Мертвые Земли (1-26 главы)

— Как же это, дядя? Как? Почему ты мне врал?... Чей же ты, мечик?.. — Мирка провела пальцами по рукояти, вдоль лезвия, словно упрашивая его рассказать свою тайну. Но тот молчал, лишь отбрасывая на лицо встревоженной и расстроенной девушки яркие блики. Эльфийское серебро. Теперь Мирка и это знала, порывшись в библиотеке и порасспросив друзей. Откуда у дяди, не умеющего читать-писать, такое сокровище? Или он не знал?.. Или это военный трофей, ведь Одинец когда-то участвовал в стычках с эльфами, и не всегда он жил там, где выросла Мирка... И откуда тогда сама Мирка-Найдена?.. Может и она — трофей, как и этот безымянный клинок?

Девочка, сжав кулаки, дала себе зарок все выяснить и, подхватив метательные ножи, рванула в тренировочный зал — сбрасывать накопившееся напряжение, поскольку чувствовала — еще чуть-чуть, она просто скатится в истерику.

В комнате Ринвэ горел безумно дорогой магический светильник, подаренный ему матерью в честь сданных экзаменов, хотя он и не нуждался в дополнительном свете, как и все Высшие эльфы — звезды и две молодые луны светили достаточно ярко. Но так он чувствовал себя увереннее. Юноша сидел за столом, комкая длинными пальцами очередной лист и щелчком отправляя его в аккуратную кучу, к его несчастным собратьям, что уже грозили переполнить корзину. Рядом на краю стола валялась кучка изломанных лебяжьих перьев. Ринвэ взял новый лист, положил его перед собой и крепко задумался, невидяще уставившись в распахнутое настежь окно, через которое в его просторную комнату, обставленную изысканной и роскошной мебелью, врывался прохладный ветерок, дурманящий первыми ароматами близкой весны. Ринвэ вхдохнул полной грудью этот запах свободы и принялся ровно и красиво выводить строчки письма. Матери и отцу. Но снова сбился, едва преодолев витиеватое приветствие. И замер с занесенным пером, раздумывая — как написать то, что он хотел им сказать? Как взять и перечеркнуть все надежды Дома, что с ним связаны? Закончив школу, он вознамерился поступить в Академию, и для этого у него есть потенциал и возможности. Но вот только Дом, оплатив расходы, затребует на законных основаниях Ринвэ обратно в предместья Столицы — заниматься торговлей, вести род к процветанию. Сам же Ринвэ мечтал о другом. Его безоблачное будущее — такое уютное, расписанное от близжайшей минуты и на столетия вперед, рассыпалось в дребезги. Все его помыслы занимала Академия, возможность стать преподавателем, свобода, которую ему сулила степень магистра и звание куратора... И Алька. Синеглазая девочка-метис, которую его родственники, помешаннае на чистоте крови, не пустят даже на выложенную белым гранитом дорожку, ведущую к их особняку. Даже на кухне у них работают чистокровные эльфы, способные перечислить всех своих предков до истоков не запнувшись ни на одном имени. А тут — маленькая сирота на государственном попечении, принятая в семью Ольвэ-полуэльфа... Да у отца дар речи пропадет! А мать... Перо жалобно скрипнуло и царапнуло дорогую бумагу, оставляя на ней безобразные кляксы. Ринвэ поджал губы, смял и выкинул лист, стараясь не запачкаться.

Шалопай-ветерок, подхватив комочек легкой шелковистой бумаги, зашвырнул его в угол, пробежался по столу, разрушая идеальный порядок и смешивая разложенные перья. Пронесся по комнате и взъерошил серебристо-белые волосы Ринвэ, будто лакая и подбадривая юного мага. Он прикрыл глаза и улыбнулся, не глядя вытянул еще один лист и принялся писать — решительно и сухо, будто составлял договор. Только так родители поймут — что он серьезен в своих намерениях. Откажут в финанисировании — так тому и быть. Ринвэ и сам может продержаться, отказавшись от излишеств и роскоши. На его личном счету в гномьем банке, как и у всех представителей его ветви, лежала резервная сумма в сто платиновых — не много, что бы на нее прожить долгую эльфийскую жизнь, но оплатить Школу и Академию — хватит. Им обоим хватит. Да и на небольшой домик — хватит... И начать жить самостоятельно. Юноша светло и мечтательно улыбнулся, представив, как он введет потрясенную Альку в их маленький, но уютный домик. Супругой. В том, что Аля будет его женой — он не сомневался ни на секунду, видя первые признаки влюбленности со стороны девушки. Он ей просто не сотавит шанса, и она будет его. Так он решил в тот же миг, когда Аля подошла к нему в столовой, и шел к своей цели с уверенность Высшего эльфа.

