— Я устала, — соглашаюсь и смотрю в потолок. Ситуация тупиковая, и выхода нет. Или есть?
Внезапная мысль ослепила вспышкой, добавила энтузиазма. Я села на кровати и поправила волосы, стараясь не думать о том, что он так близко. Не думать было сложно — вот же он, рядом, совсем как раньше. И непривычно чужой.
— Маршал может выследить человека из другого племени? Ну... хотя бы примерно? Мне нужно найти кое-кого, он, скорее всего, уехал, и ему нужна помощь. А я могу помочь.
Эрик посмотрел на меня с любопытством и снова улыбнулся. С его улыбкой вернулось тепло, легло на плечи пушистым пледом. Согрело.
— Кого ты потеряла, Полина?
— Мирослав Теплов, вождь альва. Он тоже выпил Гектора и теперь боится, что тот может убить его. Поехал искать хищных, которые умеют, ну... очищать жилу от кена. Искать сольвейгов, понимаешь?! А я ведь здесь, рядом, и...
— Подумаю, что можно сделать, — перебил он. Помолчал немного, пристально меня изучая. Я поежилась. В силе ли еще наша договоренность? Сдержит ли Эрик обещание, которое давал в прошлом году? И внезапно поняла — мне все равно. Пусть лезет в голову и читает. Мне больше нечего скрывать.
— Где ты была сегодня вечером? — Вопрос заставляет вздрогнуть. Прямой взгляд не дает шанса укрыться, спрятаться за паутиной несущественных слов.
Опускаю глаза и наверняка краснею.
— Бога ради, Эрик, что за допрос?
Отчаянная попытка отвертеться. Неудачная.
— Просто ответь, Полина.
Он хочет правду. Я всегда была за честность. Вариантов немного...
— Ужинала, — отвечаю уклончиво. В глаза посмотреть все еще не хватает воли.
— Это не ответ.
— Какой вопрос, такой и ответ, — огрызаюсь на автомате, понимая, что все разрушилось. Неожиданное волшебство от его присутствия, нежность, забота. Все. Ничего этого больше не будет, если я скажу то, чего Эрик от меня ждет.
— Я просто хочу знать. — Тихий голос срывает последнюю защиту. Щит разлетается мелкими щепками. Я открыта и... свободна. От свободы этой, некогда желанной, хочется удавиться.
— Я была на свидании, — шепчу и закрываю глаза. И выдыхаю убийственное: — С Владом.
Немая сцена. Недоумение. Недоверчивость во взгляде. А потом понимание...
— Ты... с ним... — Замолчал. И глаза отвел, словно это он, а не я, гулял с другой весь вечер. Тогда, в доме Гектора Эрик наоборот смотрел прямо и не смущался.
— Нет.
— Тогда что? Попытка меня позлить?
— Не все в этом мире крутится вокруг тебя, Эрик! — выпалила я с обидой. — Он помог мне. К тому же, вы не очень-то и отличаетесь друг от друга.
Эрик молчал. Сидел, смотрел в одну точку и не шевелился. Я не без труда встала. Безумно мешало платье, а еще чулки сползли, и кружево вызывающе выглядывало из-под юбки. Нет, не быть мне элегантной леди.
Обида вернулась и стучала в висках барабанной дробью пульса. Словно он может обвинить меня в неверности? Делать оскорбленный вид после того, как сам... с ней... К обиде присоединилась ревность, выедая душу, словно кислота.
— Не для того я ужинала с ним, чтобы позлить тебя. Но сказала тебе именно для этого!
Я развернулась и направилась в душ. Дверью хлопнула даже. По-детски, полуистерично. А под струями горячей воды плакала, сдерживая рыдания, прислонившись спиной к еще не успевшей прогреться плитке.
Когда вышла из ванной, Эрика уже не было. Ушел, даже не попрощавшись. Что ж, этого стоило ожидать. Теперь это точно конец. Окончательно и бесповоротно.
И вроде не изменилось ничего, а на душе как-то пусто. Темно. Усталость давит. Я выпила остывший кофе — осушила чашку одним глотком. Он оказался горьким, как и наш с Эриком разговор. Случившееся дальше помню смутно. Как-то дошла до кровати, расстелилась даже. И отключилась, как только голова коснулась подушки.
