Добрая сказка про футбол 1

— Еще выпьешь, Гринго, или пойдем потихоньку? 'Че' велел к восьми возвращаться.

— Пойдем, Начо. Мне нужно еще фотопленок купить, сделаем небольшой крюк.

* * *

21 июня 1953 года. Текирдаг, Турция, штаб Четвертого ударного корпуса Болгарской народной армии, полевая Ставка ВГК Болгарской Народной Армии.

— Мне кажется, или ты меня не понял?

Представитель Генерального штаба объединенных сил социалистического содружества ГШСС, при БНА, Маршал Советского Союза и член ЦК КПСС, Семен Михайлович Буденный упер взгляд в переносицу своему визави, и добавив в голос металла повторил.

— Наступление остановить! Стамбул не брать! Все резервы направить под Салоники! Совместно с Албанской Народной Армией наступать на Тирану! Мне это третий раз повторить? Ты кем себя говнюк возомнил? В Царя поиграть решил, или вообще крылья проросли?

Верховный главнокомандующий БНА и Генеральный секретарь ЦК КПБ, товарищ Вилко Червенков перебодать взглядом советского маршала не смог. Он отвел взгляд и заговорил примиряющим тоном.

— Я же не приказ оспариваю, Семен Михайлович, а идею озвучиваю. Сама ведь в руки плывет — вековая мечта славянских народов.

— Опять ты, Вылко, считаешь себя самым умным. Один ты все видишь, а в штабах дураки сидят. Там четыре миллиона бездельников, ты чем их кормить собираешься? Они гражданские, кормить их будешь обязан.

Болгарский лидер хотел было рубануть нечто малогуманное, но вовремя спохватился и только тяжело вздохнул.

* * *

Идея послать 'стариков' комиссарами с полномочиями представителей ГШСС во все горячие точки принадлежала товарищу Сталину. Он для формальности и себе подобные полномочия запросил, и для Андрея Януарьевича Вышинского. Город Жуков, бывший Харбин, после прибытия туда поезда 'Красный Коммунар' де-факто превратился в столицу Азии. Повидаться с товарищем Сталиным пожелал даже семилетний король Таиланда — Пхумипон Адульядет, он почему-то уверился, что товарищ Сталин и есть новое воплощение Будды. Отказать мальчику не смогли, а из его детского вопроса — 'Как узнать настоящего коммуниста?' и родилось впоследствии знаменитое — 'У настоящего коммуниста все личные вещи помещаются в тревожный чемодан.' Ну а товарищи Ким Ир Сен и Мао Цзэдун вообще расположились в подобных поездах по соседству. В Азии как раз начались Цусимская и Тайваньская десантные операции.

Молотов сейчас комиссарил в Первом ударном израильско-добровольческом корпусе, Каганович во Втором а Клим Ефремович Ворошилов вообще партизанил с албанской армией Энвера Ходжи по горам между Грецией и Албанией. Но старики реально были счастливы, не смотря на все тяготы и лишения. На расстроенного в лучших чувствах болгарского Главковерха, Буденный отреагировал без сочувствия.

— Потом повздыхаешь, тилиген хренов. Немедленно шестую механизированную отправь под Салоники. И не забывай, что я тебе буду писать характеристику на переаттестацию в коммунистической партии. Эти драматические вздохи оставь для внуков. Им будешь рассказывать про 'вековую мечту' и вот так вздыхать. Я тебе тут не это...

* * *

24 июня 1953 года. Мексика. Эстансия 'Трес лагос' Примерно пятьдесят километров юго-восточнее Мехико.

Эрнст Хемингуэй отложил блокнот и отхлебнул текилы прямо из горлышка. Наконец-то товарищ 'Че' разрешил ему отправить репортаж. И этот материал несомненно окажется на первой полосе. А дело оказывается еще даже не началось, вчера была проведена только самая первая в большом спектакле сцена. Писать Че разрешил, но имен упоминать запретил, даже прозвищ, кроме, разумеется, главного героя вчерашней сцены — легендарного Рамона Меркадера, ликвидатора Лейбы Бронштейна, при жизни прозванного Львом Троцким.