А Аля, умаявшись за день, сладко спала, свернувшись калачиком на кушеточке в комнате близняшек, поделенной ровно на две половины — одна часть была завалена всяким разноцветным декоративным 'мусором', стены завешены пестрыми картинками и легкими, не подходящими одна к другой драпировками, а вторая — чисто прибранной и уютной, а на стенах красовались таблицы, схемы и формулы, что перед сном зубрила Айри. Близняшки тишо шепотом спорили, пытаясь не разбудить чутко спящую подругу:

— Вот ты говоришь, что он её любит! — Возмущенно прошептала Айри, скрестив руки на груди, — А ты хоть сама понимаешь, что это — глупость?

— Почему это глупость?! — Пропищала не менее возмущенная Мэй, отложив в сторону надкусанный пирожок с земляничной начинкой, — Все так думают, не только я.

— Все — это твои подружки, с которыми ты бегаешь по танцам? — С презрением, через губу, процедила рассудительная сестра и вздернула носик.

— Не только они! И не только я, — Обиделась за себя и своих подружек Мэй, — Ты видела, с каким неодобрением смотрит леди Ниа на них, когда они вместе сидят?

— Пффф.... И только на этом основании ты заявляешь такой абсурд? Мэйка, тебе близкая весна последний разум выдула, а взамен надуло романтического бреда! Ты как помешалась, я тебя не узнаю просто, — Айри расплела руки, уперлась ладонями в стол и подалась ближе к остервенело обкусывающей пирожок сестре, продолжая шептать, — Помнится мне, что ты, Мэй, дралась прошлым летом с соседским мальчишкой за то, что он назвал тебя своей невестой! И это ты заявляла, что никогда не выйдешь замуж! И с меня того же требовала. Погляди на себя — ты стреляешь глазкми хлеще, чем лучник-пограничник на заставе! Бегаешь расфуфыренная, игнорируешь учебу, заикаешься при виде старшекурсников и прячешься от, так называемых, 'бывших', с которыми ты от силы день 'погуляла'. Да что это вообще такое?! Я маме напишу и нажалуюсь на тебя — пусть тебя забирают из школы, пока ты бед не натворила!

На этих словах Мэйка вздрогнула. Жаловаться маме — это уже чересчур. И Айри сама это поняла по глазам непутевой сестрички, готовой зареветь. Мэйка с силой впечалала остатки пирожка в тарелку, не замечая, что обожаемая земляничка вывалилась на стол и обиженно зашептала:

— Как ты можешь такое говорить, Айри? То, что тебя все считают зубрилкой, не означает, что я должна быть такой же, как ты! Нам уже почти шестнадцать лет! — Как последний довод в защиту, гневно добавила она.

— Мэйка, не дури! Нам ВСЕГО по шестнадцать, да и то — только в первое трехлуние лета будет. Ты вот мне сейчас что пытаешься сказать — что жизнь мимо проходит? Ты чего начиталась опять?! — Айри в ярости вскочила и хотела уже стукнуть кулаком по столу, но спохватилась и покосилась на хмурящуюся во сне Альку.

— Да ничего я не начиталась, — Быстро и торопливо прошептала сестричка и отвела взгляд, избегая смотреть на Айри, — Ну просто... Просто нам уже по шестнадцать! И в Южном не было столько красивых, и талантливых, и умных... — Принялась вдохновенно, захлебываясь от восторга, перечислять Мэйка, а Айри заткнула уши и тихо взвыла, не понимая — что за бес вселился в её сестрицу с первым весенним цветком.

Постояв так для верности с пять минут и вволю полюбовавшись на пантамиму 'Айри понесло', она рискнула вытащить палец из левого уха и вздрогнула, услышав:

— ... А еще он самый красивый, у него такие волосы... Мммм... А как он поет!..

