Собственность государства

И вот мы месим ногами землю, из которой выбиваются странные, невиданные в иных местах мира ростки: Зона изменяет все, к чему прикасается на сколь-нибудь длительное время. Тлетворное влияние Хаоса ощущается даже на самом краю — а нас ждет путешествие вглубь.

Мы предусмотрительно захватили тройное количество боеприпасов: полтора запаса оставим в нескольких местах на маршруте, чтобы при отходе с боем иметь возможность пополнить боезапас, но при этом не тащить с собой все. На начальном этапе такая ноша крепко нас отягощает, но и мы пока что бодрые.

— А ты не думаешь, что каждая минута нам дорога? — задал вопрос Кай, как только мы отошли от бронемашин на двести метров.

— Верно, — кивнул я. — Но я также думаю, что лучше добраться до мертвого принца и вернуться, имея патроны на обратный путь, чем добраться до принца вовремя, но без патронов. Во втором случае принц все равно умрет, и мы вместе с ним. В первом у нас будет шанс вернуться живыми. Единственный вариант, при котором у принца есть шансы выжить — если он продержится хотя бы до обеда. Ускориться мы можем, но любое ускорение критически снизит наши шансы вернуться.

— И крыть нечем, — печально вздохнул Клемент. — Но мне очень хочется верить, что мы вернемся с принцем...

Я ухмыльнулся:

— Или хотя бы с его личными вещами. Факт, что мы зашли на двадцать километров и вернулись — гарантированный билет на выход. Но если без принца — то не сразу, а через два года. И не в гвардию.

— А ведь мы даже не уверены — а принц хотя бы пережил падение? Он может быть мертв уже несколько часов.

— Увы, пока не доберемся — не узнаем. Берегите дыхание, парни.

И мы продолжили размеренно месить серый грунт.

* * *

Зона Сопряжения — странное место, в котором действуют странные законы. В общем-то, примерно так и должно быть: когда реальность соприкасается с нереальностью, порядок — с хаосом, бытие — с небытием, ожидать чего-то иного не стоит.

Конечно, вот так просто взять и отменить 'наши' законы физики, математики, химии могла бы только божественная сущность, а поскольку я не верю в Создательницу — то и переписывать законы бытия некому. Но вместе с тем, чужая и чуждая нереальность того хаоса, который окружает наш остров порядка, соприкоснувшись с нашим миром, привнесла в него странные явления, объяснить которые пока что не может никто.

Почему в Зоне нет солнца? Почему здесь никогда не идет дождь? Почему воздушные массы кружат по часовой стрелке без какой-либо видимой причины? Почему многие материальные вещи подвержены противоестественному тлену, а древние города, которым по пять веков и более, стоят и по сей день, словно люди покинули их не более десяти лет назад?

Множество вопросов, на которые нет однозначного ответа. Научных гипотез — вагон и малая тележка, но как проверить влияние на наш мир того, что не поддается объяснению? Физика — точная наука, оперирующая измеряемыми величинами: скорость, расстояние, время. Но как применить эту науку к исследованию потусторонней не-реальности, в которой нет времени, направления, измерений? В которой дважды два еще не факт что четыре и даже не факт, что вообще возможен счет и числа?

Увы и ах — перед Зоной физика пасует. Она объяснила все, начиная с вопроса 'почему мы не падаем с Земли, если она круглая?' и заканчивая так называемыми 'чудесами Создательницы'. Даже с магией, которая тоже не вполне 'от мира сего', физика смогла подружиться: после того, как Роберт Эндрюс открыл способ подсчитывать влияние магических заклинаний на бренный мир, даже люди, не владеющие даром чародейства, могут производить математические расчеты с 'эндрюсами' — величиной измерения магии.