Следующий день выдался хмурым. Сизые тучи, мелкая морось, оставляющая точки на стекле. Серый мир в разводах, прохожие под тусклыми зонтами, заляпанные грязью туловища машин.
Тоска смертная!
Хотелось увидеть сына, но я понимала, что Эрик может быть у скади, и чем обернется для нас новая встреча, неизвестно. Он определенно злился, потому и ушел. Или вконец разочаровался во мне, кто знает.
Не нужно было быть такой резкой, но ведь он сам спросил. А Влад... Черт, я вчера почти согласилась! Совсем мозги выключила, наверное. Это же Влад, такие не меняются. А вчера так хотелось поверить...
Глупо все вышло ночью. И я вела себя глупо. Обидой плевалась, словно ядом. Эрик не любил Лидию, когда был с ней. А я целовалась с человеком, по которому сходила с ума много лет. И Эрик знает это.
Нечестно. Но, скорее всего, месть удалась.
Почему же тогда так горько? И внутри все сжимается, словно я ошибку совершила?
Нет, нельзя чувствовать вину! Это он тебя прогнал, Полина. Брутально бросил в доме Гектора. Ничего не объяснив. Оставил одну бояться смерти, без каких-либо зацепок.
Я умылась холодной водой и выпила кофе. Полегчало. Мир окрасился цветами, еще блеклыми, но все же лучше, чем черно-белый. На балконе дышалось свободно, ладони собирали морось, вены напряглись, наполняясь кеном. Все же странно, что он еще питает меня — защитник атли. Наверное, нельзя до конца избавиться от привязанности крови, если ты не отреченный.
Вспомнились слова Влада о проклятии. Возможно ли это? Или все же то, что между нами — настоящее? Неконтролируемые, неправильные, порочные чувства, которые не затереть. Любовь? Вряд ли. Любви без доверия не бывает. Но с ним хорошо. Иногда. Когда он перестает быть козлом.
В дверь позвонили — пронзительно и громко. На пороге стоял курьер — мальчик лет семнадцати. Он поздоровался и важно протянул мне коробку двадцать на сорок сантиметров. Я расписалась в какой-то его ведомости и осталась наедине с подношением. Открывать было страшновато, но я подумала, что если защита Эрика пропустила неизвестную посылку, да и амулет оставался холодным, мне ничего не грозит.
Интересно, кто прислал мне это? И зачем?
Осторожно и немного боязно я разорвала упаковочную бумагу. Прям там, у порога, она с шелестом приземлилась на пол. Я открыла коробку и... обомлела. На стружке из белой бумаги лежала роза. Синяя. Никогда не видела таких цветов — нежный бутон в средоточии имел насыщенный, темно-синий оттенок, в лепестках раскрывался ярким, венчая тонкие, полупрозрачные кончики голубым. Стебель с острыми шипами украшали темно-зеленые, словно из воска, листья с крупными прожилками. В углу коробки, зарытая в бумажную стружку, чернела небольшая коробочка обтянутая бархатом, а рядом торчала карточка. Я взяла ее и развернула. На тисненной золотом бумаге корявым почерком было нацарапано одно слово: 'Эрик'. И все. Ни намека, ни объяснения. Только имя.
Я стояла все там же, у двери, и не знала, что делать. Как реагировать. И что все это значит?!
В гостиной я аккуратно опустила коробку на журнальный столик, словно она могла растаять, раствориться несбывшимся чудом, иллюзией. Миражом.
Мне не померещилось. Вот она лежит, оттеняя синим бумагу. Записка тут же. И коробочка. Все по-настоящему.
Набрала воды в вазу и осторожно, боясь поломать, поставила туда цветок. Коробочка на ощупь была мягкой и прохладной. Щелкнул замочек, крышка приподнялась, и на черном бархате подкладки мне явился еще один цветок.
Белый с голубым. Камни переливаются на тонких и нежных лепестках, сверкают, искрятся. Небольшая изящная брошка, настолько хрупкая, что страшно в руки взять.
Голубой лотос.