У Айри глаза на лоб полезли и она, освбодив второе ухо, прошептала потрясенно:

— Кто?

— Да Аллинор с третьего года обучения! Я же тебе про него уже сколько раз говорила?! А ты ничего не слушаешь! Какая ты после этого сестра!!! — Завыла в голос Мэйка, окончательно разбудив заворочавшуюся Альку.

— Нормальная я сестра! — Рявкнула, не скрываясь, в ответ Мэй, — А ты вообще голову где-то оставила! Кажется, ты её вообще в Школу с собой не взяла!

— Он тебя не лю-ю-ю-юбит, — Сонно пробормотала Алька, звучно зевнув, — Ему больше нравится Олли с пятого, из группы 'Жизнь'...

Алька поморгала сонными глазами и уставилась на замерших с открытыми ртами девочек, не понимая — чего тут такого.

— Он тебе сам это сказал? — Просипела Мэйка, прижав кулачки к груди и сделав огромные глаза раненой лани.

— Ну-у-у-у... Почти... да... — Нехотя призналась Алька и смущенно улыбнулась.

— Ты что, его мысли прочитала?! — Возмутилась Айри, знавшая, что пока Альке это строжайше запрещено.

— Нет, что ты, Айри! Он в столовой был, и я рядом стояла, а потом Олли мимо прошла, и он та-а-а-ак на неё посмотрел, а потом вздохнул так тяжко... Думаю — это любовь! — Уверенно заявила Алька и принялась собирать свои учебники и тетради, сообразив, что время уже даже не вечер.

— Да что ж вы все, с ума по сходили что ли? — Потерянно переводя взгляд с глотающей слезы сестры на мечтательно улыбающуюся подругу и обратно.

Алька пожала плечами, закинула, охнув, тяжелую сумку на плечо и легкомысленно пожала плечами, глеповато улыбаясь. А тихо вхлипнувшей Мэйке добавила спокойно:

— И ты, Мэйка, его тоже не любишь, тебе больше дядя Тин нравится, между прочим. А еще Айвир и Тэлль с нашей группы... Но Тэлль — больше всех!

— Не правда! — С достоинством, но уж больно торопливо, попыталась возразить между всхлипыванием Мэйка, выставив подбородок, — Тэлль — грубиян, балбес и бабник! А еще... А еще...

Девушка вдруг зарделась и снова спрятала глаза, буркнув 'да ну все всех!', удрала в душевую, цапнув халат.

— Аля, ты меня пугаешь! Ты точно не умеешь еще читать мысли? — С задорной улыбкой спросила Айри у загадочно улыбнувшейся подружки.

Та помотала головой и добавила:

— Неа, Айри, не умею! Вот нисколечки. Но умею наблюдать и сравнивать, — Подмигнула ей в ответ Алька, — И то, как бесит нашу Айри невнимание Тэлля, очень заметно. Как и то, что гуляя с очередным 'будущим-бывшим', Айри все норовит прогуляться мимо 'грубияна, балбеса и бабника', кидая на того презрительные взгляды.

— А Тэлль — что делает в это время? — Удивленная своец невнимательностью, спросила опешившая Айри.

— А Тэлль... Он делает все правильно, — Сверкнула улыбкой Алька и, чмокнув подругу в щеку, пожелала той спокойной ночи и ушла к себе, оставив Айри в легком ступоре.

Айри, пригладив волосы, пробормотала тихо вслух:

— Все сошли с ума... Вокруг меня все — сумасшедшие. Кроме леди Ниа... Ледяная вершина горы с ума сойти не может априори... — Пробормотала девушка, а что бы успокоить нервы, кинулась убираться на своей половине стола, раскладывая все вещи по своим местам.

Закончив с уборкой и удовлетворившись результатом, Айри села на кровать, невольно уткнувшись взглядом в аляпистое нечто на 'мэйкиной' стене кумиров и вздрогнула, поняв, что на нее пялится хоть и кривенький, но вполне схожий портрет златовласого и зеленоглазого красавчика Алинора. Под взлядом косовато нарисованных, излишне-зеленых глаз, Айри стало крайне неуютно и она, сама не понимая — зачем, погасила свет в комнате и рывком спряталась под одеялом с головой, пробормотав от туда раздраженно: 'Психоз, весеннее обострение! И я туда же качусь...'