Однако наука перед Зоной бессильна: изучать ее возможности нет и появления оной не предвидится. Только ходит по миру древняя бородатая легенда о том, что где-то в таинственной 'точке касания' лежат ответы на все вопросы и ждут того, кто придет и сумеет взять. За многие века неисчислимое количество безумцев и фанатиков ушло на поиски этого мифического места. И даже если кто-то из них все-таки сумел найти 'точку' — то не сумел вернуться обратно...

Или, может быть, получив ответы на все вопросы, возвращаться нужным уже не счел.

Меся ботинками сухой серый грунт, который вряд ли можно найти в другом месте земного шара, мы за час добрались до первой точки нашего маршрута — Холма-с-Воронкой. По расхожей легенде, пятьдесят лет назад, во время последнего 'святого похода', на этом холме погибли последние участники этого обреченного на провал начинания. Увы, но некоторые попытки достичь 'точки касания' предпринимались с участием большого количества людей — на пользу это не шло никому. Все походы, увы, неизменно заканчивались одним и тем же: участники погибали, становясь либо новыми одержимыми, либо Порчей, любые попытки покончить с Зоной Сопряжения только делали ее сильнее.

Я огляделся по сторонам — вроде чисто, поблизости ничего нет.

— Парни, сделаем первую закладку в воронке, — сказал я, — заодно и передохнем немного.

— Прямо в воронке — как-то не очень хорошо, — заметил Каспар. — Все равно, что на могиле отдыхать...

— Во-первых, — рассудительно, как обычно, заговорил Вацлав, — нам бы позаботиться о том, чтобы самим не преставиться. Во-вторых, никто не знает, что тут на самом деле произошло, рассказ о том, что якобы здесь подорвались, дабы не стать Порчей, последние живые 'паладины' — всего лишь миф. Нет никаких тому материальных доказательств, и последние часы последнего 'святого похода' так и останутся неизвестными, если только мы не встретим какого-нибудь общительного одержимого...

Мы оставили в воронке часть припасов и полчаса отдыхали, заодно перекусив. Время, конечно, на вес золота, но если мы доберемся до принца на грани полной небоеспособности — это никак не поможет ни ему, ни нам.

С вершины холма я оглядел равнину перед собой: серая, безжизненная, унылая. Единственное движение — медленно ползущая куда-то двухметровая Порча, но это за жизнь не считается. В остальном — тихо. Впрочем, тишина эта обманчива: Зона — то самое место, где затишье превращается в кромешный ад в считанные мгновения.

На горизонте — серые гребни невысоких крыш. До Рамаги менее четырех километров, так что минут за сорок мы спокойно туда доберемся... если по пути никого не повстречаем.

До этого момента нам откровенно фартило: я даже ни разу не почуял какую-то дрянь. Парни из 'первой группы' здорово шумят, видимо, и все еще держатся: одержимые не выносят общество друг друга, и только необходимость противостоять большой группе войск вынуждает их собираться и действовать вместе. При первой же возможности они бы снова разбрелись по Пустоши, но раз серая равнина безжизненна — то 'фестиваль' в долине продолжается. Если не принимать во внимание принцип 'у страха глаза велики' и доклад оттуда отвечает истине — то сильнейшие одержимые, способные телекинезом двигать и швырять тяжеленные камни, сейчас там.

Но это, разумеется, отнюдь не страхует нас от того, перед нами внезапно появится бесформенное тело в приросшей к нему древней кольчуге или относительно новой военной форме. Если это будет солдат, погибший годы назад — еще ладно, но если одержимый со стажем в сотни, а то и целую тысячу лет — это почти все равно, что повстречать бога. Очень кровожадного бога. И одна надежда — на оценки, согласно которым таких во всей Зоне от силы два или три.

