужики дайте закурить!— затравленно озираясь, попросил Павел и, взяв у меня из рук сигарету, рассказал о своем приключении.

В Воронеже его провожал брат. Как Пашка сел на поезд он не помнил и вообще ничего не помнил. Очнулся на третьей полке купе плацкартного вагона. Без фуражки, галстука и ботинок и вдобавок ко всему весь в луковой шелухе. Один ботинок, смятый в лепешку, он нашел на полу, а второй в туалете. Потом, как оказалось, состав уже был отогнан в парк. И ему пришлось плутать, чтобы выйти к вокзалу.

Дальше, озираясь и хоронясь, чтобы не попасть на глаза патрулю он добрался до метро и вышел на Ярославском вокзале. В отделе "Военторга" "Московского" универмага оказались только те аксессуары, в которых мы его встретили.

Мы посмеялись. Подождали еще нескольких курсантов, возвращающихся из отпуска, и спокойно прошли все вместе через КПП.

ж ж ж

В кабинете Куратора привычно пахло сероводородом или метаном, короче не кабинет, а газенваген. Я поморщился:

"Когда же он разберется со своим кишечником".

Пантелеева и Светлова сидели на стульях у стены. С одной стороны Т-образного стола сидели Печкин и Сидоренко. С другой — Птицына. Увидев меня, она слабо улыбнулась и кивнула головой. Куратор разговаривал с кем-то по телефону. Зажав трубку между плечом и щекой, выводил каллиграфическим почерком, что-то на клочке бумаги. Стол с его стороны, как всегда был завален кучами всякой бумаги. С края стола громоздились две полуметровой высоты стопки с газетами и журналами.

-Привет!— поздоровался я со всеми и сел за стол, положив портфель на колени. В дверь постучали, и вошла Надя Силаева — руководитель подразделения по работе с частными клиентами.

Печкин с Сидоренко обсуждали вчерашнюю игру "Локомотива". Я выложил на стол вчера подготовленные служебные записки и распечатку итогов за прошедший месяц.

Наконец Куратор наговорился.

-Ну что, все собрались или кого-то нет?— обводя всех взглядом, произнес он.

-Да, кажется, все! — сказала Пантелеева.

-Ну, вот с тебя и начнем! Давай, рассказывай, как офис закончил месяц!

Пантелеева, взяв с колен распечатки таблиц, начала:

— За месяц вклады выросли на...

Тут зазвенел телефон. Куратор взял трубку.

-А, привет! Да! Курс доллара какой? Сейчас посмотрю!— "продолжил" он совещание с кем-то, наклоняясь к компьютеру.

Печкин с Сидоренко вернулись к разговору о хоккее. Силаева повернулась к Пантелеевой и Светловой, которые обменялись своими отчетами и рассматривали таблицы.

-Девочки, а дайте мне ваши итоги посмотреть?— сказала она и протянула руку.

Тут Куратор закончил говорить по телефону. Посоветовав кому-то толи покупать, толи продавать.

-Извините, Лена продолжай!

-Вклады выросли!

-На сколько?— отодвинувшись от стола, и приняв вальяжную позу, спросил Куратор.

-На шесть миллионов!

-А, что у тебя с кадрами?— внезапно перескочил Куратор с темы отчетов.

Лена опешила. Стала непроизвольно тасовать разложенные на коленях бумаги.

-Кадры готовим, читаем резюме, встречаемся с кандидатами! — перечисляла Лена.

Тут зазвонил телефон. Я вздохнул, взял со стола Куратора пачку с газетами, выбрал вчерашний номер "Российской газеты" и стал просматривать заголовки статей.

Куратор разговаривал по телефону. Тут у него зазвонил еще мобильник. Девчонки жужжали про косметику. Печкин с Сидоренко вернулись к хоккею. Птицина смотрела в окно. Я раздумывал — показывать Куратору вариант "служебок", где он должен поставить визу или сразу отнести их Боссу, где виза Куратора не предусматривалась.

