Такие смешные человечки

"Пора, — подумал Иван. — Он уже готов."

— Самый главный наш враг — это мы сами. — С этими словами Иван пере­кинул левую руку Яна через плечо и потащил уже почти бесчувственного Философа прочь из столовой, хрустя валяющимися на полу фарфоровыми черепками. Ян послушно перебирал заплетающимися ногами. Услышав пос­леднюю Фразу Ивана он даже несколько оживился, вскинул голову:

— Ой, Вань, как это ты тонко подметил! Точно? Какие к черту законы, ка­кое время! Самые главные наши враги — это мы сами. Ура! Барбара мне говорила что проблема бессмертия будет решена максимум лет через пять, а может быть и вовсе на днях, но зачем оно нам нужно это бес­смертие, что о ним делать? По-моему и те сто лет что отпущены нам Бо­гом уже слишком большой срок. Пятьдесят — шестьдесят, ну семьдесят лет — и хватит! Дальше человеческая жизнь просто теряет всякий смысл. Наш жизненный опыт, наши знания убивают нас? Мы стареем душой, мы уста­ем от жизни, нас убивает жизнь. Так что, это, ты Вань точно подметил:

мы сами себе враги! Ты, Вань, всё-таки молодец! Вот ты хоть и не пьешь но все-таки иногда способен рассуждать трезво. Ой. . . Что-то я совсем заврался. . . Значит ты рассуждаешь трезво потому что ты не пьешь, а я оттого, что я пьян, как свинья! Ведь правда ж, Вань? Что-то здесь не так тут скрыт какой-то парадокс?

Иван тем временем благополучно затащил Яна в, кабину лифта и при­слонил его к стенке:

— Уф! Как ты мне надоел со своей пьяной философией! — а про себя Иван подумал что лифт как будто специально предназначен для пере­возки, пьяных в стельку, отважных исследователей космоса: тащить Яна по винтовой лестнице было бы сейчас весьма сомнительным удовольст­вием. Только что закрывшаяся дверь кабины через пару секунд вновь открылась, но лифт был уже на жилой палубе, впрочем, даже этого корот­кого времени Яну вполне хватило: он уже спал прямо стоя, прислонив­шись к стенке кабинки и уронив лохматую голову на грудь.

— Эй! Не спи, замерзнешь! — Иван слегка похлопал Яна ладонью по ще­кам. Я Сару обещал носить на руках а не тебя. Ян неожиданно ожил:

— Слушай, Вань, давай споем "Катьюшу"! — радостно предложил он

— Неохота мне что-то петь, да и тебя слушать нет никакого желания. Ты бы лучше ножки переставлял как положено, — ответил Иван, увлекая Яна по коридору и чувствуя как тот все больше наваливается ему на плечо. — А репертуар у тебя прямо-таки классический алкогольный.

— Ну не хочешь как хочешь, тогда я сам спою, — и Ян заорал так что гулкое эхо испуганно шарахнулось из одного конца коридора в другой.

— Да тише ты, люди уже наверное спят!

Но Ян продолжал самозабвенно орать "Катюшу", путая русские, польские и английские слова. К счастью четвертая каюта была уже совсем рядом. Иван распахнул дверь и поспешил втащить разошедшегося певца в ком­натку, при этом он придал ему такое ускорение что Ян по инерции вылетел аж на середину маленькой гостиной, увлекая за собой и Ивана, там они слегка раскидали креслица и столики, Иван нечаянно отпустил Яна и тот грохнулся прямо на кучу мебели, но, слава богу, обошлось без серьезных травм. Ян, начавший было по второму разу единственный известный ему первый куплет знаменитой русской народной песни "Катюша", стукнувшись коленкой о журнальный столик наконец-то умолк, успев пропеть только "... яблони энд груши..." и таким образом наметившийся было грандиозный космический гала-концерт не состоялся по техническим причинам, что, впрочем, ничуть не огорчило обитателей корабля а наоборот даже вызвало их всеобщее ликование. Такую неблагодарность слушателей вполне можно было извинить, если учесть что единственный солист намечавшегося концерта, то есть Ян, никогда особо не страдал ни голосом, ни слухом.

— Ой, Вань, я кажется ножку поломал! — Ян испугано схватился рукой за ушибленное колено.

— Да, поломал, — подтвердил Иван, — только не себе а столику.

Он извлек Яна из груды поломанной мебели и потащил его в спальную.