Воздух в Пустоши сух, как мартини: дождя здесь нет. Стокилометровый круг пересекают две небольшие речки, но на влажность атмосферы это почему-то не влияет. Что интересно — на выходе воды этих речек совершенно стерильны: в них не содержится ничего, ни живого, ни мертвого. Куда девается рыба и прочая живность, вплоть до водорослей и микроорганизмов — хороший вопрос. Впрочем, это никого особо не удивляет: Пустошь безжизненна. Сюда не залетают птицы, не забредают животные, если не считать отчаянных хомо сапиенсов вроде нас. Только мы и одержимые. И Порча. И что они тут едят — тоже занятная тема. Мы-то с пайками в ранцах — а у Порчи порой даже пищеварительной системы нет. Гипотеза о том, что Порча питается благодаря вырастающим из ее тела полупрозрачным кристаллам, якобы соединяющим ее с измерением Хаоса, не лишена оснований, потому что иначе налицо брутальное нарушение закона о сохранении энергии. При этом остается открытым вопрос, за счет чего живут те одержимые, которые почему-то не имеют таких кристаллов.

Как оказалось, о кристаллах размышлял не я один: Данко пришла в голову мысль на ту же тему, только более приземленная.

— Ребят, я как-то слышал, что за кусок кристалла из спины Порчи, размером не больше кирпича, один человек получил миллион с гаком, — сказал он. — Как думаете, вранье или правда?

— Смахивает на правду, по крайней мере, по части цены, — отозвался Бела. — Кристаллы эти интересны яйцеголовым тем, что они не подчиняются нашим законам природы, но их хрен достанешь. А вот в то, что некий человек зашел за Край, раздобыл кристалл из спины Порчи и назад вернулся, мне как-то совсем не верится. В Зону только пробраться через оцепление — задача нетривиальная...

Я хмыкнул, не оборачиваясь:

— Такие ловкачи порой находятся. Но я не слыхал, чтобы они потом возвращались с собственной душой в своем теле. А вот одержимые, бывает, возвращаются.

Мы добрались до окраин городка и тут я уже вздохнул спокойнее: когда по полю чешешь — как на ладони, и мой талант тут ничем не поможет. Если увидят — то с расстояния, многократно превышающего мою 'дальность'. Но городское окружение — идеальная для меня среда, так как тут преимущество в дальности обнаружения уже на моей стороне: Порче нужен визуальный контакт, а мне — нет.

Мы собрались у крайнего дома и заняли круговую оборону для короткого совещания.

— Значит, парни, учтите одну вещь, — сказал я. — Главное нам не оказаться где-нибудь в месте, просматриваемом больше, чем с полусотни метров. В этом случае я даю почти полную гарантию, что преимущество первого обнаружения будет за нами. С пятидесяти метров я наверняка учую все, что тут может быть, и мы эту дрянь просто обойдем, не дав себя заметить. Двигаемся как можно плотнее и не шумим.

Рамага — городок, в котором царит противоестественная вечная осень. Когда Зона расширилась год назад в нашу сторону — вся растительность даже не завяла, а просто высохла. В Рамаге почему-то не гуляют сквозняки и ветры, потому местами еще стоят сухие кусты и сухие деревья. Как так вышло, что поля превратились в серые равнины, а город стоит почти нетронутый — очередной интересный вопрос без ответа.

Мы прошли огородами на полусогнутых два крайних дома: благо, жители Рамаги не строили высоких заборов. Сразу после этого я выглянул на улицу и сразу же ощутил знакомое чувство омерзения.

'На два часа, та сторона, далеко, обходим слева по дальнему радиусу', показал я жестами и мы свернули. Вскоре путь нам преградил высокий забор из ржавого листового железа, но тут Клемент помахал рукой и указал на пролом.

Что-то крупное проползло тут и не сочло нужным огибать препятствия. В проломе на сухом грунте отпечатались самые разнообразные следы, от обычных копыт до похожих на слоновьи.

Достигнув перпендикулярной улицы, я снова выглянул из-за угла. Вроде чисто, то, что я учуял, осталось далеко справа, на пределе моего восприятия. Все хорошо и тихо... как в склепе.

Я махнул рукой: 'пошли'.