И я, несмотря на страх, все же беру ее в руки. Они трясутся, и застежка не сразу поддается. Я в старой футболке и спортивных шортах 'Адидас', к ним не идут такие изысканные украшения. Но я все равно прикалываю — в районе сердца. Сажусь в кресло. Дыхание сбивается, становится прерывистым, сердце колотится, как сумасшедшее, а в голове всего один вопрос.
Что все это значит для меня? Для нас?
Трясущейся рукой беру телефон, пальцы сами набирают смс.
Всего два слова.
Она прекрасна.
Ответ приходит тут же, с разрывом в пару секунд.
Как и ты.
Сердце стучит еще сильнее, голова кружится от радости. И уже даже не хочется ее скрывать. Перед кем хорохориться? Я одна в квартире. Улыбаюсь глупо и, едва прикасаясь, глажу нежные лепестки.
Поехать к скади. Срочно! И повод есть — не нужно ничего выдумывать. Да и не повод это вовсе, я действительно соскучилась по Алану. И не только по нему...
Меня обдало горячей волной предвкушения.
Собиралась я долго, намного дольше, чем на свидание. Почему-то казалось, буду выглядеть нелепо, если прическа растреплется или одежду подберу неправильно. Джинсы и спортивные штаны сразу показались неуместными. Хотелось надеть брошку, но из девочкового у меня и не было почти ничего. Только красное платье и пара летних сарафанов не по погоде.
Пришлось-таки нацепить джинсы. К ним я подобрала серую шифоновую блузу с воланами, на которой брошь смотрелась очень даже ничего. Туфли выбрасывать я повременила, заклеила мозоли пластырем и, поморщившись, все же всунула туда измученные ступни.
Накрасилась, распустила волосы.
Хотелось быть красивой, хоть немного походить на женщину, а не на подростка.
Пока ехала в такси, считала минуты и смотрела в забрызганное дождем окно. В груди ширилось, росло, распирало изнутри чувство предвкушения. Я не совсем понимала, чего именно ждала, но безумно хотелось побыстрее приехать.
Добрались мы уже в сумерках. Воздух пах свежестью и прелой листвой, зонт совершенно не спасал от влаги, забиваемой под него порывистым ветром. Осень расползлась по земле, распласталась, подминая под себя все, на что хватило ее плоского, широкого тела — листья на деревьях, пропитавшийся влагой асфальт, пожухлую траву, потускневшие от грусти дома. Осень дышала, и дыхание ее оседало на небе темно-серым мороком. Осень плакала, плевалась мелкими брызгами. Осень грустила, провожая лето...
В гостиной было шумно. Скади общались в ожидании ужина. Смеялись дети, визгливо бегая вокруг дивана, приглушенно ворковали женщины. Тома что-то с чувством выговаривала Антону, а тот виновато улыбался и кивал. Воительница увидела меня и тут же потеряла к нему всякий интерес. Подошла и крепко обняла, словно меня сто лет не было, и она соскучилась.
— Алан спит, — отрапортовала. — Промокла?
Я покачала головой.
— На такси приехала...
Слова застряли в глотке, амулет на груди тут же вспыхнул жаром, отмечая присутствие хозяина. Эрик стоял неподалеку и не сводил с меня глаз. От взгляда этого — горячего, требовательного — последующие слова Томы воспринимались плохо. Она что-то щебетала и дергала меня за руку, пытаясь привлечь внимание. Тщетно. Ее не было. Не было их всех — родных и близких людей, которые стали мне семьей. Не было высоких потолков со старинными люстрами, свисающими с них паутиной. Исчезли звуки и запахи, изображение померкло, вздрогнуло и сфокусировалось на одном-единственном человеке.
— Эй, слышишь меня? — Тома обиженно поджала губы. — Ужинать, спрашиваю, будешь?
Наваждение пошло трещинами, лопнуло и осыпалось под ноги мелким крошевом. Сначала вернулись звуки — гомон и смех, низкий голос Антона, который теперь говорил с Эриком.
— Нет, я... не голодна, — выдавила из себя почти насильно.
Роберт возник откуда-то справа. Нерешительно улыбнулся, взял за плечо.