— Слава тебе Господи, добрались наконец-то, — удовлетворенно вздохнул Иван оказавшись в маленькой уютной спаленке, посереди которой стояла большая деревянная кровать. Ян уже не проявлял никаких эмоций, бесчувственно вися у Ивана на плече. Иван постарался как можно аккуратнее избавиться от своего бремени, но его усилий не увенчались особым успехом: Ян бревном свалился на кровать так что пружины жалобно скрипнули.

— Ой! Куда это меня уронили? — Ян на мгновение пришел в себя.

— Ладно, спи уж теперь, Шаляпин. — Иван снял с Яна туфли, затем, перекатывая бесчувственное тело по кровати, стащил куртку. Когда он стал стаскивать брюки, Ян опять ненадолго очнулся:

— Ой, Вань, не тряси меня, — простонал он жалобно. — Что-то меня тошнит.

— Вот-вот, для полноты картины как раз не хватает чтобы ты тут сейчас наблевал.

Иван стащил наконец с Яна брюки, расположил его поудобнее и укрыл махровой простыней.

Солнце заглядывало в спальную через большой иллюминатор и на по­толке сидел огромный солнечный заяц, заливающий всю комнатку ярким светом. Иван подошел к иллюминатору чтобы задернуть светонепроницае­мую шторку, но вдруг услышал за спиной как будто совершенно трезвый голос:

— А ты сходи к Барбаре, утешь ее. Случай самый подходящий: ей сейчас очень нужен утешитель с хорошей мускулатурой! — и Ян ехидно тоненько захихикал.

Удивленный Иван резко обернулся:

— Я и без твоих пьяных дурацких советов отлично знаю что мне надо делать!

Но Ян уже окончательно спал, оглашая комнатку богатырским храпом и не слышал Ивановых слов. После последнего столь неожиданного проблеска сознание в нем, похоже, угасло окончательно.

— Дурак, — беззлобно сказал Иван и закрыл шторку иллюминатора: вок­руг воцарилась темнота. Иван постоял еще несколько секунд а затем осторожно по стенке выбрался из спальной. В гостиной он мельком бросил равнодушный взгляд на поломанную мебель и вышел из каюты.

Оказавшись в коридоре и прикрыв за собой дверь каюты Иван негромко позвал:

— Эй, Эл!

— Я слушаю, — тут же отозвался Эл, который и на корабле оставался все таким же вездесущим.

— Ну как картинка? — поинтересовался Иван усмехнувшись.

— Люди странные создания. Я давно понял что анализировать ваши пос­тупки — занятие совершенно бессмысленное.

— Тоже верно, — согласился Иван, не забыв отметить про себя что такие высказывания компьютера о своих создателях кажутся по крайней мере забавными и заставляют о многом задуматься. Но сейчас Ивану некогда было об этом размышлять, требовалось заняться делами более прозаи­ческими, — Как там в столовой? Неплохо мы порезвились, а, Эл?

— Там уже заканчивают наведение порядка, — сообщил Эл бесстрастно.

— Хорошо. Тут в четвертой, — Иван кивком головы показал на дверь каюты, — в гостиной тоже небольшой разгром. Проследи пожалуйста чтобы к утру все убрали.

— Я лично все проконтролирую.

— Да и еще, Эл, завтра у Яна наверное утром с головой будет не все в порядке, похмельный синдром. . . ну ты понимаешь, так что ты разыщи в аптечке что-нибудь, что помогает в подобных случаях, и позаботься чтобы это положили к Яну в каюту на самое видное место, разумеется, с приложением соответствующей инструкции по применению. Договорились?

— Я сделаю все как надо.

— Ну конечно, ты же у меня умница. Спокойной ночи, Эл.

— Спокойной ночи.

За этим разговором Иван незаметно для самого себя оказался у дверей шестой каюты. После недолгих колебаний он открыл столь заманчивую дверь и вошел в гостиную. Здесь царила тишь да гладь. Сары уже не было. Иван на цыпочках подкрался к дверям спальной и приот­крыв ее заглянул внутрь. Так же как и в гостиной, в опальной отблески Солнца в иллюминаторе заливали комнатку мягким золотистым светом. Обнаженная Барбара сладко спала, свернувшись калачиком, покрывало спо­лзло с нее, открыв грудь и стройные ноги, лицо было закрыто волосами, разметавшимися по подушке. Иван с минуту полюбовался этой картиной. "Да уж, случай самый что ни на есть подходящий," — усмехнувшись поду­мал он и вздохнув прикрыл дверь.