К сожалению, сам Меркадер от интервью наотрез отказался. Он похоже до конца не доверяет никому, из освободившего его отряда, хоть и всячески демонстрирует благодарность. Не удивительно, для человека так и не назвавшего даже своего настоящего имени под пытками. Про пытки Хемингуэй уже узнал из личного дела, прихваченного из тюрьмы вместе с освобожденным героем.

Разумеется, непосредственного участия в освобождении Меркадера 'Гринго' не принимал. Когда им разрешили пройти в здание, уже захваченной городской тюрьмы Мехико, все уже было закончено. Коминтерновцы вооружали бывших заключенных из арсенала гарнизона охраны, а товарищ Че раздавал команды группам отхода.

— Фидель, как брата прошу — без излишеств и геройств. Шумните в Мальвине, а потом через Бусео отходите на базу. Им и так уже впору разорваться, больше их дразнить нет надобности. Мексиканцы нам не враги. Все понял?

— Так точно, Команданте. Не враги. Шумнем и уйдем.

— Двадцать второго к вечеру я жду твою группу в полном составе и без раненых. Разрешаю приступить!

Тот, кого назвали Фидель, вскинул руку к выгоревшей техасской шляпе и ускользнул из кабинета начальника тюрьмы. Хемингуэй уже для себя отметил, что эти люди не ходили — они словно скользили. Прискользали и ускользали. Как призраки. Наконец командир обратил внимание и на него.

— Так, Гринго, че, быстро все тут сфотографируй. Архив, дело из архива, чтоб сомнений не было, ну не мне тебя учить. Главное — не мешайся под ногами и слушайся Начо, когда он скажет джамп — прыгай не задумываясь. Мы сейчас в окружении, и нам еще предстоит его прорвать.

Из 'окружения' ушли без боя, хотя где-то на севере иногда слышалась стрельба, но на звук боя это похоже не было. Просто ушли, не заметив никакого окружения. А через десяток кварталов Начо и вовсе решил прекратить 'прорыв', зайдя в один из баров.

— Можешь промочить горло, Гринго. Отсюда тронемся через пару часов. Можешь даже напиться в стельку, дальше поедем на машине

— Ты водишь машину, Начо?

— Я вожу машину, танк и даже самолет, Гринго. И мне не нравится быть твоей нянькой. Я готовился совсем не к этому.

Напиваться Хемингуэй разумеется не стал, хотя горло он и промочил с удовольствием. Два часа он потратил на попытки нарисовать в голове примерный ход операции для будущей книги, но ничего не получалось. Ведь он находился не так далеко от места событий, чтобы не услышать даже пистолетные выстрелы, но их не было. Городскую тюрьму Мехико эти скользящие существа взяли совершенно беззвучно. Посередине белого дня. Попытка разговорить Начо не удалась, тот только буркнул — 'Отдыхай, пока время есть.' и опять погрузился в свои мысли.

Из бара вышли, как только стемнело. В пристройке их ждал старенький, но исправный Додж-пикап, которым и воспользовались, добравшись до места всего за полтора часа. Вообще, организация дела поражала опытнейшего журналиста. Эти люди предусмотрели все, даже фотолабораторию и печатную машинку для его личных нужд. Отказался рассказывать о деталях операции и 'Че'. Он только мило улыбнулся 'Ты же рядом был, че, сам все видел. Что не увидел — придумаешь.'

Зато посвятил в дальнейшие планы — они решили захватить Кубу. Одним неполным батальоном, вооруженные только стрелковым оружием. 'Ты с нами можешь не ходить, че. Фотоаппарат Начо отдай, он умеет обращаться. А потом мы тебе все расскажем. Все равно ведь сам опять ничего не увидишь. Зачем зря подставляться?'

Двадцать третьего вечером в лагерь коминтерновцев прибыл, разумеется инкогнито, заместитель министра государственной безопасности СССР — Наум Исаакович Эйтингон. О себе он Хемингуэю упоминать запретил под страхом 'подвешивания на ветке дерева за тестикулы'*, но зато, с его разрешения, дать интервью согласился Меркадер, что для материала статьи в 'Правде' было даже лучше. Это будет не сенсация, не бомба, а настоящий журналистский 'Шанхай'. И то, что он после этого станет невъездным в Мексику, нисколько не печалила. Карман Эрнста Хемингуэя уже грел, привезенный Эйтингоном, паспорт гражданина СССР. 'Главное — книга!'