Рамага на деле оказалась даже меньше, чем на сохранившихся картах: мы пересекли ее за каких-нибудь полчаса. Даже не город, а скорее большая деревня, девяносто процентов зданий — частные дома высотой в один-два этажа. Вот только разве что огородов почти нет, да благоустройство чуть получше, чем в деревне: парк, лавочки, клумбы, уличное освещение.

— Привал, — скомандовал я, когда мы оказались на самом крайнем дворе.

Мы расселись, кто где, чтобы дать отдохнуть уставшим ногам, поснимали ранцы и принялись доставать пайки.

— Знаете, ребята, меня это обнадеживает, — сказал Кай. — Забрались уже на десять километров, даже чуть больше, и пока что почти ничего не видели. Только тот экземпляр на равнине и теперь вот Саша что-то учуял. И все! Как-то даже чересчур легко.

— Это потому, — ответил ему Юджин, — что вся мерзость из округи развлекается сейчас там, где первая группа застряла.

— И не только там, — добавил Ян. — Я так думаю, что если принц и его гвардейцы еще держатся — то в районе падения мы наткнемся на очень шумную вечеринку. Саша, у тебя план есть? Тут мы можем обойти благодаря твоему таланту — а там обойти нельзя будет.

Я похлопал рукой по 'кишкодеру':

— Вот мой план. Там нам придется всыпать Порче и эфирным приблудам. Если мы предположим, что здешнее 'население' стягивается к непрошеным гостям вроде нас пропорционально числу этих непрошеных гостей, то в месте падения нас ждет гораздо меньший зоопарк, чем тот, что фестивалит сейчас в долине с первой группой. В принципе, иначе и быть не может, потому что в противном случае принца в живых давно уже нет.

Вацлав проглотил кусок тушенки и сказал:

— Парни, давайте обсудим то, на что мы старательно закрывали глаза до этого момента. Предположим, мы пускаем ракету и не видим ответного сигнала. Предположим, мы либо не видим вообще места падения дирижабля, либо видим, что там кишмя кишит всякая дрянь. И во втором случае — опять два варианта. Мы видим кучу дряни и не видим принца, или же мы видим еще живых принца и гвардейцев, но вокруг совершенно несусветное количество дряни, через которую шансов пробиться нет. Что мы тогда делать будем?

Я заработал челюстями, обдумывая ответ.

— Думаю, первый случай самый простой. Не видим ни следов аварии, ни толпы дряни — пытаемся поискать. Видим толпу дряни, но не видим следов падения — возвращаемся. Видим толпу дряни непосредственно на месте падения — возвращаемся, так как принц все равно мертв. Видим выживших и умеренное количество врагов вокруг — пытаемся спасти, кого сможем...

— А если принц жив, но спасти его малореально?

Пожимаю плечами:

— Это самый тяжелый случай. Думаю, тогда я и добровольцы пойдем вперед, а все остальные могут возвращаться.

Вацлав обвел взглядом остальных:

— Ребят, а давайте поднимем руки, чтобы знать, что к чему и на что рассчитывать. Предположим, мы видим, что принц жив, но спасти его невозможно, и Саша собирается пойти за ним, не взирая ни на что. Он ведь у нас патриот... Кто пойдет с ним безоговорочно, а кто еще подумает?

Бела тяжело вздохнул:

— Вот это действительно тяжелый случай. Пойти и сдохнуть — вариант плохой. Но что, если мы не пойдем? Это тоже дерьмовый вариант... У кого еще работает видеорегистратор?

Оказалось, что уже ни у кого.

— Только это ничего не значит, — заметил Вольфганг. — Если мы вернемся без принца и без видеозаписей — почти стопроцентно попадем в гости в один неназываемый отдел на дознание. И чем это для нас может кончиться?

— Смотря что мы скажем, — ухмыльнулся Ян. — Начнем врать — поймают на нестыковках и разнобое в показаниях, они мастера. На крайняк — вколют 'сыворотку правды' и узнают истину. Так что лучшая стратегия — с самого начала сказать правду. Что видели, но спасти оказалось невозможно.