— Спасибо! — сказал совершенно искренне.
А я совершенно искренне удивилась:
— За что?
— Лариса теперь свободна. Скоро она станет одной из нас, и мы, наконец, сможем венчаться.
— Оу...
Вот уж не думала, что Влад так быстро изгонит Лару. Действительно сюрприз, причем не знаешь, какие последствия тебе от него прилетят. Ведь, по сути, именно я упросила его отпустить Лару. А после вчерашнего вечера...
Щеки опалило румянцем, а по рукам, начиная от запястий к плечам побежали мурашки. Губы все еще горели — целоваться на ветру не лучшая идея.
— Я тут ни при чем, — пробормотала я смущенно и отвела глаза.
— Конечно, ни при чем, — лукаво согласился Роберт и настаивать на продолжении диалога не стал.
— Тамара, убери мой прибор, я тоже не буду ужинать. — Вкрадчивый голос у самого уха заставил вздрогнуть. Меня осторожно взяли под локоть. — Идем, со мной.
Иду. Внутри все замирает, я стараюсь не дышать, поспевая за размашистым шагом своего спутника. Нас впускает таинственная глубина кабинета. Запахи — лака, кожи, кофе и свежей сдобы — окружают со всех сторон. Задернутая штора. Полумрак. Документы, беспорядочно рассыпанные по лакированной спине стола. Диван и кресла на изогнутых ножках притаились и ждут.
И я жду.
Эрик останавливается у стола, его глаза смотрят жадно, испытывающе. И я совершенно не знаю, чем закончится этот вечер для меня.
— Присядь, пожалуйста, — просит он, хотя сам даже не думает садиться. Но я рада присесть — ноги практически не держат, туфли безбожно жмут, а я мысленно удивляюсь, какой сильной иногда может быть власть одного человека над другим. И дело ведь вовсе не в том, что он мой вождь. Когда-то он им не был, и все равно...
Сажусь на диван и ноги поджимаю. Хочется укрыться, но укрыться не могу — я вся на виду, от макушки до пят. И даже внутри, если заглянуть глубоко, тайн почти не осталось.
Эрик раздумывал еще около минуты, а потом тоже шагнул к дивану. Решил не использовать преимущество? Впрочем, у него их масса, не мне тягаться. Хотя и у меня есть одно. Значительное.
Он меня предал.
Поэтому я откинулась на спинку дивана и приготовилась слушать. В конце концов, я имею право на первый шаг с его стороны.
— Это сложнее, чем я думал, — сказал он некоторое время спустя и опустил глаза.
Да уж, нелегко. Причем, ждать не проще, чем говорить.
— Ты теперь скади и важна для племени. Надеюсь, понимаешь, насколько?
— Для племени?
Кажется, он зашел издалека. Сначала для племени, потом для Алана, а затем...
Или нет?
— Подставляться, как ты подставляешься сейчас, опасно. Тот человек, о котором я говорил, использует любую возможность, чтобы взять твой кен.
И снова прямой взгляд. Губы тонкой линией. Осуждающая поза. И я больше не понимаю, зачем он говорит это.
— Ты же поставил защиту, — лепечу бессмысленно.
— На квартиру — да, — кивает. — Но ты же не сидишь в ней безвылазно. Выходишь в магазин. — Он сделал паузу и покачал головой. — Гуляешь по ночам. К тому же, ты можешь увидеть будущее и не сказать. Из вредности.
— То есть это все... чтобы меня вразумить?! — выдыхаю и вскакиваю. Туфли тут же напоминают о недавних похождениях.
Дурацкие туфли! Вся ситуация дурацкая!
И я — дура, если повелась... если подумала...
Эрик в первую очередь — вождь, и заботится о племени. Не обо мне. Не для меня была та роза. И брошь.
Глупо все...
— Ты обижена, и нормально при этом делать все назло.
— Я не обижена, я разочарована. А для того, чтобы попросить человека не делать глупостей, необязательно дарить цветы!
— Я думал, тебе понравилась роза. — На лице его недоумение — похоже, он действительно не понимает... При всей своей проницательности абсолютно не видит, что происходит. Что он делает. Он же рушит все еще больше!