*на суку за яйца.

* * *

25 июня 1953 года. Москва. Внеочередное заседание Бюро ЦК КПСС.

Присутствуют — Генеральный секретарь ЦК КПСС Рокоссовский Константин Константинович, Председатель Совета министров — Маленков Георгий Максимилианович, Секретарь ЦК, министр Государственной Безопасности — Судоплатов Павел Анатольевич, заместитель Председателя Совета министров — Косыгин Алексей Николаевич, министр Иностранных дел — Громыко Андрей Андреевич, , министр Внутренних дел — Игнатьев Семён Денисович, министр Обороны — Василевский Александр Михайлович, министр Государственного контроля — Меркулов Всеволод Николаевич. Первый секретарь Московского ГиОК КПСС Брежнев Леонид Ильич, министр по делам Молодежи и Спорта — Шелепин Александр Николаевич. Приглашенный — Командующий ВВС и ПВО ГСОВГ, генерал-полковник Сталин, Василий Иосифович.

— Здравствуйте, товарищи! Дело действительно срочное, до завтра ждать не может, решение придется принимать неполным составом.

Товарищи переглянулись. Отсутствовали четверо 'космонавтов' — Берия, Устинов, Королев и Лебедев, зато присутствовал очень знаковый 'гость' — товарищ Сталин. Василий Сталин. Рокоссовский не стал сам разъяснять причин такой спешки.

— Прошу вас, Павел Анатольевич.

— Товарищи, нами получены достоверные данные о, планирующейся на двадцать восьмое июня, ядерной атаки Москвы, Ленинграда и китайской базы на острове Рюген.

Тишина провисела примерно минуту. Первым не выдержал Маленков.

— Насколько достоверны эти данные, Павел Анатольевич?

— Нам достоверно известны аэродромы, номера машин и даже имена большинства летчиков. Известно время 'Ч'. Известно максимально возможное количество боеприпасов — двенадцать, но сколько решат потратить — пока не известно. Это у них вероятно решится в самый последний момент. Если не вмешаются какие-нибудь марсиане, то атака начнется в двадцать два ноль-ноль по московскому времени, двадцать восьмого июня. Данные достаточно достоверны, Георгий Максимилианович, чтобы на основании них принять решение неполным составом Бюро.

Снова тишина. Минута, пошла вторая. Снова сдали нервы у Маленкова.

— Но если нам все известно, может сами по ним бахнем?

Рокоссовский на это ему одобряюще кивнул.

— Может и бахнем, Георгий Максимилианович. Для того сегодня и собрались, чтобы решить — бахать, или ждать. Товарищи, как вы помните, именно я занимался организацией ПВО ГСОВГ, еще по поручению товарища Ста... Старшего. Предлагаю перед принятием решения заслушать непосредственно командующего операцией по защите Страны от этого подлого и вероломного удара. Прошу вас, товарищ Сталин.

Генерал-полковник Сталин встал почти по стойке смирно и коротко доложил.

— До нашей границы не долетит ни один, товарищ Верховный Главнокомандующий.

— Садитесь, Василий Иосифович. Это Бюро ЦК, а не Ставка ВГК. Мы здесь собираемся чтобы обсуждать и спорить. Вопросы к товарищу Сталину?

Маленков опять впавший в сомнения вопрос придумать сумел.

— А вы бы как проголосовали, товарищ Сталин? Бахать, или ждать?

— Ждать. Но я лицо заинтересованное. Я к этому готовился и готовил своих парней. Они все рвутся в бой, и этот порыв я поддерживаю. Мы уверены, что остановим их до границы.

— А куда в этом случае денутся атомные бомбы?

— Побросают там — докуда дотянут. Пекинскую бомбу нам повезло над морем остановить.

— То есть, вполне реально, что где-то в Германии, а может быть даже в Польше произойдут ядерные взрывы?