Выйдя больше не раздумывая в коридор Иван через несколько секунд наконец-то оказался снова в своей каюте. На вешалке в ванной комнате он обнаружил Сарин халат: Сара уже была "дома" и, похоже, ей все-таки пришлось поскучать в душе одной. Быстро раздевшись, Иван тоже поплескался под прохладными упругими струями и прикрывшись большой пушистой махровой простыней, перекинутой через плечо наподобие древнеримской тоги, вошел в спальную. Он проделал это достаточно тихо и Сара не заметила его появления. Она стояла у иллюминатора, положив руки на его раму, и задумчиво смотрела на звезды. "Эти звезды сегодня не дают покоя не только Яну", — мелькнуло в голове у Ивана.

На Саре был только легкий шелковый прозрачный пеньюар. Своим телом Сара преграждала путь солнечному лучику, бьющему в иллюминатор, свет запутался в ее волосах, в ее пеньюаре, очертил стройную девичью фигуру золотистым контуром, повторяющим малейшие изгибы. Этот контур, наиболее яркий на плечах и постепенно тускнеющий у коленей, четко выделялся в полумраке спальной, казалось что ангел господний сошел с небес и теперь размышляет о судьбах вселенной, задумчиво глядя на россыпи звезд. Стараясь не шуметь Иван подошел к Саре сзади и обнял ее за плечи. От неожиданности Сара вздрогнула, но потом тихо засмеялась и прижалась К Иванову уже несколько заросшему подбородку:

— Я тебя так ждала!

— Пришлось повозиться с этим чудом, но теперь он наконец-то уснул. Барбара тоже спит, я заходил к ней.

Резко обернувшись, С ара насторожено посмотрела на Ивана.

— Ага, ревнуешь! — радостно воскликнул Иван.

— Фи! Было б кого и было б к кому! — надувшись Сара опять отвернулась к своим звездам. Иван решил что лучше не развивать эту тему

— О чем задумалась?

— А смеяться не будешь? — отозвалась Сара после некоторых колебаний.

— Если ты считаешь что это неуместно. . .

— И в космос не станешь выгонять?

— Глупенькая, ты хозяйка на этом корабле. Как я могу куда-то тебя выгнать?

— Я думала о счастье!

— . . ?!

— Да-да, о счастье. Я подумала: "Ах самовоспроизводящиеся системы, ах самовоспроизводящиеся системы! Воздаем хвалу их создателям, произносим тосты, но что дали нам эти системы? Конечно, они обеспечили нам всеобщее благополучие, позволили удовлетворить все материальные потребности человечества, но сделали ли они людей счастливее?

— Но как же?! — растерялся Иван, — Тут ведь дело не столько в материальном благополучии, благодаря системам люди наконец-то обрели полную свободу. Теперь человек может не зависеть ни от кого, ни от природы ни от общества, в крайнем случае всегда можно построить себе в космосе небольшой планетоид и жить там уединено, словно Робинзон, не поддерживая никаких контактов с внешним миром и не испытывая при этом ни в чем нужды: все необходимые продукты питания и предметы потребления дадут все те же самовоспроизводящиеся системы. И вообще системы сделали нас истинными хозяевами жизни, теперь мы полностью свободны в распоряжении собой и своим временем, мы всегда делаем только то что сами хотим и тогда когда нам этого хочется, живем в свое удовольствие. Мы даже, в принципе, и не работаем, хотя постоянно утверждаем обратное. Ведь работа это не то, когда ты опухнешь от безделья или просто тебе наскучит непрерывное веселье и ты приходишь в координационный комитет и заявляешь: Вот со мной что-то непонятное происходит, чего-то мне хочется такого этакого, я вот думаю может мне слегка поработать?" Что тут начинается! Новоиспеченного трудягу буквально носят на руках! — Иван заговорил елейным голосом. — "Ах какой вы молодец! Конечно, сознательный труд на благо общества это насущная потребность каждой сильной личности! Это так интересно! Вот увидите, вам понравится. "А потом еще: "В какой бы области знания вы хотели потрудиться? Где б вы желали иметь лабораторию: в умеренной или в тропической зоне? Ах, вы ни черта не смыслите в выбранной вами специальности? Ну ничего страшного, мы приставим к вам опытных наставников и педагогов и вы очень скоро станете светилом первой величины! Не сегодня завтра вы станете миллионером! Миллиардером! "Когда работа наконец-то начинается, они и тут не оставляют тебя в по кое, надоедая каждодневно: "Вам что-нибудь надо? У вас есть какие-либо неудовлетворенные потребности? Мы всегда рады вам помочь! Какой ужас! Что я вижу! Вашему компьютеру уже три месяца! Боже, какое старье! Через пять минут вам доставят новый. Буквально вчерашняя разработка, только что с конвейера. Ни-ни! И не спорте! Наша священная обязанность заботится о том чтобы вы были вооружены по последнему слову! Иди: "Вы работаете по полчаса каждый день? Ах какой вы молодец! Ничего, медленно — но верно! Главное не количество а качество! И еще важно чтобы вы не дай Бог не перетрудились! Если устали — отдохните, В нашей системе несколько тысяч

баз отдыха и каждая — небольшой рай! Выбирайте любую! Ах, что у нас за базы! Одна лучше другой, каждая — индивидуальный проект, просто сказка. А какие там мальчики, какие девочки — пальчики оближешь!"