Наконец телефоны были отложены. Куратор слушал отчеты. Мои вопросы были последние, и я откровенно скучал. Наконец я не выдержал и попросил разрешения выйти, придумав, что мне нужно куда-то отзвониться.

Я зашел к своим бухгалтерам. Поздоровался, подписал тут же поданные мне в папке запросы и стал уточнять, как обстоят дела с обзвоном должников по банк-клиенту. Потом зашел в Отдел внешних сношений и подписал кучу писем отказов бюджетных организаций в оплате за этот банк-клиент.

Вышел на улицу. Покурил. Когда поднимался обратно на второй этаж, столкнулся на лестнице с Боссом.

-О! Привет!— сказал Босс.

-Привет!— я пожал протянутую ладонь

-Слушай, у губернатора заканчивается срок пластиковой карты! У нас, когда будут свои "международки"?

-Я докладывал,— в конце весны, начале лета!

-А пораньше?

-Что, очень надо?

-Так надо! И притом срочно!

Я вздохнул.

-Ну, хорошо, буду думать!— сказал я.— У меня бумаги на подпись! Ты к себе?

-Да!

-Отлично!

Я прошел вместе с Боссом в его кабинет. Подписание "служебок" и ответы на пару вопросов заняли минут пять. Босс еще раз повторил, что карты нужны весьма срочно.

Я вернулся на совещание. Куратор опять говорил по телефону.

-У тебя, почему такие глаза красные?— спросил я Печкина.

-А не знаю.

-Не чешутся?

-Нет.

-У врача был?

-Нет.

-Ну и зря!

Наконец, доложив Куратору об итогах месяца, я рассказал о программе по выпуску международных пластиковых карт, о том, что получено указание, быстро решить альтернативный путь ее возобновления, и что вопрос согласован с Боссом.

Мы стали расходится. Я вышел на улицу. Порыв холодного ветра бросил в лицо пригоршню снега. Я почувствовал вибровызов мобильного. Достав из внутреннего кармана пиджака телефон, я увидел на экранчике, что звонила Влада.

С Владой мы познакомились совершенно случайно. Она на меня наехала. В буквальном смысле. Решил я улицу перейти, как говорится, в не положенном месте. Стою клювом щелкаю, думаю, как обычно о своем. Жду, когда схлынет поток машин, чтобы перебежать. Тут раз! И по моим ногам проезжает Вольво. Ну не совсем по ногам, а так по кончикам остроносых ботинок. Но весьма ощутимо знаете. Ну, я тут конечно: "Мать-перемать". Машина остановилась, оттуда выскакивает гламурная такая дамочка и ко мне:

-Ну, что разорался!— сказала она спокойно и взгляд мне на ноги бросила.— Гусиных лапок не вижу!

И рассмеялась, показывая ослепительную улыбку, ну прямо для рекламы зубной пасты.

Она предложила отвезти меня, куда скажу. Так мы и познакомились.

— Ильин!!

-Да!

— У меня спермотоксикоз!!

-Что у тебя??

-Не придирайся, блин! Срочно подъезжай к моему офису.

-Сейчас??

-Ты долго тупить будешь? Все! Я выхожу!

Я вздохнул. Посмотрел на часы. В принципе почти обед и пошел к машине.

Минут через пятнадцать я подъезжал к офису Влады. Увидел ее фигурку в дубленке. Она меня заметила и побежала к машине. Вместе с морозным воздухом она ворвалась на переднее сиденье салона, захлопнула дверь и тут же запустила свою руку мне под расстегнутый пиджак, а там под рубашку. Ледяные пальцы впились в мой теплый живот. У меня аж дыханье остановилось от неожиданности. Я пытался вырвать ее руки из своей запазухи. Влада сопела и пыталась достать до моего живота второй рукой. Так молча, мы боролись минуты две. Потом она освободила меня, откинулась на спинку сидения и заразительно рассмеялась. Пятно холода прилипло к моему животу.