— Так точно, в Германии возможно, с очень большой долей вероятности. Этого мы предотвратить не можем. Предположительно они пойдут единой армадой. Первая цель — Рюген, вторая — Ленинград, третья — Москва. Основная битва произойдет в районе треугольника Гамбург — Любек — Шверин. Рюген отстоим с вероятностью девяносто процентов.

— Еще вопросы к Василию Иосифовичу? Нет вопросов. Александр Михайлович, — Рокоссовский повернулся к министру обороны, — Вам сегодня первому высказываться.

— Надо бить их сегодня же ночью. Две цели мы гарантированно поразим. Цели разведаны, все планы давно готовы. А заодно и Скапа-Флоу накрыть, чтоб молодцу неповадно было. Армия берется выполнить эту задачу.

— Принято. Павел Анатольевич?

— Бить первыми.

За предложение маршала Василевского высказались также Меркулов, Брежнев и Шелепин, за выжидание Маленков, Косыгин, Громыко, Игнатьев и сам Рокоссовский. Он и подвел итог.

— Ну что, товарищи, ситуация патовая. Вношу предложение, ввиду чрезвычайности ситуации, учесть голос товарища Сталина, кооптировав его в Бюро ЦК КПСС на этом конкретном заседании. Впоследствии разработаем норму для таких случаев. Учитывать мнение непосредственного исполнителя, по-моему, крайне необходимо. Голосуем поднятием рук. Кто за? Единогласно, товарищи. Ждем внезапного и вероломного нападения и сразу объявляем войну всем британским союзникам. Александр Михайлович и Павел Анатольевич — прошу ко мне.

* * *

Глава восьмая.

1 июля 1953 года. Борт подводной лодки HMS Aphrodite (P432)

Сэр Уинстон Черчилль сидел в капитанской каюте, идущей в подводном положении, субмарины Роял Нэви 'Афродита' и периодически посасывал незажженную сигару. Посасывал жадно, словно пытаясь получить дым без огня.

Своего нынешнего статуса Черчилль пока так и не понял. После неудачной попытки атаковать китайскую базу на острове Рюген, ответного удара по Лондону ожидали со дня на день. Премьер-министр принял решение не покидать города, но королева приказала его эвакуировать. Можно ли считать насильственную эвакуацию арестом? Кроме курения его ни в чем не ограничили, у двери каюты не стоял караульный, но выходить из нее, у сэра Уинстона желания не возникало.

Да, к сожалению, не удалось добраться даже до Рюгена, не говоря уж про Ленинград и Москву. Возможно, решение единой армадой и было ошибочным, эти новые русские ракеты по такой большой цели работали чертовски эффективно, но скорее всего шансов добраться до цели не было вообще никаких. Русские ждали, и наверняка предусмотрели все возможные варианты.

Мерзавец Стивенс отказался выполнить приказ — использовать, находящиеся в его распоряжении, два ядерных боеприпаса, а вместо этого сдался вместе с ними в плен израильтянам, как только войну Британии и союзникам объявил Советский Союз. Впрочем, сдался не он один, сдались и французы с турками, а так-же последние французские части в Юго-Восточной Азии. 'Азия — для азиатов!' Сегодня уже свершившийся факт. А завтра для азиатов будет и Европа, и даже Остров! Этот новый Атилла, новый Чингисхан — Сталин проглотит все.

Во Франции уже пало правительство Рене Майера, а Шарль де Голль наотрез отказался возглавить новое правительство. 'Францию неминуемо ожидает позорная капитуляция, и я предпочитаю пережить этот позор в качестве простого гражданина.' Не сегодня — завтра рухнут кабинеты в Австралии, Южно-Африканском Союзе и Новой Зеландии. В Турции давно анархия и паника, из европейской части и Стамбула массовый исход на азиатский берег, беженцы голодают, уже начались эпидемии.

Уинстон Черчилль сделал большой глоток 'бурбона' и снова попыхал незажженной сигарой. Бежать из Лондона не имело никакого смысла, кроме недолгого продления иллюзии продолжающейся борьбы за Империю. Если и бежать, то подальше, сразу в Австралию, дотуда еще полгода не доберутся, а Канада граничит с Аляской.