Когда же Мэйка, крадучись на цыпочках, вернулась в комнату, застала сестру крепко спящей и покосилась на свою 'стену'. Прищурилась и решительно содрала со стены портрет Аллинора, безжалостно сминая его при этом. Что она про себя думала в тот момент, было очень далеко от романтики или даже приличного лексикона воспитанной девушки, скорее это можно было охарактеризовать только одной фразой: 'Все мужики — сволочи!' Последние слова Альки про 'делает все правильно', она сковзь дверь хорошо-о-о расслышала, решив впредь мстить наглецу Тэллю умнее и тоньше.

Глава 18.

— Тириос. Столица Эльфийского Государства. —

Гелторн решительной походкой (другой он никогда и не ходил) несся по коридорам Дворца, наводя ужас на гвардейцев и не успевших заранее удрать придворных лишь одним совим видом: развевающиеся от быстрой ходьбы одежды ослепительно-белого шелка, и летящие за ним шлейфом длинные, почти до колен, белоснежные волосы, сурово сдвинутые черные брови и сияющие грозовыми разрядами глаза. Образ 'Архимаг в гневе', что неизменно открывал перед Гэлторном любые двери — даже вышибать не надо, сами распахнут и дорожку ковровую постелют, опасаясь за целостность здания. А рядом с втянутой в плечи головой бежал, пытался угнаться за Архимагом, Королевский секретарь — молодой, едва разменявший вторую тысячу лет, Высший эльф, не обладающий ни каплей магического дара — и такое случается среди них. Юный эльф при Его Величестве занимал должность секретаря — это официально и для солидности — все-таки потомок очень славного рода, хоть и 'пустой'. Главный посыльный — это было его занятием на деле. Юноша великолепно знал все положенные протоколы всех союзных рас (пожалуй, это единственное существо в мире, знающее этикет так хорошо и вечно страдавший от этого). Сегодня ему досталась непростая миссия — попытаться успокоить Главу Академии перед встречей с коронованным родственником, и он её с треском провалил начиная от самого порога, когда злой, как бес, Великий Архимаг, наплевав на им же установленные запреты, телепотировался прямо на верхнюю ступеньку парадной лестницы, ведущей во Дворец. От появившейся в густом облаке туго свитых молний фигуры нервные, как престарелые девы, халифатские дипломаты похватались за парадное оружие, и теперь, как надеялся секретарь, мирно приходят в себя в Лазарете... Откуда же им, жителям пустынь, знать, что металл притягивает молнии вернее, чем мед пчел... Но те, кажется, были не в обиде... Покрайней мере, они выглядели восхищенными деяниями и силой Архимага. Ну те трое пустынников из делегации, что были в сознании, когда их уносили целители — точно были под впечатлением и витиевато восхищались, не в силах разжать заклинившие челюсти...

Юный эльф (вообщем то в сравнении с Гэлторном только его брат Король не был юным эльфом) бежал рядом, пытаясь урезонить Разошедшегося Главу:

— Многоуважаемый Архимаг! Его Величество просил вас...

Но Гэлторн его перебил — голос Архимага, полный грозовых раскатов, пронесся по коридору, из которого срочно эвакуировали всех придворных и даже часть гвардейцев, что стояли в парадных посеребренных доспехах:

— Пусть мой многоуважаемый брат-король скажет мне это лично, а не посылает ни в чем не повинных юнцов! Вы свободны, уважаемый секретарь Тоэллирн.

Секретарь сбился с шага, но видя, что до малого королевского кабинета осталось всего-ничего, снова попытался сделать вид, что уговаривает Архимага:

— Многоуважаемый Глава Академии, я вас очень прошу!.. Король...

— Юноша, идите, займитесь более безопасным делом, прошу вас, — Пророкотал Гэлторн, — В данный момент я здесь не как Глава Академии, а как Гэлторн Тинвэ Норрен, брат Элеммакила Тинвэ Норрен... И не надо мне говорить, что мой брат сейчас занят, не мне это будете рассказывать!