Расписывая систему организации труда на Земле Иван вошел в роль как заправский актер. Он, разыгрывал каждую сцену на разные голоса, отроил самые приторные и самые постные рожи и глядя на него Сара не могла удержаться от смеха, а воодушевленный Иван продолжал:

— Вот-вот, смех да и только! Если ты один раз попал в лапы к фанати­кам из координационного комитета, а я уверен что там работают одни фанаты, то уже не вырвешься до конца своих дней. Если даже из твоей работы не получается ничего путного, они все равно будут уверять те­бя что ты самый талантливый мыслитель под этим солнцем, в надежде на то что может быть когда-нибудь ты и родишь что-либо дельное. Они ста­нут придумывать новые направления исследований, словно красивой иг­рушкой будут завлекать новыми грандиозными проектами, распи­сывать ослепительные перспективы, в общем пойдут на любые ухищрения лишь бы убедить тебя самого что ты доволен своей работой, что в ней есть какой-то смысл и что ты получаешь от всего этого истинное на­слаждение. Они готовы костьми лечь лишь бы только убедить какое-либо юное дарование с малейшими проблесками Интеллекта, продолжать работу а не уходить в тридцать лет на покой или куда-нибудь на остров к чудикам, Ну скажи, разве все это не похоже на детский сад? Не так ли обращаются и с детьми, когда хотят заставить их сделать что-нибудь полезное? Так что вся наша работа — это всего лишь игра, мы занимаем­ся своими исследованиями только до тех пор пока они нам интересны, то есть действием из тех же побуждений что и ребенок, ковыряющийся в песочке: наше ковыряние доставляет нам удовольствие, помогает разве­яться, испытать новые впечатления. Все это, конечно, чудесно! О лучшей организации труда нельзя даже и мечтать, но, согласись, все это можно назвать работой только с некоторой натяжкой. Да нет, это не работа а просто поголовное хобби, навязываемое нам обществом, а по настоящему работать мм в принципе и не умеем и не знаем что это такое! А работа это когда дали тебе в руки лопату и — вперед! — рой траншею вот от­сюда и до вечера, а на следующий день опять то же самое и так всю жизнь, хочешь, не хочешь — копай. А в противном случае — карательные меры, бывало что и вплоть до расстрела. Вот что такое работа. Или как мой отец рассказывал про моего деда: представляешь, он всю жизнь точил коленчатые валы. Знаешь, наверное, такая кривая штуковина от двигателя внутреннего сгорания, они наверное, даже сейчас еще кое-где сохрани­лись. Так вот, мой дед всю жизнь и точил эти кривые штуковины, как встал после училища к станку, так и до самой пенсии. День за днем, год за годом одно и то же: с 8 до 17 с перерывом на обед. с одним-двумя выходными в неделю и с небольшим отпуском каждый год. Представляешь, какой это был кошмар! А в пятьдесят лет деда уже отправили на заслуженный отдых: чугунная пыль съела ему легкие, и в пятьдесят пять деда уже схоронили. Спрашивается: что мой дед видел в жизни кроме работы, кроме этих самых чертовых коленвалов? Да почти что и ничего, они выез­жая-то из своего города всего несколько раз. А сколько людей жили примерно так же, выполняли простейшую. монотонную, однообразную работу не имеющую ничего общего с творчеством, на которую их обрекли с са­мого рождения и которую вполне мог выполнить примитивнейший робот-манипулятор. Во имя процветания общества человека — это высшее су­щество рожденное для творчества, использовали в качестве робота! И если бы не самовоспроизводящиеся системы, нам бы никогда не удалось избавиться от этого кошмара, а ты говоришь; "что нам дали системы?" Они, прежде всего, избавили нас от нашего проклятия — от необхо­димости потом и кровью добывать себе кусок хлеба, избавили человека от каждодневного, монотонного труда, освободили его интеллект для творчества, открыли неограниченные возможности для производства лю­бых материальных благ и поэтому именно им, то есть их создателям мы обязаны воем тем что сейчас имеем.